Я не это имела в виду, оправдывается Дебби дрожащим голосом.
Ты имела в виду, что не хотела говорить об этом вслух.
Может, вам двоим лучше выйти? вмешивается Майк.
Может, тебе лучше заткнуться на хрен?
Не выражайся, Дуглас! обрывает меня мать, щелкая пальцами.
Ты просто скотина, всхлипывает Дебби.
А ты маленькая самовлюбленная шлюшка.
Так, весело произносит Клэр. У меня для вас новость. Я беременна. И я ушла от Стивена.
Все оборачиваются и смотрят на нее. Она барабанит пальцами по столу.
Только не поздравляйте меня все сразу.
Мать хватает отца за руку и смотрит на Клэр.
Повтори, пожалуйста, просит она, прижимая другую руку к груди.
Что именно?
Всё.
Я беременна и собираюсь разводиться.
Ба-бах, громко произносит Расс. Я решил было, что это все марихуана, но тут он засмеялся. Смех становится громче и вскоре переходит в истерику, Расс трясется, захлебываясь от хохота; по его лицу текут слезы.
Расс, умоляю я, пихая его под столом ногой, прекрати!
Но он только громче смеется и в исступлении хлопает ладошками по столу.
Ба-бах! кричит он во все горло, бешено размахивая руками над головой, и заходится в новом припадке хохота.
Какое-то время мы все молча сидели, ошеломленно и беспомощно глядя на Расса, и ждали, пока он перестанет, и вдруг отец тоже громко и весело рассмеялся, за ним Клэр, а потом и я. По столу прокатывается волна смеха, и вот уже мы все неудержимо хохочем, а Майк и его родители смотрят на нас во все глаза и не могут понять, что тут смешного. Даже если бы я мог говорить, мне нечего было бы им сказать; ведь ничего смешного нет, и все печальнее, чем можно себе представить. Добро пожаловать в семью: вот что я бы им сказал.
К десерту все более-менее вошло в свою колею: мать ела «вилы», как конфеты; мистер Сендлмен прожужжал отцу все уши о государственных процентных ставках; Расс в полном молчании методично намазывал маслом и доедал оставшиеся в хлебнице булочки и хлебные палочки, а Майк, не таясь, спокойно лапал под столом Дебби.
Все и всегда должны плясать вокруг тебя, да, Клэр? с горечью спрашивает Дебби. Мне следовало догадаться, что ты наверняка что-нибудь учудишь.
Точно, Пух. Я ломаю себе жизнь только для того, чтобы выделиться на твоем фоне и привлечь к себе внимание.
Нет. Ты и правда ломаешь себе жизнь. А вот объявляешь об этом сейчас, потому что не дай бог хоть десять минут на тебя не будут обращать внимание.
Ничто не происходит просто так, верно?
Иди к черту, Клэр.
Не выражайся, Дебора, рассеянно произносит мать. Она пытается щелкнуть пальцами, но они ее не слушаются. Она запила пилюли белым вином и растворилась в наркотическом оцепенении, не чувствуя боли.
А вы уже знаете, мальчик или девочка? миссис Сендлмен, обращаясь к Клэр, резко меняет тему.
Что, простите? переспрашивает Клэр.
Ребенок.
Клэр качает головой.
Понятия не имею.
Вот-вот, хмуро замечает Дебби. Все занимаются исключительно Клэр. Кто знает, что еще она выкинет, если мы перестанем обращать на нее внимание. Наверно, сделает операцию по перемене пола.
Расслабься, детка.
Заткнись, Майк.
Синатра! воскликнул отец, вскочив на ноги. Действительно, ансамбль заиграл старую песню Синатры.
Потанцуем? приглашает отец, протягивая руку матери.
Ну нет, отвечает она, отталкивая его руку. Я сейчас и прямо пройти-то не смогу.
Потанцуем? приглашает отец, протягивая руку матери.
Ну нет, отвечает она, отталкивая его руку. Я сейчас и прямо пройти-то не смогу.
Дебби? спрашивает он, глядя на нее.
Не сейчас, пап.
Ну пожалуйста.
Пап, никто не танцует.
Ошибаешься, возражает он.
Отец проходит мимо стоящих рядом с нами двух столиков и начинает танцевать в одиночку, двигаясь вдоль длинного ряда окон, которые выходят на пролив Лонг-Айленд. Отец делает па и кружится в такт музыке. Солнце садится, и последние пастельно-розовые сполохи света окрашивают небо за его спиной.
О боже! вздыхает Дебби, отодвигает стул и встает.
Она подбегает к отцу и тащит было его обратно к столу, но он обнимает ее и начинает с ней танцевать, напевая себе под нос. Дебби сперва сопротивляется, но потом затихает и, обмякнув, повисает на отце, обхватив его за шею руками и положив голову ему на плечо. А потом она плачет в голос, глубоко, страдальчески всхлипывая и содрогаясь всем телом. Отец же просто обнимает Дебби, сдерживая ее слабые конвульсии, гладит ее по шее, целует в голову. Они стоят так долго-долго, тихонько покачиваясь из стороны в сторону, хотя песня уже кончилась. Небо за окном темнеет, и пролив Лонг-Айленд медленно сливается с ним.
После ужина мать исчезает, я нахожу ее на пляже. Сняв туфли, она стоит на волнорезе и глядит на темный океан. Черное платье полощется и облепляет ее, она сняла заколку, и распущенные волосы развеваются на ветру. Я не думаю, что мать принимает такие позы исключительно ради драматического эффекта, но вообще-то, кроме как в кино, никто и никогда не стоит, устремив взгляд за горизонт и глубоко задумавшись, пока не придет еще кто-то и не начнет важный разговор. В жизни же мы задумываемся, чтобы как-то убить время когда едим, ведем машину, сидим на унитазе или стоим в очереди. Но в фильме это передать не так-то просто, поэтому какой-то неизвестный режиссер придумал «взгляд, устремленный вдаль», который означает глубокую задумчивость. Для матери граница между жизнью и игрой давным-давно стерлась, к тому же мать приняла «вилы» и выпила вина, а это значит, что ощущение реальности у нее искажено сильнее, чем обычно.
Когда вы были маленькие, мы все время ходили на этот пляж, произносит она, не отводя взгляда от темного пролива. Помнишь?
Конечно.
Она вздыхает.
Мне нравилось здесь бывать. Вы трое очень любили купаться. Собственно, только в этом вы были единодушны. А я сидела на одеяле и смотрела на ваши маленькие стриженые головки. Знаешь, по крайней мере тогда я занималась тем, чем должна была, и вы все были счастливы. Потом вы стали брать с собой плейеры просто валялись на одеяле, воткнув в уши наушники и погрузившись в собственные проблемы. У Клэр выросла грудь, она стала носить бикини и болтаться с какими-то противными парнями. Дебора оставалась одна и приставала к тебе, пока ты не доводил ее до слез или не уходил. Все кончалось тем, что я кричала на нее. Тогда-то я и перестала любить пляж.
Я молча стою, словно актер за кулисами, ждущий своей реплики.
Ты все-таки жестоко поступаешь с сестрой, тебе не кажется? спрашивает мать.
Нет, не думаю, отвечаю я и встаю рядом с ней на волнорез.
Мать кивает. Прожектор ресторана бросает на ее лицо синий отблеск.
Майк хороший. Конечно, для юриста он немного туповат, и нам придется убрать его руку с задницы твоей сестры хоть путем хирургического вмешательства, но он любит Дебби и, что важнее, она его любит. Я вижу по ее глазам.
Она считает его своей собственностью.
Брось, хватит умничать! Это тоже любовь. Ей нравится доминировать в любви, ты скорбишь, озлобившись на весь свет. Каждому свое.
Я понял, что ты хочешь сказать.
Но я хочу сказать не это. А вот что, она оборачивается и сверлит меня суровым взглядом. Будь с ней помягче. Это ее день. Если все сложится удачно, она выйдет замуж только раз в жизни. Не надо портить ей праздник. В конце концов, ведь не на нее же ты злишься.
Разве? А на кого же?
На Хейли, разумеется, отвечает она, снова глядя на океан. Я и сама, кстати, на нее чертовски сердита за то, что она так тебя бросила. Но это уже не новость, и я больше не хочу об этом говорить.
Я тоже.
Вода яростно бьется о камни у нас под ногами, разлетается брызгами в воздухе; я чувствую, как крошечные капли холодного тумана мелкими иголками покалывают лицо.
В чем бы Дебби ни провинилась перед тобой, она это сделала ради любви, и кому, как не тебе, это понять.
Ради любви к себе, парирую я.
Да ладно тебе, Дуглас. А бывает другая?
Послушай, мам
Нет, это ты меня послушай. Послушай свою маму. Может, я чокнулась, может, упилась вдрызг, но я живу немножечко дольше тебя и знаю кое-что, чего не знаешь ты. Я знаю, что Дебора может быть той еще стервой, но это генетическое, она в этом не виновата. Ты вот что пойми: в детстве ей пришлось несладко. Вы с Клэр то еще удовольствие. В лучшие времена вы оба не подпускали ее к себе, а в худшие были просто жестоки.
Да ладно тебе. Не так уж мы были плохи.
Она смотрит на меня, подняв тонкую, выщипанную ниточкой бровь.
Вы были ужасны. Вы и сейчас такие. Дебби одна из вас, но она всегда была в стороне от вас от понятных только вам двоим шуток и таинственных взглядов. Дебби бы с радостью отдала свою правую руку, лишь бы вы приняли ее в компанию. Да и теперь тоже. Может, это моя ошибка я не приучила вас больше общаться с младшей сестрой. Она всегда хотела, чтобы вы с Клэр ее любили.
Редко бывает, что кто-то скажет тебе всего несколько слов, но так, что это заставит взглянуть на себя другими глазами. Однако мать до сих пор способна сыграть так, что это станет откровением.
Я никогда об этом не задумывался, признаюсь я, чувствуя себя дураком.
Ну конечно. Вы с Клэр всегда были слишком погружены в собственные проблемы, чтобы замечать кого-то еще. И это тоже генетическое, грустно усмехается мать. Оголтелый эгоизм у вас в крови.
Вдали я слышу голос Расса, который с парковки зовет меня.
Они нас потеряли, говорю я.
Мать кивает и берет меня за руку, я помогаю ей слезть с волнореза. Мы идем по песчаному берегу к парковке, мать несет туфли в руках. Я вижу отца и Клэр, которые кружатся, как Джинджер и Фред[20], в свете натриевых ламп.
Отец сегодня просто молодчина, правда?
Мать кивает и берет меня под руку.
Знаешь, что будет дальше? Когда мы вернемся домой, ему захочется заняться со мной сексом, причем несколько раз, а потом он будет лежать, обняв меня, и рассказывать мне о вашем детстве или о нашем первом свидании. Я буду держаться до последнего, стараясь не заснуть, потому что я не хочу пропустить ни минуты, и желать лишь одного: чтобы мы лежали так вечно. Но в конце концов я засну, а он все еще будет рассказывать. А когда я проснусь утром, он будет писать на клумбы, или играть в бейсбол в одном исподнем, или строить на полу в гостиной стеклянную башню из хрусталя моей бабушки одному Богу ведомо, что он еще придумает. Я накроюсь с головой одеялом и разревусь, гадая, когда я снова увижу его да и увижу ли.
Мать поворачивается ко мне лицом, и я смотрю в ее большие проницательные глаза. Холодной рукой она гладит меня по щеке.
Ты потерял жену, Дуглас. У меня сердце разрывается от жалости к тебе, поверь. Но я каждый день теряю мужа, каждый божий день. И даже не сетую на это.
О господи, мама, отвечаю я хрипло, но она уже снова идет. Ее излюбленный приемчик. Ей нравится озадачивать и трогать за живое. Поставить в тупик и заставить волноваться.