Цареубийство с практической и идеалистической точек зрения было известно с самого начала исламской политической истории. Из четырех Праведных Халифов, которые вслед за Пророком встали во главе исламской общины, трое были убиты. Второй халиф, Умар, был заколот рабом-христианином по личным мотивам; узнав об этом, халиф на смертном одре поблагодарил Бога, что он не был убит одним из правоверных. Но даже этого утешения были лишены его преемники Утман и Али, которые оба погибли от рук арабов-мусульман первый был убит группой рассвирепевших бунтовщиков, а второй религиозным фанатиком. В обоих случаях преступники считали себя убийцами тиранов, освобождающими общество от неправедного правителя, и в обоих случаях другие были с этим согласны.
Эта проблема оформилась в ходе гражданской войны между мусульманами, которая разразилась после смерти Утмана. Правитель Сирии и родственник убитого халифа Муавия потребовал наказания для цареубийц. Али, который стал преемником халифа, не мог или не хотел удовлетворить это требование, а его сторонники, чтобы оправдать его бездействие, заявили, что никакого преступления не было совершено. Утман был угнетателем; его смерть была казнью, а не убийством. Тот же самый довод использовали экстремисты из секты хариджитов, чтобы оправдать убийство самого Али несколько лет спустя.
В какой-то степени исламская традиция признает принцип оправданного бунта. Передавая самодержавную власть монарху, она устанавливает, что долг подданных повиноваться теряет силу, когда приказ греховный, и что «не должно быть повиновения человеку против его Создателя». Так как не определена процедура проверки праведности приказа или осуществления права не повиноваться тому, кто греховен, то единственным эффективным путем для добросовестного подданного являются мятеж против правителя и попытка одержать над ним победу или свергнуть его силой. Более быстрый способ убрать его путем убийства. Этот принцип часто использовался, особенно бунтовщиками-сектантами, чтобы оправдать свои действия.
На самом деле после смерти Али и вступления на престол Муавии убийства правителей стали редкими, а когда они происходили, то обычно преследовали династические цели, нежели были вдохновлены революционными идеями. Напротив, шииты утверждали, что их имамов и других членов рода Пророка убивали по наущению халифов-суннитов; в их письменных источниках есть длинные списки мучеников из рода Али, кровь которых зовет к отмщению.
Посылая своих эмиссаров убивать неправедных правителей и их приспешников, исмаилиты тем самым могли ссылаться на давнюю исламскую традицию. Эта традиция никогда не была доминирующей и давно уже не действовала, но заняла свое место, особенно среди членов раскольнических и экстремистских сект.
Древний идеальный образ убийства тирана и религиозный долг избавить мир от неправедного правителя, безусловно, содействовали практике политического убийства, которую взяли на вооружение и применяли исмаилиты. Но было и еще кое-что. Убийство ассаси-ном своей жертвы было не только актом благочестия, но и носило ритуальный, почти сакраментальный характер. Важно, что во всех своих убийствах и в Персии, и в Сирии ассасины всегда использовали кинжал; яд и метательные снаряды никогда, хотя, вероятно, бывали случаи, когда убить с их помощью было бы проще и безопаснее. Ассасин почти всегда бывал схвачен и обычно не делал попыток скрыться. Есть даже предположение, что выжить после исполнения миссии было позором. Слова одного западноевропейского автора XII века весьма откровенны: «Когда кто-то из них решает умереть таким образом он сам [то есть Вождь] вручает им ножи, которые, так сказать, являются освященными.»
Человеческим жертвоприношениям и ритуальным убийствам нет места в исламском законе, традиции или практике. И все же и те и другие возникли в древности, глубоко укоренились в человеческих обществах и могут возникать в самых неожиданных местах. Подобно тому как забытые танцевальные культы древности вопреки аскетическому вероисповеданию ислама вновь появляются в экстатическом ритуальном танце дервишей, так и древние культы смерти находят новое выражение в исламе. В начале VIII века, как пишут мусульманские авторы, некто Абу Мансур аль-Иджли из Куфы заявил, что он имам, и учил, что предписания закона имеют символическое значение, и им не нужно подчиняться буквально. Небеса и преисподняя не существуют отдельно друг от друга, а являются лишь радостями и несчастьями этого мира. Его последователи совершали убийства как свой религиозный долг. Аналогичные учения и практики приписывали его современнику и соплеменнику Мугхире ибн Саиду. Обе эти группы были уничтожены властями. Важно, что они, согласно их верованиям, в своих ритуальных убийствах были ограничены единственным оружием. Члены одной группы душили своих жертв петлей, другие били деревянными дубинами. Только с приходом Махди (последний преемник пророка Мухаммеда, своего рода мессия (масих), который появится перед концом света. Пер.) им стало позволено использовать сталь. Обе группы принадлежали к крайне экстремистской части шиитов. Параллель, которую здесь можно провести и с антиномизмом (учение, которое старается оправдать нарушение нравственного закона или беззаконие во имя будто бы высших принципов. Пер.), и с культом оружия более поздних исмаилитов, просто поразительна.
Как хранители эзотерических тайн для посвященных, как «провайдеры» спасения посредством знаний имама, как носители обещания мессианского свершения и освобождения от мирских тягот и бремени закона исмаилиты являются частью долгой традиции, которая уходит корнями к истокам ислама и даже гораздо дальше и вперед до наших дней, традиции народных эмоциональных культов, находящихся в резком контрасте с научной и узаконенной религией установленного общественного порядка.
Существовало много таких сект и групп и до исмаилитов, но они первыми создали эффективную и живучую организацию. Это было знамением времени. Первые братства бедных и бесправных были разрозненными и малозначимыми и редко заслуживали упоминания в литературных источниках, что только и могло принести им известность у историков. В разобщенном и небезопасном обществе позднего халифата люди стремились к утешению и уверенности в новых и более сильных формах союзов; такие союзы стали более многочисленными и широко распространенными и охватывали не только низшие и средние, но и высшие слои населения до тех пор, пока наконец сам халиф альНасир, церемонно вступив в один из них, не попытался включить их в аппарат управления.
Эти союзы были разнообразными. Некоторые, в первую очередь, региональными, охватывая города или городские кварталы, с гражданскими, полицейскими или даже военными функциями; другие в обществе, где профессии часто совпадали с местными, этническими или религиозными группами могли приобретать и экономическую роль. Часто они выступают как объединения юношей или молодых мужчин, в которых существовали ранги и ритуалы, знаменующие переход в пубертатный или зрелый возраст. Большинство из них были религиозными братствами, объединявшими последователей святых людей и созданных ими культов. Их общими чертами были: принятие верований и практик популярной религии, к которым с подозрением относилась ортодоксальная религия; тесные узы верности своим товарищам и преданность вождям; система приема в члены братства и иерархические ранги, поддерживаемые замысловатыми символами и церемониалами. Большинство этих групп, будучи неопределенно инакомыслящими, были политически пассивными. Исмаилиты со своей воинственной тактикой и революционными целями сумели использовать эту форму организации для длительных попыток свергнуть и сменить существующий порядок. В то же время они постепенно отходили от философской утонченности своих более ранних учений и принимали формы религии, которые были ближе к верованиям, существующим среди братств. В одном отношении, если верить персидским историкам, исмаилиты приняли почти монашеское правление: коменданты их замков не имели женщин, пока находились на своей должности.
В одном отношении ассасины представляют собой беспрецедентное братство в части спланированного, систематического и долгосрочного использования террора в качестве политического оружия. Душителей в Ираке было немного, и они действовали произвольно, скорее как туги в Индии, с которыми их можно связать. Предыдущие политические убийства хоть и были драматическими, но были делом рук отдельных людей или в лучшем случае маленьких групп заговорщиков, ограниченных как целью, так и результатами. В искусстве убивать и строить заговоры у ассасинов было бесчисленное множество предшественников; даже при возведении убийства в ранг искусства, ритуала и долга у них были предшественники. Но они вполне могут быть первыми террористами. «Братья, обращался поэт-исмаилит, когда придет время победы, и нам будет сопутствовать удача из обоих миров, вот тогда один пеший воин cможет вселить ужас в царя, хотя у него есть более ста тысяч всадников».
Так оно и было. На протяжении веков шииты растрачивали пыл и кровь ради своих имамов; безрезультатно. Происходили бесчисленные восстания, варьировавшие от самосожжения небольших групп исступленных людей до тщательно спланированных военных операций. Все они, за редким исключением, потерпели поражение под натиском вооруженных сил государства и порядка, свергнуть который не могли, так как были слишком слабы. Даже те немногие, кто добился успеха, не принесли освобождения сдерживаемым эмоциям, которые они выражали. Вместо этого победители, облеченные великолепием власти и обретшие роль хранителей исламского сообщества, обратились против своих собственных сторонников и уничтожили их.
В одном отношении ассасины представляют собой беспрецедентное братство в части спланированного, систематического и долгосрочного использования террора в качестве политического оружия. Душителей в Ираке было немного, и они действовали произвольно, скорее как туги в Индии, с которыми их можно связать. Предыдущие политические убийства хоть и были драматическими, но были делом рук отдельных людей или в лучшем случае маленьких групп заговорщиков, ограниченных как целью, так и результатами. В искусстве убивать и строить заговоры у ассасинов было бесчисленное множество предшественников; даже при возведении убийства в ранг искусства, ритуала и долга у них были предшественники. Но они вполне могут быть первыми террористами. «Братья, обращался поэт-исмаилит, когда придет время победы, и нам будет сопутствовать удача из обоих миров, вот тогда один пеший воин cможет вселить ужас в царя, хотя у него есть более ста тысяч всадников».