Так оно и было. На протяжении веков шииты растрачивали пыл и кровь ради своих имамов; безрезультатно. Происходили бесчисленные восстания, варьировавшие от самосожжения небольших групп исступленных людей до тщательно спланированных военных операций. Все они, за редким исключением, потерпели поражение под натиском вооруженных сил государства и порядка, свергнуть который не могли, так как были слишком слабы. Даже те немногие, кто добился успеха, не принесли освобождения сдерживаемым эмоциям, которые они выражали. Вместо этого победители, облеченные великолепием власти и обретшие роль хранителей исламского сообщества, обратились против своих собственных сторонников и уничтожили их.
Хасан-и Саббах знал, что его проповедование не могло выстоять против укоренившегося догматизма суннитского ислама что его сторонники не могли бороться и разгромить вооруженную мощь государства Сельджуков. Другие до него давали выход своему разочарованию в стихийном насилии, безнадежном восстании или мрачном бездействии. Хасан нашел новый путь, когда небольшая группа дисциплинированных и преданных вооруженных людей могла нанести эффективный удар по численно превосходящему противнику. «Терроризм, пишет современный автор, осуществляется узким кругом лиц, вдохновляемых длительной программой широкомасштабных целей, во имя которых и насаждается террор».
«Старец Горы, пишет Жуанвиль о более позднем вожде исмаилитов в Сирии, платил дань тамплиерам и госпитальерам, потому что они не боялись ассаси-нов, потому что Старец Горы ничего не добился бы, если бы приказал убить магистра ордена тамплиеров или госпитальеров, так как прекрасно знал, что если он прикажет убить одного, то его место займет другой магистр, и по этой причине он не хотел терять ассаси-нов там, где это не принесло бы ему никакой пользы». Эти два рыцарских ордена были едиными организациями со своими структурой, иерархией и лояльностью, которые делали их неуязвимыми для нападений ассаси-нов. Именно отсутствие этих черт делало разобщенное исламское государство с централизованной автократической властью, основанной на личной и недолговечной верности, особенно уязвимым для них.
Хасан-и Саббах проявил политический талант, почувствовав эту слабость исламских монархий, а также поразительные управленческие способности и дар стратега, пользуясь ею при организации террористических нападений.
Для ведения такой кампании продолжительного террора были два очевидных требования: организация и идеология. Необходима была организация, способная и совершить нападение, и выдержать неизбежный контрудар, а также система убеждений которой в те времена и в том месте могла быть только религия, чтобы вдохновлять и поддерживать нападавших на краю смерти.
И то и другое было найдено. Реформированная религия исмаилитов с ее памятью о страданиях и мученичестве, ее обещанием божественного и человеческого свершения была той основой, которая давала чувство собственного достоинства и мужество тем, кто избирал ее, и вселяла религиозное рвение, непревзойденное в человеческой истории. Именно преданность ассасинов, которые рисковали и даже добивались смерти ради своего Владыки, впервые привлекла внимание европейцев и сделала их название сначала символом веры и самопожертвования, прежде чем стало синонимом слова «убийца».
В работе ассасинов были и хладнокровное планирование, и фанатическое рвение. В ней можно вычленить несколько принципов. Захват замков некоторые из них раньше были логовом предводителей разбойников обеспечивал им безопасные опорные пункты. Правило секретности адаптированное из старой доктрины taqiyya способствовало и безопасности, и сплоченности. Работу террористов поддерживали как религиозные, так и политические акции. Миссионеры исмаилитов находили или обретали сочувствующих среди сельского и городского населения; посланцы исмаилитов приходили к высокопоставленным мусульманам, чьи страхи или честолюбивые замыслы могли сделать их временными союзниками их дела.
Такие союзы поднимают важный общий вопрос, касающийся ассасинов. Из нескольких десятков убийств, зарегистрированных в Иране и Сирии, приличное их количество, по сообщениям того или иного источника, было инспирировано третьими сторонами, зачастую с предложением денежного вознаграждения или использованием других побуждающих мотивов. Иногда рассказ основывается на мнимом признании пойманных и допрошенных реальных убийц.
Ясно, что ассасины как преданные служители религиозной цели не были простыми наемными головорезами, вооруженными кинжалами. У них была своя политическая цель установление истинного имамата, и ни они, ни их вожди не были орудиями для исполнения честолюбивых замыслов других людей. И все же стойкие и широко распространившиеся рассказы о пособничестве, в которых фигурируют такие имена, как Беркьярук и Санджар на Востоке, Саладин и Ричард Львиное Сердце на Западе, требуют объяснения.
Некоторые из этих рассказов имели хождение, потому что они были правдивыми. Во многие исторические периоды и во многих местах существовали амбициозные люди, которые были готовы прибегнуть к помощи жестоких экстремистов; возможно, они не разделяли или даже им были чужды их убеждения, но они считали, что могут использовать их в надежде, обычно ошибочной, что смогут отказаться от этих опасных союзников, когда те сослужат свою службу. Таким был правитель Алеппо Рыдван сельджукский принц, который, не колеблясь, из суннита превратился в сторонника Фатимидов, а затем радушно принимал в своем городе ассасинов, которые оказали ему поддержку в борьбе с его родственниками и верховным владыкой. Такими были и интриганы-визири в Исфахане и Дамаске, которые пытались использовать силу и террор ассасинов для собственного продвижения по карьерной лестнице. Иногда мотивом был скорее страх, нежели честолюбие; примером может служить перепуганный визирь хорезмшаха Джелаладдина, о котором писал Насави. Солдаты и султаны, равно как и визири, могли из страха стать уступчивыми, а некоторые самые драматичные рассказы о ловкости и отваге ассасинов, видимо, имеют своей целью оправдать некое молчаливое взаимопонимание между правоверным монархом-суннитом и исмаилитами-революционерами.
Мотивы таких людей, как Санджар и Саладин, чуть более сложные. Оба они заключили соглашение с асса-синами; ни один из них не был движим исключительно страхом за себя или личными амбициями. Перед обоими стояли большие задачи: перед Санджаром возродить султанат Сельджукидов и защитить ислам от язычников, вторгшихся с Востока; перед Саладином возродить единство суннитов и изгнать христиан, вторгшихся с Запада. Вероятно, они оба понимали, что после их смерти их царства рухнут, а их планы пойдут прахом. Возможно, они даже сознавали, что временная уступка менее опасному врагу оправдана для обеспечения их личной безопасности, а вместе с этим появлялся шанс завершить их огромный труд по восстановлению и защите ислама.
Для самих ассасинов расчет был гораздо проще. Их целью было подорвать и уничтожить суннитский порядок; если каких-то правителей суннитов можно было путем искушения или террора заставить помогать им, тем лучше. Даже в былые времена их неистовства лидеры ассасинов никогда не презирали помощь со стороны, когда она была близка; позднее, когда они стали реальными правителями территорий, то умело и легко встроили свою политику в сложную мозаику союзов и соперничеств мусульманского мира.
Все это не означает, что они торговали своими услугами или что каждая история о пособничестве, даже подтвержденная признаниями, была правдивой. Лидеры ассасинов могли делать тайные приготовления, но маловероятно, чтобы они информировали реального убийцу о подробностях. Гораздо более вероятно, что ассасин, отправлявшийся на выполнение своей миссии, получал, говоря современным языком, «легенду», историю прикрытия, подразумевающую участие самого вероятного персонажа на месте действия. Это давало дополнительное преимущество, так как сеяло недоверие и подозрения в лагере противника. Убийства халифа аль-Мустрашида и крестоносца Конрада Монферрат-ского являются хорошими примерами этого. Подозрение, павшее на Санджара в Персии и на Ричарда среди крестоносцев, наверное, послужило полезной цели: запутало все и посеяло разногласия. К тому же мы не можем быть уверенными, что каждое убийство, приписываемое ассасинам или даже заявленное ими, на самом деле было ими совершено. Убийство по личным или общественным мотивам было обычным делом, и сами ассасины, вероятно, обеспечивали «легенду» ряду убийств по неидеологическим мотивам, в которых они не участвовали.
Ассасины тщательно выбирали того, кто будет их жертвой. Некоторые авторы-сунниты предполагали, что они вели беспорядочную войну против всего мусульманского сообщества. «Хорошо известно и установлено, пишет Хамдаллах Мустоуфи, что батиниты [то есть исмаилиты], да получат они по заслугам, не упускают ни одного случая причинить вред мусульманам любым доступным им способом и считают, что получат за это богатое вознаграждение и щедрую компенсацию. Не совершать убийств своих жертв они считают большим грехом». Хамдаллах, который писал это в 1330 году, представляет более позднюю точку зрения, засоренную мифами и легендами, циркулировавшими в те времена.
Современные ассасинам источники и в Персии, и в Сирии предполагают, что террор исмаилитов был направлен на конкретных людей, осуществлялся с конкретными целями и, кроме некоторых совершенно исключительных взрывов насилия со стороны толпы, их отношения с соседями-суннитами были довольно обычными. Это кажется соответствующим действительности и в отношении исмаилитских меньшинств в городах, и в отношении правителей территорий исмаилитов в их делах с суннитами.
Жертвы ассасинов принадлежат к двум основным группам. В первую входят правители, военачальники и министры; во вторую кади и другие религиозные сановники. Промежуточная группа, в которую входили городские префекты, тоже периодически пользовалась их вниманием. С несколькими исключениями их жертвами были мусульмане-сунниты. Обычно ассаси-ны не нападали на двунадесятников или других шиитов, а также не обращали свои ножи против местных христиан или иудеев. Было всего несколько нападений даже на крестоносцев в Сирии, и большинство из них, по-видимому, произошли после договоренности Синана с Саладином и союза Хасана с халифом.
Врагами для исмаилитов были правящие круги суннитов политический и военный, чиновничий и религиозный. Убийства представителей истеблишмента должны были вселять страх, ослаблять и, в конечном счете, свергнуть его. Некоторые убийства были просто актами мести и предупреждения, такие как убийства суннитских священнослужителей, которые что-то сказали или сделали против них, в их собственных мечетях. Других жертв выбирали по более неотложным и более конкретным причинам; такими жертвами были командующие армиями, напавшими на исмаилитов, или жители цитаделей, которыми они хотели завладеть. Тактические и пропагандистские мотивы соединяются в убийствах видных деятелей, таких как великий визирь Низам аль-Мульк, двое халифов, и при покушениях на Саладина.
Гораздо труднее определить источник материального обеспечения исмаилитов. Большая его часть, вероятно, шла из сельских местностей. Главные опорные пункты исмаилитов находились в замках; наибольшего успеха исмаилиты достигали тогда, когда могли опереться на население окрестных деревень для оказания им материальной помощи, а также пополнения их рядов. И в Персии, и в Сирии эмиссары исмаилитов пытались укрепиться в регионах, где существовали старые традиции религиозных уклонов. Такие традиции поразительно живучи и еще кое-где сохранились. Некоторые религиозные произведения «нового проповедования» в противоположность сложному городскому интеллектуализму богословия Фатимидов демонстрируют многие магические черты, связанные с крестьянской религией.