Погуляли так по всей округе. Вот округа и поднялась. В нашей деревне отряд сколотил Ануфрий Седых, нет, ни с какого боку мне не родственник, просто у нас, так уж случилось, полдеревни было Седых. Человек был примечательный: до войны мирный волостной землемер, а на войне дослужился до подпрапорщика и получил полный Георгиевский бант четыре креста, четыре медали. И командиром отряда оказался толковым бывает такое на войне с самыми мирными людьми, которым выпал случай проявить себя
Погуляли так по всей округе. Вот округа и поднялась. В нашей деревне отряд сколотил Ануфрий Седых, нет, ни с какого боку мне не родственник, просто у нас, так уж случилось, полдеревни было Седых. Человек был примечательный: до войны мирный волостной землемер, а на войне дослужился до подпрапорщика и получил полный Георгиевский бант четыре креста, четыре медали. И командиром отряда оказался толковым бывает такое на войне с самыми мирными людьми, которым выпал случай проявить себя
И очень быстро образовалась республика не республика, но довольно обширная территория с деревнями с двадцатью, где колчаковской власти не было, да и никакой не было, сами управлялись. Большевик нашелся один, Тимка Каразин, даже не большевик, а так, нахватавшийся вершков сочувствующий. Никакого влияния он не имел, да и не рвался таковое заработать, пошел к Ануфрию в отряд, и всё.
Парамон тоже пошел. Голубиным нравом он никогда не отличался, а казаки у него пять коров и двух лошадей угнали, сноху изнасиловали, усадьбу пограбили-погромили. (Сын у него от мобилизации на заимке прятался и, узнав про жену, взял винтарь и подался к Ануфрию.) Как и прочие, Парамон был не с пустыми руками у него имелись и бельгийский нарезной штуцер, и отличная германская двустволка «Зауэр три кольца», в Красноярске купленные. Охотником он был заядлым, двух медведей взял, оленей стрелял (они в наших местах тогда водились, пропали, когда после Отечественной начались в наших краях большие стройки и лесозаготовки), белку бил, птицу. Очень удачливый был, всякий раз возвращался с полем. Я пацаном его пару раз видел вся опояска глухарями и рябчиками увешана, за спиной мешок с беличьими шкурками. В деревне шептались, что везет ему не просто так, что он своими умениями еще и дичину под выстрел подманивает. Правда или нет, не знаю он всегда в одиночку в тайгу уходил.
Месяца два эта наша вольная территория жила спокойно, колчаковцы не тревожили не до нее, надо полагать, было, дела у них на фронте обстояли скверно в тылу партизаны в большом количестве, Омск они уже сдали, так что перестал Колчак быть, как в известной частушке пелось, «правителем омским»
А потом дошли блудливые рученьки и до нашей деревни. На сей раз никак нельзя сказать, что деревня перед колчаковцами была безвинная: пару раз в наших местах их мелким отрядам залили сала за шкуру, чтобы не совались, а в третий, за неделю до событий, на Большом Сибирском тракте (его еще звали Владимиркой) перехватили небольшой, в десяток повозок, обоз с патронами, консервами и катушками телефонного провода. Провод партизанам был без надобности, его побросали на обочине, а остальное пришлось очень даже кстати, наши прихватили все десять повозок. Возчиков, конечно, отпустили такие же деревенские, подневольные. Задравших руки шестерых солдат (всего их было десять, четверых наши сразу залпом из тайги положили) тоже отпустили, забрав, конечно, винтовки и сняв сапоги и без сапог до своих дошкандыбают, не баре. Офицерику, что солдатами командовал, так не пофартило. Сдайся он честь по чести, может, и его пустили бы без сапог на все четыре стороны после мордобойного поучения но он, стервец, одного нашего из нагана в руку ранил, а когда скрутили, обзывался самыми черными словами, плевался, пинаться пробовал. Ну, его к сосне и прислонили за неимением стенки
А через неделю, где-то в полдень, из соседней деревни, что была от нашей верстах в десяти, прискакал тамошний мальчишка, охлюпкой, то есть на неоседланном коне. Отыскал Ануфрия и кричит: «Колчаки в деревне!» Рассказал, что видел. Казачня и солдаты на повозках. С ходу подожгли пару домов, бабы голосят, люди в тайгу бегут, одного мужика с их конца походя застрелили. Деревня была небольшая, гораздо меньше нашей, так что партизан было всего-то человек десять и они тоже ломанулись в тайгу. Сколько всего колчаковцев, мальчишка не знал, он же их не считал второпях, сказал только, что их «богато»
Ануфрий не сомневался, что колчаковцы пойдут к нам не стали бы они тащиться почти тридцать верст из уездного городка ради одной соседней деревни, довольно маленькой. Наверняка собирались крепенько припугнуть и нас, а может, еще пару-тройку окрестных деревень (для всех для них Ануфрий был атаманом, о чем беляки могли и знать крепко подозревали, что кто-то с одной из деревень шпионит для колчаковской контрразведки, были основания так думать, но пока что не нашли вражину и не знали, в какой именно деревне он затаился).
Медлить не стоило. Сигнал для сбора по тревоге Ануфрий установил с самого начала три выстрела в воздух. Так что, выслушав мальчишку, вышел на крыльцо и трижды шарахнул из винтовки.
Со всех сторон к нему сбежались партизаны и скоро заняли позицию. Очень выгодная была позиция. С той стороны, откуда только и могли нагрянуть колчаковцы, к деревне примыкала тайга километра в полтора шириной, а дальше версты на три тянулось почти голое место, равнина с редкими соснами. У крайних деревьев, в тайге, Ануфрий своих и расположил по обе стороны дороги.
Примерно через полчаса показались колчаковцы. Полевой бинокль у Ануфрия был хороший, восьмикратный французского производства, с германского фронта привезенный, так что он быстро определил силы противника. Казачья полусотня примерно два взвода солдат на повозках. У Ануфрия было человек тридцать пеших (о партизанской коннице чуть погодя), а колчаковцев оказалась чуть ли не сотня. Но падать духом не следовало схватиться предстояло отнюдь не в чистом поле, так что численное превосходство противника тому ничем помочь не могло. Атаковать он мог только в лоб, по равнине, где колчаки для укрывшихся за деревьями партизан были как на ладони. Расклад для боя в таких вот условиях давно известен: атакующий теряет втрое больше обороняющегося. На одной из повозок Ануфрий высмотрел «максим», но для укрывшихся в тайге он не так уж и опасен. У наших тоже был «максим», и лежал за ним человек умелый Петьша Седых, двоюродный брат моего отца, два года провоевавший как раз в пулеметной команде. Лент, правда, имелось только три, но Петьша дело знал и попусту жечь патроны не стал бы.
Изготовились. Не доезжая до тайги примерно километра, колчаковцы остановились. И поступили грамотно: казаки спешились, отдав лошадей коноводам, солдаты попрыгали с повозок и цепями двинулись к крайним деревьям явно уже знали, что с нашими будет справиться не так просто, как с соседями. Да и видели, как мальчишка ускакал из той деревни он говорил, что его заметили, стреляли вслед, но он был уже далеко
Офицеров у них было два. Казачий есаул, усач в зрелых годах, несомненно, был фронтовиком вперед не лез, шел в третьей, последней цепи. Пехотный поручик выглядел сопляк сопляком, похоже, из «скороспелых» (у Колчака «скороспелых» офицеров было много, иногда из поручиков в полковники прыгали). Этот, судя по ухваткам, вообще был недавним студентиком или что-то вроде того сначала по-дурацки выскочил перед первой цепью, как будто это была не настоящая война, где таких выбивают в первую очередь, а красивое батальное полотно. Судя по жестам, есаул на него цыкнул в голос, и сопляк проворно убрался во вторую цепь.
Шагали они медленно, сторожко ну явно догадывались, что наши уже предупреждены. Ануфрий прикинул, как будет действовать: когда подойдут на дистанцию прицельного убойного выстрела, прикажет Парамону снять из штуцера есаула, а потом и сопляка. Оставшись без офицеров, они, конечно, не пустятся наутек, но задор подрастеряют. Вообще-то, если у них найдется опытный солдат-фронтовик, может и принять команду, как порой бывало на войне, но все равно это не то оставшееся без офицеров подразделение всегда уверенность в себе изрядно потеряет
Они уже прошли примерно половину расстояния, отделявшего их от крайних деревьев. Еще немного и можно будет валить есаула. Парамон стрелял отлично, белку в глаз не бил, но и охулки на руку не клал. Еще немного, и можно давать ему команду
Тут со стороны колчаковцев послышалось гулкое механическое тарахтенье, и за их спинами, на дороге, показался броневик.
Никто не оглянулся значит, с самого начала о нем знали. Мальчишка о нем ни словечком не упомянул, а ведь никогда в жизни не видывал этакое чудо-юдо, обязательно сказал бы. Значит, не видел. Надо полагать, ускакал до того, как броневик вошел в деревню, приотстал, то ли останавливался для мелкого ремонта, то ли еще что
Ситуация внезапно изменилась самым решительным образом и отнюдь не в пользу наших, совсем наоборот
Броневик ничуть не походил на пулеметный двухбашенный «Остин» английской конструкции, такой, с которого Ленин держал речь перед встречающими на Финляндском вокзале. Был гораздо больше этакий здоровенный гроб на колесах, длинная коробка. Башенки у него не имелось, никакое дуло не торчало, но хотя такие на позициях встречались гораздо реже «Остинов», Ануфрий знал: из заднего броневого листа торчит кургузая трехдюймовка. Вроде бы такие придумали и клепали на Путиловском заводе в Питере, но сейчас эти подробности не имели никакого значения. Чтобы стрелять, он поступал как тачанка подъезжал поближе и поворачивался задом. Угол обстрела, конечно, ограничен, но это сейчас неважно
Броневик ничуть не походил на пулеметный двухбашенный «Остин» английской конструкции, такой, с которого Ленин держал речь перед встречающими на Финляндском вокзале. Был гораздо больше этакий здоровенный гроб на колесах, длинная коробка. Башенки у него не имелось, никакое дуло не торчало, но хотя такие на позициях встречались гораздо реже «Остинов», Ануфрий знал: из заднего броневого листа торчит кургузая трехдюймовка. Вроде бы такие придумали и клепали на Путиловском заводе в Питере, но сейчас эти подробности не имели никакого значения. Чтобы стрелять, он поступал как тачанка подъезжал поближе и поворачивался задом. Угол обстрела, конечно, ограничен, но это сейчас неважно