Сущность эстетического у Шолохова состоит в таком изображении человека и действительности, когда и то и другое воспроизводится с максимальной целостностью и полнотой, когда правда совершающейся и творчески воссозданной жизни народа не может уступить никаким, даже самым привлекательным общественным утопиям. Это обстоятельство порождает совершенно особую систему отсчета и измерения человека и жизни в шолоховской эстетике.
Обратясь к бессмертному материальному и духовному народному целому, Шолохов воспроизвел в «Тихом Доне», «Поднятой целине», «Судьбе человека», главах из романа «Они сражались за Родину» кульминационные моменты истории народа, обогатил знание народа о самом себе. И в итоге вошел в духовный опыт своего народа.
Эстетическое сформировалось у Шолохова как особое осознание отношений между действительностью и искусством слова. Примат действительности прежде всего народного бытия поставил перед художником специфические задачи. В силу этого эстетика Шолохова н а р о д о ц е н т р и ч н а. Именно отсюда проистекают такие ее свойства, как пантеистичность, наличие элементов мифологического и мифопоэтического мировоззрения, отражение родового сознания, точка зрения целого, коллектива, особый характер гуманизма [4, 107-108].
Обратившись к художественному постижению коренных вопросов истории своего народа, к фундаментальным нравственно-философским принципам его существования, воссоздавая через углубленное постижение новый, невиданный ранее тип человеческой личности из народа, Шолохов всякий раз и это является отличительным признаком его гения говорит о главном, центральном, сущностном. Базовые признаки его эстетики связаны с утверждением основ народного бытия, с определением такого вектора его социально-исторического развития, какой в наибольшей степени включал бы в себя сумму предшествующих периодов жизни народа.
В широком историческом контексте Шолохов исходит из непривычного для литературы (по крайней мере не разработанного с такой силой) круга мировоззренческих и духовных постулатов. Мир его произведений не соотносим ни с религиозными, ни с утопическими концепциями. Он а-религиозен и а-утопичен. В равной степени он не опирается и на существующие религиозно-догматические представления о бытии и человеке (в самых различных модификациях), и на чрезмерно социализированные построения о развитии жизни и общества. Общая духовная атмосфера его произведений обладает удивительной степенью свободы в проведении анализа самых различных сторон бытия, что позволяет ему подвергать бесстрашному критическому рассмотрению все, что не соответствует определенным народным идеалам, исконным народным представлениям о жизни. Достаточно вспомнить, в каком разнообразии предстают перед Григорием Мелеховым разные концепции развития общества через высказываемые убеждения Гаранжи, Изварина, Подтелкова. Однако, этот незавершаемый ни в чем (выражаясь бахтинским словом) герой Шолохова берет у каждого лишь то, что отвечает его человеческим представлениям (прежде всего!), нравственному чувству и здравому смыслу. Он не доверяет в полной мере ни одной из высказанных точек зрения, так как каждая из них и в этом мы убеждаемся в дальнейшем повествовании не обладает всей полнотой правды, принимаемой безоговорочно народом, а стало быть, и Григорием.
Свобода духовного бытия народа вот, вероятно, одна из главных внутренних опор художественного мира Шолохова. Эта свобода обнаруживает себя с большой силой в описании ситуаций ускоренного социального развития народа, как, скажем, диалектическим скачком начинает развиваться самосознание Григория Мелехова в событиях революции и гражданской войны. Чем сильнее давление внешних обстоятельств, тем отчетливее выявляется у народа та сила сопротивления, без которой народ распадается, и соответственно, гибнет государство. Поэтому герои Шолохова проходят как через испытания верой, так и испытывают саму веру. Причем эту «веру» необходимо понимать в самом широком смысле. Народ, по Шолохову, не может не верить, основа его существования, включенность в бытие связаны как раз с исходными, врожденными чувствами привязанности и доверия к жизни. Вне такого самоощущения никакой этнос выжить не может. Это сложный комплекс убежденности в том, что правда жизни существует, что в жизни необходимо искать и взыскивать от власти справедливости, что есть набор человеческих ценностей, без которых человек пропадает и исчезает как часть людского сообщества. Здесь сосуществуют и вера в Бога, и любовь к родной земле, и радость от труда на ней вся эта неразложимая никакими субъективными усилиями правда является базой для в е р ы народа в целом.
Индивидуализированное сознание ищет себе спасения в частностях, в верхних слоях исторических бурь, в то время, как главный удар стихий приходится как раз на народную основу. Ведь трагедия Григория Мелехова (забегая в разговоре о герое «Тихого Дона» наперед) заключается в этом его почти случившимся отрыве от народной веры в основное и позитивное начало в жизни. Да и то, был ли у него другой выход, если все порушено и уничтожено (почти все!) в действительности, и никакой отдельной человеческой субъективностью с этим не справиться.
Исследователь эстетики Шолохова будет нуждаться в определении субъекта эстетического сознания в мире писателя, в понимании его генезиса, социально-исторической детерминированности, объяснении связи с иными типами эстетического сознания.
Парадоксальность художественно осуществленного эстетического субъекта шолоховского творчества состоит в том, что он, этот субъект располагается в одном пространстве со своим объектом.
Акцентируя внимание на данном эстетическом феномене, отмеченном и убедительно проанализированном в науке (Л. Киселева, И. Великая, И. Драгомирецкая и др.), мы обратимся к теоретическому аспекту этого явления.
У Шолохова в особом единстве находятся гносеологический и аксиологический моменты его творчества. Говоря по-иному, это эстетически сформированная им целостность соответствия, корреляции того, что он познавал и описывал в своих произведениях (революцию, события гражданской войны, процессы коллективизации, подвиг народа в Великой отечественной войне), и того, что он оценивал (место народа в государстве, роль человека в истории, новые формы коллективного общежития людей, защита Отечества). Субъективно-творчески Шолохов выступил не как холодный и беспристрастный летописец драматических событий истории. Напротив, свой объект изображения и познания он считал наиболее ценным, онтологически самым важным. Это во многом определяет своеобразие субъектно-объектных отношений в его творчестве: тип народности, пафос, стиль, авторскую позицию.
Понимание этого единства важно и потому, что оно уводит нас от примитивно понимаемого зеркального отражения действительности в реализме. Существенно оно и в том отношении, что позволяет теоретически вычленить различные уровни осуществления познания-оценки в художественном произведении. Е. Волкова замечает в связи с этим вопросом: «Но каков бы ни был тот или иной конкретный объект воспроизведения в искусстве, предметом непосредственного и опосредованного познания и оценки является всегда некий специфический аспект действительности». И, следовательно, «предмет познания и оценки не обязательно должен совпадать с объектом непосредственного воспроизведения Основным предметом познания и оценки и в случае их несовпадения остается человеческий, ценностный смысл объективного мира, находящегося вне человека, но приобретающего для него особое значение в процессе общественной практики и развития культуры» [5, 100-101].
Истинная объективность, к которой стремится настоящий писатель и прежде всего писатель-эпик, основана не на детальном, «рабском» копировании действительности. Обыденность, прозаичность, тривиальность воспроизводимой жизни, все это, что вслед за поэтом можно назвать «тьмой низких истин», не может заменить эстетическую ясность, отчетливость, в которой воплощается правда в искусстве. «От произведения искусства, где действуют вымышленные лица, требуется, писал А. де Виньи, философское изображение человека, подвластного страстям своей натуры и своего времени, следовательно, правда об этом человеке и об этом времени, но поднятых на высшую, идеальную ступень могущества, где сконцентрирована вся их сила. Эту правду узнаешь в творениях духа так же, как поражаешься сходству портрета с оригиналом, которого никогда не видел; ибо большой талант изображает в большей степени жизнь, чем живущего» [6, 422].
Объективность шолоховского повествования не отнимает у писателя сильной ноты субъективной оценки, высказывания своей позиции. Его творчество содержит в себе то, что А. Веселовский называл «субъективизмом эпоса, коллективным субъективизмом» [7, 271]. Смысл его заключается в том, что, как писал ученый, «человек живет в родовой, племенной связи и уясняет себя сам, проектируясь в окружающий его объективный мир, в явления человеческой жизни. Так создаются обобщения, типы желаемой и нежелаемой деятельности, нормы отношений» [7, 271]
Объективность шолоховского повествования не отнимает у писателя сильной ноты субъективной оценки, высказывания своей позиции. Его творчество содержит в себе то, что А. Веселовский называл «субъективизмом эпоса, коллективным субъективизмом» [7, 271]. Смысл его заключается в том, что, как писал ученый, «человек живет в родовой, племенной связи и уясняет себя сам, проектируясь в окружающий его объективный мир, в явления человеческой жизни. Так создаются обобщения, типы желаемой и нежелаемой деятельности, нормы отношений» [7, 271]
А. Веселовский указывает, что это явления, свойственные «началам эпоса», тем стадиям развития эпической поэзии, когда она выступает в своей миросозерцательной чистоте и ясности. Современная филология, опираясь во многом на художественные открытия, сделанные Шолоховым, пришла к заключениям, согласно которым обращение искусства (литературы в том числе) в периоды глобальных изменений структуры общества, смены цивилизационных эпох к ранним формам художественной деятельности человека представляется глубоко закономерным явлением. Основанием такого обращения (не только Шолохова, но А. Блока, В. Маяковского, Л. Леонова, М. Пришвина, А. Платонова применительно к событиям исторических перемен в России) выступает содержательная почва древних форм синкретического освоения действительности мифологии, фольклора, иных жанров народного творчества. Она, эта почва, сводится к тому, как верно пишет А. Минакова, что «в народном мироосвоении, в фольклоре, в мифе были обнаружены «идущие далеко» идеи равенства людей, идеи народного единства и социальной справедливости Более того, обращение к первобытным, народным мифам, освоение народного, первобытного мифологического и мифопоэтического мышления как стадий развития человеческого сознания обнаружило стадиально-типологическую близость мифов и мифомышления всех народов мира, как выражение определенной исторической стадии развития человечества как рода» [8, 62]