Радик нажал на газ, «опель» дернулся, но не сдвинулся с места. Потом сделал еще одну натужную попытку, еще безуспешно!
Вот черт, забуксовали! парень ударил кулаком по рулю и посмотрел на «батько». Тот приказал Безсонову: Иди подтолкни!
Женька уперся в «опелевский» зад, закряхтел, стараясь вытолкнуть машину из снежной засады. Вдруг кто-то тронул его за рукав куртки. Это был голубоглазый старик.
Послушай, мил человек! Если есть деньжат чуток, подай не мне, а козе Братиславе твари божьей. Не на что мне сухари ей купить!..
Безсонову было невдомек, как рядом с ним оказался этот загадочный дед. Так быстро и незаметно! Ведь только что на повозке сидел, с козой разговаривал! По воздуху, что ли, перелетел или зайцем проскакал под елками?.. Женька протянул старику десять гривен.
Дедушка, как вас зовут?
Кто Лешей, а кто и Лешим кличет
Кто Лешей, а кто и Лешим кличет
Ты знаешь этого старика? спросил Шубин, когда Женька сел в машину.
Так он же у вас на заводе работает!
Ага, в коммерческом отделе развозит клиентам готовые заказы! гыгыкнул Радик.
Я в первый раз его вижу, признался Шубин.
Молчать! рявкнул «батько». Все тут же притихли.
Вскоре дорога пошла под уклон.
Машины спустились в яр, заснеженный и глубокий, попав неожиданно в лесной хутор, обжитый лишь тремя хатами (впоследствии выяснилось, что две из них были заброшены). Проехали вдоль плетней с частыми брешами, мимо колодца с полуразрушенным козырьком Несмотря на царившее в нем запустение, хутор не вызывал тревоги. Напротив, что-то притягивало Безсонова к полу сказочной ветхости лесного жилья.
Возле одной из хат, приставив ладонь ко лбу, стояла высокая дородная старуха в куцем, старого покроя пальто. Вышедшему из «опеля» черноглазому старику она сказала просто и без обиняков:
Ирод приехал!
Заткнись, старая карга! отмахнулся от старухи «батько». Отведи этих двух придурков и того тоже, что за рулем большой машины сидит, веди их на чердак и запри на замок. Проверь обязательно!.. Постой «батько» понизил голос. Как там мальчишка?
У-у, вспомнил! Чтоб тебе на том свете бесы хлеба не давали! начала браниться было старуха, но, встретившись с тяжелым взглядом черноглазого старика, осеклась и, уже по-бабьи всхлипывая, запричитала. Сидит себе, сердешный. Исхудал весь, на старичка стал похож, не выдержав, старуха опять принялась кричать. Ты что, ирод, решил ребенка голодом заморить?!
Что ты гонишь, старая?! Я консервов тебе оставил сколько, чипсов!
Вот и жри свои чипси! смешно выговаривая «чипсы» через «и», наседала на «батько» отважная старуха. А ребенку молочную вермишельку надо сварить!
Ладно, разберемся, кому вермишель, а кому петлю на шею! поморщился «батько». Веди вот этих на чердак да побыстрей поворачивайся!
У-у, раскомандовался, лесной черт! фыркнула старуха, но, цепко схватив за локоть Шубина, повела его к деревянной лестнице, снаружи поднимавшейся к чердачному окну. В первый момент Андрей Васильевич хотел было оттолкнуть от себя старуху, но стоявший рядом с ним Радик выхватил из-за пояса пистолет (точь-в-точь такой же, какой «батько» дал хлопцу) и уперся им в спину Шубина, чуть ниже его левой лопатки.
Шубин вынужден был повиноваться. За директором поплелись с хмурым видом Генка и Безсонов. Вдруг Радик нагнал Генку и отобрал ключи от машины: «Теперь тебе, дядя, ключи от рая будут нужны!»
Подождав, пока Безсонов, последним поднимавшийся на чердак, шагнул в его нутро, «батько» вошел в сени большой и когда-то, по всей видимости, крепкой хаты.
На чердаке остро пахло слежавшимся сеном. Его было много, в полумраке высокого чердака сено напоминало чью-то огромную отрезанную седую бороду. Старуха подняла с пола вилы и, пробормотав: «От греха подальше!» прижала к груди их черную рукоять.
Шубин устало опустился в сено и закрыл лицо руками. Генка, ковыряясь в носу, смотрел в маленькое слуховое оконце: Радик отгонял «мерседес» куда-то за левый край хаты.
Вот сволочь! Ноги оторвать ему мало!
Почему ноги? удивился Женька. Он же ручками твой «мерс» уводит?
Про его ручки-дрючки я, вообще, молчу! Генка зло плюнул в окно.
Не плюй в окно, сынок! Оно как колодец. Свет в нем божий плещется и воздух, которым дышит сердце людское, сказала вдруг старуха. Она оглядела трех пленников и тихо вздохнула. Ну что, сынки, будете здесь жить. Хоть и не знаю, сколько отмерил вам Ульян
Ульян?.. Того старого мафиози зовут Ульян?! Безсонов подскочил к старухе и попытался заглянуть ей в глаза. Старуха встала у открытой двери на чердак. Солнце ясно освещало ее древнее лицо и глаза цвета спитого компота из сухофруктов.
Бабушка, вы знаете этого темного старика? не унимался Безсонов.
А то как же! горько усмехнулась старуха. Это ж мой брат.
Вот это да!! почти одновременно воскликнули Безсонов и Генка. Лишь Шубин никак не отреагировал на новость.
Ну-ка, ну-ка, бабуля, выкладывай все как на духу! потребовал Генка.
Что это я вам должна выкладывать? снова усмехнулась старуха, но на этот раз в ее голосе послышались грозные нотки. Это вы мои пленники, а не я!
Старуха вышла и, закрыв дверь чердака, загремела вставляемым в скобы замком.
Надо было бабку по темечку грохнуть! Или вилами ткнуть! поздно спохватился Генка.
Ну да, со старухой ты готов справиться, а перед Тарасом и тем пацаном спасовал! Будто не мужик, а ухмыльнулся Безсонов.
А сам-то, сам-то, корреспондентишка безголовый! начал распаляться Генка. Сказали ему: «Лезь в машину!» он и полез, как суслик!..
Хватит! неожиданно оборвал Генку Шубин. Он резко поднялся и подошел вплотную к водителю.
Вы, наверное, забыли, почему мы здесь?.. Так я напомню: взят в заложники мой сын, где-то здесь его прячут бандиты. И наша задача как можно скорей найти это место и освободить мальчика!..
Шубин, замолчав на несколько секунд, поправил себя: Лично вы, Геннадий, ни мне, ни моему сыну ничего не должны. Можете оставаться в стороне, если боитесь за свою жизнь.
Конечно, боюсь! согласился Генка. Но что я, последний мужик какой-то?.. Что-нибудь да придумаем! Да, журналист? Ты же привык придумывать разные штучки в свою газету!
Безсонов не ответил. Он прислушивался к звукам, едва-едва доносившимся снизу, из жилой части дома. Женьке показалось, что кто-то лихо играет на пианино
Солнце заходило. В слуховое оконце хорошо была видна его облитая яичным желтком горбушка. Очертания деревьев постепенно размывались, растворялись в вечерних рождественских сумерках.
Стало слышно, как сразу несколько человек поднимается по лестнице. Их громкие голоса, все нарастая, приближались к двери. Загремели замком. Дверь распахнулась, и на чердак ступили двое старый Ульян и Радик. За их спинами обнаружился прямоугольник начавшего смеркаться неба.
Старик посветил фонариком по очереди на каждого из троих пленников.
Батько, посветите мне! попросил Радик. Он прижимал к груди какой-то прибор, осторожно опустил его на пол, предварительно откинув ногой сено. Безсонов пригляделся. Прибором оказался небольшой монитор марки «Сони». Радик на минуту вернулся к лестнице, чем-то там погремел и наконец вытянул длинный конец черного провода.
Подключив провод сзади к монитору, Радик принялся щелкать тумблерами, нажимать разные кнопки. Экран монитора засветился, на нем появилось изображение вечерней коротенькой, как старухино пальто, хуторской улицы. Видеокартинка дрожала.
Радик, скажи Тарасу, чтобы он показал колодец, не глядя на пленников, приказал Ульян.
Радик достал из правого кармана дубленки наушники с микрофоном и надел на голову. На его волосатой голове наушники смотрелись как девичий обруч.
Тарас, покажи колодец! сказал Радик. Картинка на мониторе пару раз сильно вздрогнула, но осталась прежней. Тарас, ты меня слышишь?.. Где колодец?
Наконец картинка ожила, улочка медленно двинулась навстречу всем, кто видел ее на мониторе. Изображение было очень неустойчивым, темное и расплывчатое, оно вздрагивало и покачивалось, как стакан с мутным вином в руке пьяного ходока. Оставалось гадать, то ли Тарас впервые работал с камерой, то ли ему в самом деле нелегко было идти по заваленной снегом улочке.
Вот камера замерла на полуразрушенной шапке колодца, и картинка зависла в «стоп-кадре».
Шубин, подойдите ближе к монитору! старик повернулся к директору. Что вы, как мышь, затаились в сене?.. Для вас же крутим кино! потом сказал, обращаясь уже к Радику. Теперь колодец крупным планом! Пусть господин директор посмотрит, до чего его жадность довела!
Радик что-то шепнул в микрофон, на мониторе возник черный квадрат с неясным светлым пятном посредине. Изображение приобрело большую четкость, и светлое пятно превратилось в детскую головку! С экрана смотрели напуганные до смерти глазенки мальчишки лет пяти-шести. Лицо ребенка было настолько чумазым, что это оказалось заметным даже во мраке колодца.
Подлецы! Держать моего сына в замерзшем колодце! Шубин ринулся было к Ульяну, но старик, неожиданно прытко отступив назад, предупредил: Ни шагу больше, Шубин! Иначе я не ручаюсь за Тараса!..
Так колодец, значит, без воды! только сейчас сообразил Генка.
А ты умный, усмехнулся Радик.
«Странно, почему ребенок такой чумазый? Ведь земля-то в колодце мерзлая!» отметил машинально про себя Безсонов.
Ну что, на этот раз я убедил тебя, Шубин? растягивая слова по слогам, произнес старик. Промедление смерти подобно, как любил говаривать вождь русского пролетариата Подпишешь договор?
Только не здесь. Внизу. Здесь плохое освещение.
Шутишь?.. Ну хорошо. Пускай внизу, согласился Ульян. Радик, выключай и сворачивай всю эту дребедень. Спускаемся в хату. Господин директор сподобился подписать! старик, плохо скрывая раздражение, хмыкнул. Упрямый осел!
Радик закрыл за собой дверь и щелкнул замком. Заскрипели ступени лестницы, вначале громко, потом все тише и тише. Вдруг раздался яростный окрик Ульяна: «Тарас, держи директора!»
Безсонов и Генка как по команде прильнули к двери. Напрасно: заливая глаза черной прозрачной патокой, из щелей сквозила вместе с морозным ядреным воздухом рождественская лесная ночь.
Андрей Васильевич хотел вытащить из колодца сына, догадался Женька.
Ну и правильно! И я бы так сделал! выразил свою солидарность Генка.