Раневская обедала как-то у одной дамы, столь экономной, что Фаина Георгиевна встала из-за стола совершенно голодной. Хозяйка любезно сказала ей:
Прошу вас еще как-нибудь прийти ко мне отобедать.
С удовольствием, ответила Раневская, хоть сейчас!
Вы слышали, как не повезло писателю N? спросили у Раневской.
Нет, а что с ним случилось?
Он упал и сломал правую ногу.
Действительно не повезло. Чем же он теперь будет писать? посочувствовала Фаина Георгиевна.
Журналист спрашивает у Раневской:
Как вы считаете, в чем разница между умным человеком и дураком?
Дело в том, молодой человек, что умный знает, в чем эта разница, но никогда об этом не спрашивает.
Кем была ваша мать до замужества? спросил у Раневской настырный интервьюер.
У меня не было матери до ее замужества, пресекла Фаина Георгиевна дальнейшие вопросы.
У Раневской спросили, любит ли она Рихарда Штрауса, и услышали в ответ:
Как Рихарда я люблю Вагнера, а как Штрауса Иоганна.
На одесском рынке мужчина продает попугая и индюка. Раневская:
Сколько стоит ваш попугай?
Тысячу рублей, ведь он говорящий, может сказать «ты дурак».
А индюк?
Десять тысяч.
Почему так дорого?
Самый умный. Он не говорит «ты дурак», но он так думает.
Рина Зеленая рассказывала:
В санатории Раневская сидела за столом с каким-то занудой, который все время хаял еду. И суп холодный, и котлеты несоленые, и компот несладкий. (Может, и вправду.) За завтраком он брезгливо говорил: «Ну что это за яйца? Смех один. Вот в детстве у моей мамочки, я помню, были яйца!»
В санатории Раневская сидела за столом с каким-то занудой, который все время хаял еду. И суп холодный, и котлеты несоленые, и компот несладкий. (Может, и вправду.) За завтраком он брезгливо говорил: «Ну что это за яйца? Смех один. Вот в детстве у моей мамочки, я помню, были яйца!»
А вы не путаете ее с папочкой? осведомилась Раневская.
На заграничных гастролях коллега заходит вместе с Фаиной Георгиевной в кукольный магазин «Барби и Кен».
Моя дочка обожает Барби. Я хотел бы купить ей какой-нибудь набор
У нас широчайший выбор, говорит продавщица, «Барби в деревне», «Барби на Гавайях», «Барби на горных лыжах», «Барби разведенная»
А какие цены?
Все по 100 долларов, только «Барби разведенная» двести.
Почему так?
Ну как же, вмешивается Раневская. У нее ко всему еще дом Кена, машина Кена, бассейн Кена
Идущую по улице Раневскую толкнул какой-то человек, да еще и обругал грязными словами.
Фаина Георгиевна сказала ему:
В силу ряда причин я не могу сейчас ответить вам словами, какие употребляете вы. Но я искренне надеюсь, что когда вы вернетесь домой, ваша мать выскочит из подворотни и как следует вас искусает.
Приятельница сообщает Раневской:
Я вчера была в гостях у N. И пела для них два часа
Фаина Георгиевна прерывает ее возгласом:
Так им и надо! Я их тоже терпеть не могу!
Раневскую о чем-то попросили и добавили:
Вы ведь добрый человек, вы не откажете.
Во мне два человека, ответила Фаина Георгиевна. Добрый не может отказать, а второй может. Сегодня как раз дежурит второй.
В переполненном автобусе, развозившем артистов после спектакля, раздался неприличный звук. Раневская наклонилась к уху соседа и шепотом, но так, чтобы все слышали, выдала:
Чувствуете, голубчик? У кого-то открылось второе дыхание!
В театре.
Извините, Фаина Георгиевна, но вы сели на мой веер!
Что? То-то мне показалось, что снизу дует.
Артист Театра Моссовета Николай Афонин жил рядом с Раневской. У него был «горбатый» «Запорожец», и иногда Афонин подвозил Фаину Георгиевну из театра домой. Как-то в его «Запорожец» втиснулись сзади три человека, а впереди, рядом с Афониным, села Раневская. Подъезжая к своему дому, она спросила:
К-Колечка, сколько стоит ваш автомобиль? Афонин сказал:
Две тысячи двести рублей, Фаина Георгиевна.
Какое блядство со стороны правительства, мрачно заключила Раневская, выбираясь из горбатого аппарата.
Раневская с подругой оказались в деревне.
Смотри, какая красивая лошадь!
Это не лошадь, а свинья!
Да? А почему у нее рога?
Фаина Георгиевна Раневская однажды заметила Вано Ильичу Мурадели:
А ведь вы, Вано, не композитор!
Мурадели обиделся:
Это почему же я не композитор?
Да потому, что у вас фамилия такая. Вместо «ми» у вас «му», вместо «ре» «ра», вместо «до» «де», а вместо «ля» «ли». Вы же, Вано, в ноты не попадаете.
Как-то начальник ТВ Лапин спросил:
Когда же вы, Фаина Георгиевна, засниметесь для телевидения?
«После такого вопроса должны были бы последовать арест и расстрел», говорила Раневская.
В другой раз Лапин спросил ее:
В чем я увижу вас в следующий раз?
В гробу, предположила Раневская.
Литературовед Зильберштейн, долгие годы редактировавший «Литературное наследство», попросил как-то Раневскую написать воспоминания об Ахматовой.
Ведь вы, наверное, ее часто вспоминаете, спросил он.
Ахматову я вспоминаю ежесекундно, ответила Раневская, но написать о себе воспоминания она мне не поручала. А потом добавила: Какая страшная жизнь ждет эту великую женщину после смерти воспоминания друзей.
В больнице, увидев, что Раневская читает Цицерона, врач заметил:
Не часто встретишь женщину, читающую Цицерона.
Да и мужчину, читающего Цицерона, встретишь не часто, парировала Фаина Георгиевна.
В Театре им. Моссовета Охлопков ставил «Преступление и наказание». Геннадию Бортникову как раз об эту пору выпало съездить во Францию и встретиться там с дочерью Достоевского. Как-то, обедая в буфете театра, он с восторгом рассказывал коллегам о встрече с дочерью, как эта дочь похожа на отца:
Вы не поверите, друзья, абсолютное портретное сходство, ну просто одно лицо!
Сидевшая тут же Раневская подняла лицо от супа и как бы между прочим спросила:
И с бородой?
Раневская стояла в своей гримуборной совершенно голая. И курила. Вдруг к ней без стука вошел директор-распорядитель Театра имени Моссовета Валентин Школьников. И ошарашенно замер. Фаина Георгиевна спокойно спросила:
Вас не шокирует, что я курю?
Артисты театра послали Солженицыну (еще до его изгнания) поздравительную телеграмму. Живо обсуждали этот акт. У Раневской вырвалось:
Какие вы смелые! А я послала ему письмо.
Известная актриса в истерике кричала на собрании труппы:
Я знаю, вы только и ждете моей смерти, чтобы прийти и плюнуть на мою могилу!
Раневская толстым голосом заметила:
Терпеть не могу стоять в очереди!
Почему Бог создал женщин такими красивыми и такими глупыми? спросили как-то Раневскую.
Красивыми чтобы их могли любить мужчины, а глупыми чтобы они могли любить мужчин.
Раневская вспоминала, что в доме отдыха, где она недавно была, объявили конкурс на самый короткий рассказ. Тема любовь, но есть четыре условия:
1) в рассказе должна быть упомянута королева;
2) упомянут Бог;
3) чтобы было немного секса;
4) присутствовала тайна.
Первую премию получил рассказ размером в одну фразу:
«О, Боже, воскликнула королева. Я, кажется, беременна и неизвестно от кого!»
Режиссер Театра имени Моссовета Андрей Житинкин вспоминает:
Это было на репетиции последнего спектакля Фаины Георгиевны «Правда хорошо, а счастье лучше» по Островскому. Репетировали Раневская и Варвара Сошальская. Обе они были почтенного возраста: Сошальской к восьмидесяти, а Раневской за восемьдесят. Варвара была в плохом настроении: плохо спала, подскочило давление. В общем, ужасно. Раневская пошла в буфет, чтобы купить ей шоколадку или что-нибудь сладкое, дабы поднять подруге настроение. Там ее внимание привлекла одна диковинная вещь, которую она раньше никогда не видела, здоровенные парниковые огурцы, впервые появившиеся в Москве посреди зимы. Раневская, заинтригованная, купила огурец невообразимых размеров, положила в глубокий карман передника (она играла прислугу) и пошла на сцену.
В тот момент, когда она должна была подать барыне (Сошальской) какой-то предмет, она вытащила из кармана огурец и говорит:
Вавочка (так в театре звали Сошальскую), я дарю тебе этот огурчик.
Та обрадовалась:
Фуфочка, спасибо, спасибо тебе.
Раневская, уходя со сцены, вдруг повернулась, очень хитро подмигнула и продолжила фразу:
Вавочка, я дарю тебе этот огурчик. Хочешь ешь его, хочешь живи с ним.
Вере Марецкой присвоили звание Героя Социалистического Труда.
Любя актрису и признавая ее заслуги в искусстве, Раневская тем не менее заметила:
Чтобы мне получить это звание, надо сыграть Чапаева.
Меня так хорошо принимали, рассказывал Раневской вернувшийся с гастролей артист N. Я выступал на больших открытых площадках, и публика непрестанно мне рукоплескала!
Вам просто повезло, заметила Фаина Георгиевна. На следующей неделе выступать было бы намного сложнее.
Почему?
Синоптики обещают похолодание, и будет намного меньше комаров.
Идет обсуждение пьесы. Все сидят.
Фаина Георгиевна, рассказывая что-то, встает, чтобы принести книгу, возвращается, продолжая говорить стоя. Сидящие слушают, и вдруг:
Проклятый девятнадцатый век, проклятое воспитание: не могу стоять, когда мужчины сидят, как бы между прочим замечает Раневская.
Дорогая, сегодня ты спала с незапертой дверью. А если бы кто-то вошел? всполошилась приятельница Раневской, дама пенсионного возраста.
Ну сколько можно обольщаться? пресекла Фаина Георгиевна собеседницу.
Почему женщины так много времени и средств уделяют внешнему виду, а не развитию интеллекта?
Потому что слепых мужчин гораздо меньше, чем глупых.
Во время эвакуации Ахматова и Раневская часто гуляли по Ташкенту вместе. «Мы бродили по рынку, по старому городу, вспоминала Раневская. За мной бежали дети и хором кричали: Муля, не нервируй меня! Это очень надоедало, мешало мне слушать Анну Андреевну. К тому же я остро ненавидела роль, которая принесла мне популярность. Я об этом сказала Ахматовой. Не огорчайтесь, у каждого из нас есть свой Муля! Я спросила: Что у вас Муля? Сжала руки под темной вуалью это мои Мули, сказала Анна Андреевна».
Раневская рассказывала, что, когда Ахматова бранила ее, она огрызалась. Тогда Ахматова говорила:
Наша фирма «Два петуха!»
В эвакуации в Ташкенте Раневская взялась продать кусок кожи для обуви. Обычно такая операция легко проводится на толкучке. Но она направилась в комиссионный магазин, чтобы купля-продажа была легальной. Там кожу почему-то не приняли, а у выхода из магазина ее остановила какая-то женщина и предложила продать ей эту кожу из рук в руки. В самый момент совершения сделки появился милиционер молодой узбек, который немедленно повел незадачливую спекулянтку в отделение милиции. Повел по мостовой при всеобщем внимании прохожих.