Деб, конечно, была не в состоянии разделить мое иррациональное настроение. Она выглядела так, словно долго изучала мимику крупной рыбы, до крайности грустной и упавшей духом.
Пожалуйста, Дебора, взмолился я, если ты не возьмешь себя в руки, твое лицо таким и останется. Люди будут принимать тебя за морского окуня.
За копа они уж точно меня не будут принимать, заявила она. Потому что им я никогда больше не буду.
Ерунда! Разве я не обещал?
Да-а. Ты также обещал, что все сработает. Но ничего не сказал о взгляде, которым на меня будет смотреть капитан Мэттьюс.
О, Деб. Он смотрел на тебя? Извини.
Пошел ты, Декстер! Тебя там не было, и не твою жизнь смыло в унитаз.
Я предупреждал, Деб, что поначалу не все будет гладко.
Ну, по крайней мере, насчет этого ты оказался прав. По словам Мэттьюса, я близка к отстранению.
Однако ведь именно он дал тебе разрешение в свободное время познакомиться с делом поближе?
Она вздохнула:
Он сказал: «Я не могу остановить тебя, Морган. Но я очень разочарован. И я думаю, что сказал бы твой отец».
А ты ответила: «Мой отец никогда бы не закрыл дело, когда в тюрьму посадили не того»?
Нет. Но я так подумала. А как ты узнал? удивилась она.
Ты на самом деле этого не сказала, правда, Деб?
Нет.
Я подтолкнул к ней ее стакан:
Выпей немного batido de mame, сестрица. Жизнь налаживается.
Ты издеваешься?
Я? Никогда, Деб. Как я могу?
Да очень просто!
Нет, правда, сестрица. Ты должна мне верить.
Какой-то момент она смотрела мне в глаза, потом отвела взгляд. Деб так и не дотронулась до своего коктейля, и очень жаль. Он великолепен.
Я верю тебе. Но, клянусь Богом, не знаю почему! Дебора продолжала смотреть на меня, и какое-то странное выражение мелькало у нее на лице. Иногда я не уверена, что это правильно, Декстер.
Я одарил ее самой широкой и убедительной братской улыбкой:
В течение следующих двух-трех дней обнаружится что-то новое. Обещаю.
Откуда такая уверенность?
Просто знаю.
Но почему ты так этому радуешься?
Я хотел сказать, что меня радует сама идея. Сама мысль о том, чтобы увидеть еще раз это бескровное чудо, радовала меня больше всего, что только можно представить. И конечно же, это не то чувство, которое могла бы разделить Деб, так что я оставил его при себе.
На самом деле я рад за тебя.
Ну да, я забыла, фыркнула она и отхлебнула коктейль.
Слушай, или Лагуэрта права
Что значит меня грохнули и трахнули.
Или Лагуэрта не права, а ты жива и девственна. Ты еще со мной, сестрица?
Мм, промычала она, явно раздраженная моим терпением.
Если бы ты любила спорить, поставила бы ты на то, что Лагуэрта хоть в чем-либо права? В чем угодно?
Может быть, насчет моды, сказала Дебора. Она и в самом деле красиво одевается.
Принесли сэндвичи. Официант кисло уронил тарелку с ними на середину стола и вихрем унесся назад за стойку. Все равно сэндвичи очень хороши. Я не знаю, что отличает их от других «медианоче» в нашем городе, но они и вправду лучше: хлеб, хрустящий снаружи и мягкий внутри, идеально правильный баланс свинины и пикули, сыр растаял в самый раз чистое блаженство. Дебора играла соломинкой в своем коктейле.
Деб, если моя смертельная логика не может тебя вдохновить, если сэндвич от «Релампаго» тоже не может тебя вдохновить, тогда действительно поздно. Ты уже мертва. Тебя грохнули.
Она посмотрела на меня взглядом морского окуня и откусила кусочек:
Очень вкусно. Видишь, как я вдохновилась?
Я не смог убедить бедняжку, и это ужасный удар по моему «эго». Я накормил ее по традиционному рецепту семьи Морган. И принес ей прекрасные новости, даже если она в них таковые не распознала. И если все это не смогло заставить ее улыбнуться ну, знаете ли в конце концов, я не волшебник.
Хотя кое-что я все же мог бы сделать накормить еще и Лагуэрту кое-чем не таким аппетитным, как сэндвичи от «Релампаго», но достаточно вкусным по-своему. И вот после обеда я навестил этого хорошего детектива в ее кабинете милой, отгороженной тонкими перегородками крохотной норке в углу большого помещения, в котором расположилось еще полдюжины таких же норок. Ее, конечно, самая элегантная; на перегородках развешаны со вкусом сделанные фотографии ее самой с разными знаменитостями. Я узнал Глорию Эстефан, Мадонну и Хорхе Мас Каносу. На столе, на зеленой подставке из нефрита с кожаной окантовкой, стоял элегантный, зеленый же письменный прибор из оникса с кварцевыми часами в центре.
Когда я вошел, Лагуэрта разговаривала по телефону на своем пулеметном испанском. Она подняла глаза, взглянула в мою сторону и, не увидев меня, отвернулась. Но через мгновение ее взгляд вернулся ко мне. На этот раз она внимательно меня осмотрела, сдвинула брови и сказала: «Окей, окей. Ta luo», что по-кубински означает то же, что и «hasta luego». Она повесила трубку и продолжила смотреть на меня.
Что у тебя есть? наконец спросила она.
Радостные вести, ответил я.
Если это означает «хорошие новости», тогда я смогу ими воспользоваться.
Я зацепил ногой раскладной стул и втащил его в ее норку.
Нет никакого сомнения, начал я, садясь на складной стул, что ты отправила в тюрьму того самого парня. Убийство на Олд-Катлер-роуд совершено другой рукой.
Некоторое время она смотрела на меня. Я уже удивился: неужели ей нужно столько времени, чтобы переработать данные и ответить?
Ты можешь это доказать? в конце концов поинтересовалась она. Достоверно?
Ну конечно, я могу все подтвердить достоверно, хотя и не собираюсь, не имеет значения, насколько исповедь важна для здоровья души. Вместо этого я бросил ей папку на стол.
Факты говорят сами за себя, сказал я. Абсолютно никаких вопросов быть не может.
Конечно же, вопросов быть не могло, потому что только я знаю все.
Смотри, я вытащил из папки лист с тщательно отобранными мной самим сопоставлениями, во-первых, жертва мужчина. Все остальные были женщинами. Эта жертва обнаружена недалеко от Олд-Катлер-роуд. Все жертвы Макхейла были в районе Тамиами-Трейл. Жертва найдена в относительно целом виде и именно там, где ее убили. Жертвы Макхейла были расчленены и отвезены далеко от места убийства.
Я продолжал, а она внимательно слушала. Список был хорош. Потребовалось несколько часов, чтобы подобрать самые очевидные, нелепые, прозрачные до глупости сопоставления, и, должен сказать, я неплохо справился. Лагуэрта тоже сыграла свою роль просто великолепно. Она полностью купилась. Конечно, ведь она слышала то, что хотела слышать.
Подведем итог, сказал я. На новом убийстве отпечаток мести, возможно связанной с наркотиками. Убийства парня, которого ты посадила, другие, и с ними однозначно, на все сто процентов покончено раз и навсегда. Они никогда больше не повторятся. Дело закрыто.
Я протянул ей листок.
Лагуэрта взяла бумагу и долго смотрела в нее. Нахмурилась. Несколько раз пробежала глазами лист. Уголок ее губы слегка подергивался. Потом аккуратно положила бумажку на стол и придавила тяжелым зеленым степлером.
Ладно. Она выровняла степлер по краю подставки на столе. Ладно. Очень хорошо. Это должно помочь. Она снова посмотрела на меня, сосредоточенно сведенные брови все еще на своих местах, и вдруг неожиданно улыбнулась. Окей. Спасибо, Декстер.
Улыбка была настолько неожиданной и настоящей, что, будь у меня душа, уверен, я бы почувствовал себя виноватым.
Все еще улыбаясь, Лагуэрта встала и, еще до того, как я успел отступить, сжала меня в крепком объятии.
Я правда очень признательна. Ты заставляешь меня чувствовать себя ОЧЕНЬ благодарной.
И она стала тереться об меня движениями, которые можно назвать только непристойными. Конечно, не могло быть и речи, то есть вот она, защитник общественной морали, и прямо здесь же, на глазах этой самой общественности Не говоря уже о том факте, что я только что вручил ей веревку, на которой она сможет повеситься, а это не совсем подходящее событие для того, чтобы отпраздновать его через Нет, правда: неужели весь мир сошел с ума? Что стало с людьми? Неужели все они только об этом и думают?
Чувствуя себя близким к панике, я попытался высвободиться.
Пожалуйста, детектив
Зови меня Мигдией, сказала она, все сильнее прижимаясь и ерзая.
Когда Лагуэрта опустила руку к моей ширинке, я вскочил. Позитивный результат: действие освободило меня от любвеобильного детектива. Негативный результат: она кувырнулась набок, ударилась бедром о стол, преодолела свое кресло и растянулась на полу.
Мне э-э правда, мне надо работать, запинаясь, промямлил я. У меня важное
Как бы то ни было, но я ни о чем другом не мог думать, кроме как о спасении своей жизни, поэтому, пятясь, я выскочил из ее норки, а Лагуэрта осталась смотреть мне вслед.
И взгляд ее особенно дружелюбным я бы не назвал.
Когда Лагуэрта опустила руку к моей ширинке, я вскочил. Позитивный результат: действие освободило меня от любвеобильного детектива. Негативный результат: она кувырнулась набок, ударилась бедром о стол, преодолела свое кресло и растянулась на полу.
Мне э-э правда, мне надо работать, запинаясь, промямлил я. У меня важное
Как бы то ни было, но я ни о чем другом не мог думать, кроме как о спасении своей жизни, поэтому, пятясь, я выскочил из ее норки, а Лагуэрта осталась смотреть мне вслед.
И взгляд ее особенно дружелюбным я бы не назвал.
Глава 19
Я проснулся, стоя у раковины. Из крана текла вода. Меня охватила паника, возникло чувство абсолютной дезориентации, сердце заколотилось, воспаленные веки дрожали, пытаясь сомкнуться. Место, где я стою, неправильное. Раковина выглядит не так, как должна. Я даже не уверен в том, что знаю, кто я есть. В своем сне я стою перед своей раковиной, в которую течет вода. Я натирал руки мылом, очищая их от микроскопических частичек жуткой красной крови, смывая их водой, такой горячей, что кожа становилась розовой, новой, абсолютно антисептической. И горячая вода казалась еще горячее после прохлады комнаты, из которой я только что вышел: игровой комнаты, комнаты для убийств, комнаты для сухого и последовательного расчленения.
Я выключил воду и постоял немного, качаясь и касаясь холодной раковины. Все настолько реально, настолько не похоже на самый фантастический сон! И я так четко помню комнату. Закрыв глаза, я сразу же вижу ее.
Я стою над женщиной, которая изгибается и извивается, связанная клейкой лентой, вижу ужас, растущий в ее глупых глазах, вижу, как в них появляется безнадежность, и чувствую грандиозный прилив изумления, поднимающийся из меня и стекающий вниз, к ножу. И как только я поднимаю нож, чтобы начать