Генриетта Глебовна вздохнула, как добрая бабушка:
Не боится мама отпускать тебя?
Сашка засопел, заперекладывал мыльницу и зубную щетку.
Ну да, «не боится». Каждый раз такое «Прощание славянки» Завтра позвонить надо, что все в порядке.
Позвони, позвони Идемте ужинать. А потом я постелю проводнику на раскладушке. Игорь Петрович, не возражаете, если в вашей комнате?
Я не возражал.
Когда легли, Сашка сразу начал тихо посапывать. Я тоже стал засыпать, удивившись напоследок, какой длинный и необычный был день. И вдруг услышал:
Игорь Петрович
Что, Саня?
А вы ту книжку, про мальчика из Назарета написали?
Сон стек с меня, как темная вода.
Нет, Саня, не написал.
А почему?
Честно говоря, побоялся.
Потому что религию раньше запрещали, да?
Нет, что ты Во-первых, жизнь Христа это ведь не только религия. Это история, философия и масса всяких общечеловеческих тем А испугался я только себя. Почуял, что пороху не хватит. Начал и отложил
Побоялись, что будет еще один апокриф?
Эк ведь он меня! Почти в точку Но я не обиделся.
Понимаешь, Саня, я не сумел. Пока писал просто про его детство: про игры, про школу, про родителей и приятелей, вроде бы получалось. А как доходило до главного Тема Великого Служения не каждому по зубам. У самого-то у меня в детстве таких мыслей, разумеется, не было
Я теперь будто не с Сашкой, а с собой говорил. В полумгле. Вполголоса. Но он расслышал. И сказал сбивчиво, тихо:
Но в детстве ведь наверно, каждый про какой-нибудь подвиг думает
Наверно. Только тут не о подвиге речь, а о любви к людям и о желании спасти всех Знаешь, я мог бы написать, если бы постарался. И возможно, повесть напечатали бы, поскольку времена меняются. Но это была бы еще одна средненькая книжка. И многие сказали бы, что автор спекулирует на модной теме. Сейчас это не редкость Давай, Саня, спать.
Ладно, покладисто сказал он. И вдруг попросил (я даже почувствовал в темноте, как он жалобно поморщился): Только не называйте меня Саней, хорошо? Сашка вот и все. Я с рождения привык
Ну, если с рождения А у меня тоже просьба, начал я и прикусил язык. Потому что получилось бы слишком резко.
Но он понял:
Больше не лезть с разговорами о книжках, да?
«Так тебе и надо, старому идиоту!» Я объяснил виновато:
Видишь ли как говорится, я с этим делом «завязал».
Раскладушка отчаянно заскрипела.
Почему?!
Как тебе сказать Сашка. Наверное, все чернила израсходовал, которые были отпущены.
Ох уж недовольно выдохнул он.
Мне вдруг стало чертовски стыдно. Зачем я ною перед мальчишкой? Разве он обязан слушать излияния, которые и самому-то мне противны?.. И все равно он не поймет, что получилось просто несовпадение сроков: «баллончик в авторучке» опустел раньше, чем кончилось календарное время. Оно протянулось усилиями мудрого Артура Яковлевича, которому честь и хвала, но о котором я сейчас не хочу вспоминать. Ни о чем не хочу. Я человек без имени, беглец в свою последнюю сказку
Вы отдохнете в отпуске, а потом все равно за новую книжку засядете, утешил меня Сашка.
«Я не сяду за книжку, если даже захочется. Потому что не успею ее закончить Да и какой смысл? Она все равно была бы не лучше прежних Вот если бы найти Тетрадь»
Но Сашке я сказал:
Все может быть Спи.
2. Спички и волчок
Когда я проснулся, Сашкина раскладушка была застелена, сам он сидел на полу. Уже одетый, но босой. Раскладывал на половицах спички, соединял их в ромбы и звездочки. Потом провел над этими фигурками ладонью. Некоторые спички встали торчком, а две подскочили и головками прилипли к ладони.
Ого удивился я.
Сашка вздрогнул, обернулся.
Доброе утро, сказал я.
Сашка ответил без улыбки:
Доброе утро Мы, кажется, рано подписали контракт.
Что такое?
Ну, потому, что сегодня в Подгорье не пройти. Я считал, считал, не получается развертка. Можно только завтра.
Подумаешь, беда какая, сказал я с облегчением. Завтра так завтра. Сегодня по Овражкам погуляем. Найдем чем заняться
Тогда Сашка заулыбался.
Ага! Тут тоже много всякого, интересного
А над чем это ты колдуешь?
Я же говорю: пространственную развертку смотрел
Это что же, способ такой? Со спичками?
Ну, вообще-то нас по-разному учили. А это я сам придумал. Никакого компьютера не надо. Лишь бы волчок слушался.
Что за волчок?
А вот! Сашка показал картонный кружок, проткнутый заостренной спичкой. Смотрите! Я в какую сторону его запускаю? Запомните И он крутнул спичку двумя пальцами. Легонький волчок затанцевал на половице. Конечно, он вертелся по часовой стрелке. Я так и сказал.
Ага А теперь глядите Сашка сомкнул над волчком ладони, не касаясь его. Я свесился с кровати, оперся рукой об пол. Сашка развел ладони медленно, осторожно. Волчок замедлял бег. И крутился теперь против часовой стрелки. Это стало особенно ясно, когда он упал на бок и покатился.
Вот так фокус
Вовсе не фокус! Просто меняются координаты совмещенных пространств Игорь Петрович, вы вставать будете? А то Генриетта Глебовна уже два раза спрашивала
Батюшки, десятый час! Я дернулся под одеялом и выругал себя за то, что спал без пижамы. Сейчас будет неловко перед Сашкой за свой живот, длинные трусы и жидкие волосатые ноги. К счастью, заглянула в дверь Генриетта Глебовна.
Игорь Петрович, встава-ать!.. А ты, юноша, помоги-ка мне притащить воды от колонки
3. «Приличный ребенок»
Во время завтрака мы договорились, что прежде всего пойдем с Сашкой на рынок. Там, помимо всяких других, есть книжный ряд. Генриетта Глебовна сказала, что иногда попадаются редкие издания, а случается, что и рукописи. И глянула на меня с пониманием, словно о чем-то догадывалась.
Сашка проворно и без всякой просьбы хозяйки помог ей убрать со стола и вымыть посуду. За это удостоился благосклонных улыбок и похвал. Но когда он сказал, что пора, пожалуй, отправляться в путь, Генриетта Глебовна подбоченилась и саркастически спросила:
Ты что, таким чучелом и пойдешь?
А чего?.. Сашка надул губы. Не в театр же
Мне в общем-то было все равно, как выглядит мой проводник, но из педагогических соображений я поддержал Генриетту Глебовну:
Ты что, таким чучелом и пойдешь?
А чего?.. Сашка надул губы. Не в театр же
Мне в общем-то было все равно, как выглядит мой проводник, но из педагогических соображений я поддержал Генриетту Глебовну:
Мы не только на рынок пойдем, но и в книжные магазины. Это заведения интеллигентные, а ты как флибустьер
Сашка встал в забавную позу марионетки: сдвинул носки кроссовок и коленки, растопырил пятки и локти, заболтал повисшими кистями рук. По-птичьи, одним глазом, оглядел себя сверху вниз.
Кошмар-р, дурашливым, как у Буратино, голоском согласился он. Хорошо. Сейчас буду умненький-благоразумненький. И кр-расивый. Аж пр-ротивно Повернулся на пятке и ускакал на одной ноге.
Генриетта Глебовна засмеялась:
Ох, не соскучитесь вы с таким проводником.
Чую
Сашка появился через несколько минут причесанный, в новом летнем костюмчике из некрашеной льняной ткани. Я вспомнил, что лет двадцать назад такой же костюм Тереза купила для Дениса, когда мы собирались в поездку по Волге. Сыну эта одежка очень понравилась: не мнется, пыль на ней незаметна, после дождя материя высыхает в пять минут. Дениска в этом наряде и в песке валялся, и в воду прыгал, а тот все как новый. Лишь одно раздражало Дениса желтые пластмассовые пуговицы на шортиках, они были пришиты снизу по бокам, по две с каждой стороны. Сын хотел было их отрезать, но мать отобрала ножницы и хлопнула по рукам: «Что за фокусы! Это фасон такой» «Детсадовский фасон» «Ты мне порассуждай!..»
В конце концов Денис примирился с пуговицами и привык их крутить в пальцах при разных случаях жизни. Стоит надувшись перед матерью, получает очередную словесную взбучку и вертит пуговки с двух сторон. Или, наоборот, в приступе прыгучего настроения крутнет их до отказа, как регуляторы скорости, взлягнет тонкими ногами и помчался!.. Он был маленький, остроглазый, смуглый, не похожий на Сашку. Но сейчас я все же малость вздрогнул
Мальчишечья мода за двадцать лет, видимо, не изменилась. На Сашкиной курточке (или рубашке навыпуск) я даже увидел такую же, как у Дениса, нашивку: синий кружок со спортсменом-лучником и желтыми буковками по краю. Буковки эти мальчишечье имя. Нашивку старались подобрать, чтобы имя соответствовало. Кому-то везло, кому-то нет. Денису повезло. А Сашке?.. Я пригляделся. Да, у него так и было вышито: Сашка.
Генриетта Глебовна тоже присмотрелась.
Это что же, твое официальное наименование? Не Саша, не Саня, не Шурик, а именно так?
Ага Дурашливая нотка опять зарезвилась в голосе у Сашки. Но все равно я очень воспитанный и примерный. Он сжал губы бантиком, взялся (как Денис) за пуговки и повертел ногой в новом желтом носке и оттертой от пыли кроссовке. Вот, даже башмаки начистил
А космы твои все равно чудовищны, сообщила Генриетта Глебовна. Не мальчик, а швабра.
Мы зайдем по дороге в парикмахерскую, примирительно пообещал я.
Сашка взвился на одной ноге.
Ёшкин свет! Мы так не договаривались! Этого в контракте нету!
Да ты что? По контракту только стрижешься? изумилась Генриетта Глебовна.
Я в парикмахерские вообще не хожу! Только мама стрижет или знакомая тетя Ира Потому что в парикмахерских кресла почти как у зубных врачей. Меня там жуть берет.
И не стыдно?
Стыдно, сокрушенно сказал Сашка. Но зубных врачей все равно боюсь. И вообще всяких Это у меня врожденное.
Дурость у тебя врожденная, решила Генриетта Глебовна. Ну ладно. Давай я сама тебя подстригу. Я хотя тоже медик, но без кресла Надеюсь, не сбежишь?
От вас разве сбежишь, вздохнул он.
Генриетта Глебовна усадила Сашку на табурет, укутала ему плечи полотенцем. Достала из комода ножницы блестящие и большие, как вчера на празднике у костра.
Зубчиками его, усмехнулся я.
Только не коротко, предупредил Сашка.
Ножницы засверкали, зазвякали. Сашкины космы посыпались на полотенце и на костюм. Они были почти одного цвета с льняной тканью. Сашкина шея постепенно открывалась, показывая резкую разницу между загаром и белой оголившейся кожей. Эта беззащитная белизна тоненькой шеи моего проводника вдруг вызвала у меня щемящее беспокойство: он же совсем цыпленок! Я сам еле ноги таскаю, а если в пути что-то случится с мальчишкой?
Но я прогнал тревогу. Все равно отказываться было поздно.
После стрижки Сашка покрутился перед зеркалом и с удовольствием заметил: