Настолько просто, насколько ты сам того захочешь.
Я не знаю, чего я хочу.
Она кивает.
В этом-то вся прелесть: у тебя есть сестра-близнец, которая знает тебя лучше, чем ты сам. Я знаю за тебя. Если бы тебе была нужна пересадка почки или печени, то лучше меня не было бы донора, потому что внутри мы одинаковые. Здесь применим тот же принцип. Я разделю с тобой свое сердце, пока твое снова не начнет биться.
Так что ты все-таки предлагаешь?
Ты должен полностью мне довериться и согласиться делать все, что я скажу.
Ну конечно.
Дуг, я серьезно. Ты так погружен в скорбь о Хейли, что тебе некогда подумать о чем-то еще. Но умом ты понимаешь, что пора снова начать жить. Будь умницей: разреши тому, кому ты доверяешь, сделать все за тебя.
И что же ты собираешься делать: отправлять меня на свидания вслепую?
Она наклоняется вперед и смотрит мне в глаза.
Я собираюсь заставить тебя делать то, что, как мне кажется, делал бы ты прежний.
Но я уже не я.
Ты уже никто.
Мы долго смотрит друг другу в глаза. Как всегда, она выигрывает.
Что мне надо будет сделать? спрашиваю я.
Две вещи, отвечает она. Первая самая трудная.
И что же это такое?
Она подвигается, садится мне на ноги, буквально придавив меня к кровати, и кладет руки мне на плечи; ее лицо всего в нескольких сантиметрах от моего.
Ты должен мне сказать, что ты хочешь этого.
Что я хочу чего?
Что ты хочешь вернуться к жизни, согласен меньше грустить, намерен жить дальше и тебе просто нужна помощь, чтобы начать. Что ты готов, по крайней мере, допустить, что когда-нибудь снова будешь счастлив.
Ну разумеется, я этого хочу.
Так скажи это.
Зачем?
Потому что тебе нужно это услышать.
Клэр я отворачиваюсь.
Клэр берет меня за подбородок и заставляет смотреть ей в глаза.
Не спорь со мной.
Ладно, сдаюсь я. Я хочу вернуться к жизни. Я хочу снова быть счастлив, по крайней мере иногда. Если честно, я не знаю, готов ли я жить дальше, но я знаю, что я этого хочу. И у меня перехватывает горло, но я пересиливаю себя. И я не знаю, как это сделать.
Клэр нежно проводит мизинцем по моей щеке, смахивая слезинку; я и не подозревал, что плачу. Потом она целует кончик своего мокрого пальца.
Хорошо, весело ухмыляется она. Годится.
А второе?
Что, прости?
Ты сказала, что мне надо сделать две вещи.
Ах да, вспоминает Клэр. Второе. Это очень просто.
Ну?
Просто согласись.
На что?
На все.
На все?
Именно, подтверждает она, слезая с кровати. На все. Последний год ты только и делал, что отказывался от всего и вся, что было в твоей жизни, и чего ты добился?
Я не отказал Лейни Поттер.
И поэтому переспал с ней. А представь, что было бы, если бы ты чаще соглашался.
Не знаю, смогу ли я справиться с волнением.
Вот и выясним. Новое правило: просто соглашайся.
Я думал, что для тебя правила ничего не значат.
Значат, если это мои собственные правила. Хватит вилять, соглашайся.
Могу ли я доверить мою жизнь тому, кто так эффектно ломает свою?
Несомненно! горячо уверяет она. Я не ломаю, а строю. И хотя человеку неподготовленному может показаться, что это одно и то же, уверяю тебя, результат абсолютно другой.
Мне кажется, Стивен так не думает.
Клэр пожимает плечами.
Что тут скажешь? Не разбив яиц, омлет не приготовишь. Хватит менять тему, обо мне мы поговорим потом. Так ты согласен или нет?
Я вспоминаю, каким был вчера за ужином отец улыбчивым, в здравом рассудке, счастливым от того, что вокруг сидят его несчастные запутавшиеся дети. Я вспоминаю, как Дебби плакала у него на плече, а мать следила за ним взглядом, когда он танцевал. Я вспоминаю, как Хейли долго-долго целовала меня на чертовом колесе, а сумерки окутывали нас, словно теплое одеяло.
Я согласен, отвечаю я.
Вот и хорошо, резюмирует Клэр с озорной улыбочкой. Договорились.
И что теперь?
Натягивай на свою тощую задницу портки и дуй в рэдфордскую городскую среднюю школу.
Какого черта?
Оттуда звонили час назад. Расс подрался. Его на время исключили из школы.
Черт. Почему же ты раньше не сказала?
Вопрос был на повестке дня. Теперь и до него дошла очередь.
А почему они не позвонили Джиму?
Ладно, раздраженно говорит Клэр. Начинаем сначала. Тебе звонили из школы, потому что Расса временно исключили. Хотят, чтобы ты за ним приехал. Ты едешь?
Она сверлит меня свирепым взглядом.
Да, отвечаю я.
Она наклоняется и целует меня в щеку.
Правильный ответ, бросает она, направляясь к двери. Ведь нетрудно, правда?
Глава 17
Расс осторожно отдирает с правой руки влажное окровавленное бумажное полотенце, и я вижу израненные, кровоточащие костяшки его пальцев. Левый глаз полуприкрыт; правая щека от уголка глаза до скулы припухла и переливается красным и лиловым. Левая щека вся сплошь в мелких царапинах и рваных ранках.
Впечатляет, говорю я. Как же тогда выглядел твой противник?
Как верзила, который, поставив мне колени на грудь, молотил меня почем зря кулаками.
Я киваю.
Хочешь, расскажи мне об этом.
Обычная глупая драка, Дуг. Не нужно начинать всю эту волынку, как будто ты доктор Фил[21].
Мы сидим на стульях, составленных по четыре в ряд в коридоре у кабинета школьного психолога.
Ну что, мне нужно пойти поговорить с вашим психологом?
Расс безразлично кивает.
Она тебя ждет.
Уф, от сердца отлегло. Я думал, придется говорить с директором.
Покойная мать гарантированный талон к школьному психотерапевту.
Понятно.
Мимо нас, покачивая бедрами, проходят три смазливые девицы в миниатюрных, обтягивающих бедра юбках и коротких футболках, открывающих живот. Девицы смеются и болтают со скоростью километр в секунду. Мы с Рассом одновременно поворачиваем головы и провожаем девушек взглядом.
Когда я учился в школе, у меня не было таких девчонок, признаюсь я.
Как и у меня, хмуро соглашается Расс, глядя в пол.
Я смотрю на него избитого, всего в синяках парня, который до сих пор молчаливо оплакивает свою мать, но, в отличие от меня, каждый день вынужден общаться с людьми, обречен желать неприступных девиц и драться в безучастных школьных коридорах; а вечером дома его никто не ждет. И внезапно я чувствую себя эгоистом и мудаком, поглощенным жалостью к себе.
Мы нечасто с тобой общаемся, правда? говорю я.
Расс поднимает на меня глаза.
Нечасто.
Наверно, в этом моя вина.
Наверно.
Он пожимает плечами и протягивает свою кровоточащую руку к лампе, пристально разглядывая содранную кожу.
Джимбо и Энджи переезжают во Флориду.
Что?
Он угрюмо кивает.
Они сообщили мне эту потрясающую новость вчера вечером. Штат радости и солнца, ну ты понимаешь.
Черт, Расс. Это скверно. И когда?
После Рождества.
Я не знаю, что мне делать с этой новостью.
А что они, черт возьми, забыли во Флориде?
Не знаю, работа, кажется, или что-то вроде того. После слова «Флорида» я вроде как оглох.
Ты поедешь?
А у меня есть выбор? отвечает Расс, смерив меня взглядом. Мне же больше негде жить, так?
Я вздыхаю и закрываю лицо руками.
Все не так-то просто, Расс.
А по-моему, все просто.
Послушай, произношу я, чувствуя собственное бессилие. Он твой отец, твой единственный законный опекун. Я не имею права диктовать ему, что делать.
Ну что ж. Ты в этом не одинок.
Нужно начать разговор, спрашивать, убеждать, но будь я проклят, если понимаю, как это сделать.
Давай я просто пойду и поручусь за тебя, а потом мы поедем перекусить и все обсудим, хорошо?
Что тут обсуждать?
Тогда мы поедим молча, говорю я, поднимаясь. Не бойся, я привык к этому.
Дуг, окликает меня Расс, когда я открываю дверь кабинета.
Да?
Ты не мог бы с ним поговорить?
Он серьезно смотрит на меня, широко раскрыв уцелевший, но красный правый глаз, и меня переполняет любовь к этому грустному запутавшемуся ребенку, неожиданная дрожь в груди подсказывает, что какая-то часть моего сердца еще способна страдать.
Ладно, соглашаюсь я покорно и думаю, как всегда, когда речь идет о разговоре с Джимом, что ничего хорошего из этого не выйдет.
Школьный психолог Расса, мисс Хейз, моложе, чем я ожидал. У нее прямые черные волосы и молочно-белая кожа.
Мистер Паркер, произносит она, пожимая мне руку. Спасибо, что пришли. Я Брук Хейз.
Она садится, тряхнув волосами, и я вижу целое созвездие сережек: колец, гвоздиков и цепочек не самый стандартный набор для школьного психолога.
Вы психолог? интересуюсь я.
Мне часто задают этот вопрос, отвечает она. У нее спокойный, немного скрипучий голос, как у рок-певца, кажется, будто она говорит между тактами песни и вот-вот снова запоет балладу об утраченной любви.
Просто вы довольно молодо выглядите.
Улыбка, словно пожар, озаряет цветущий луг ее лица.
Спасибо. Но я дипломированный специалист, уверяю вас. Вы тоже выглядите молодо для отчима Расса. Сколько вам, тридцать?
Двадцать девять.
А мне двадцать семь, говорит она. Думаю, руководство решило, что дети будут мне доверять.
И как, доверяют?
Иногда.
Она подгибает под себя ногу и жестом показывает на стул передо мной.
Итак, спрашиваю я, садясь, в чем дело?
Дело в том, что сегодня утром Расс подрался с половиной футбольной команды, и, как видите, ему надрали задницу.
Все на одного? спрашиваю я, чувствуя, как живот сводит от ярости.
По словам очевидцев, один из ребят что-то ему сказал, и Расс на него набросился. Другие просто хотели его оттащить.
Ничего себе. И что же тот парень ему сказал?
Не говорят.
Кто-нибудь сильно пострадал?
Она качает головой.
Как обычно. Но, к несчастью для Расса, средняя школа нетерпимо относится к применению силы. Так что его в принудительном порядке на три дня исключили из школы.
Мисс Хейз
Пожалуйста, зовите меня Брук. А я буду вас звать Дуг, хорошо? Ну, нам ведь обоим еще и тридцати нет, правда?
Правда, соглашаюсь я, немного смущенный ее непринужденной, небрежной манерой. Брук. Видите ли, я не являюсь законным опекуном Расса. Он живет с отцом.
Да, произносит она медленно, в задумчивости покусывая губу и оценивающе глядя на меня. Когда Расс в прошлый раз подрался, Джим приходил ко мне.
А это случалось и раньше?
Она смотрит на меня с любопытством.
Сейчас это случается практически регулярно, поясняет она. В общем, Джим произнес довольно нескладную речь о том, что дети должны сами между собой разбираться и что его сын не так воспитан, чтобы пасовать перед хулиганами.
Какое-то время он его вообще не воспитывал, замечаю я.
Она кивает, внимательно меня разглядывая.