Старик сходит с возвышения. Идёт сквозь толпу, которая покорно расступается. Священник подходит ко мне.
Я ведаю твои печали, тихо говорит он, сурово глядя на меня, в страхе нет греха, грех в сомнении. Но я вижу, ты ещё не готов держать ответ перед всеми. Тогда, быть может, откроешься только мне?
Я не знаю, что ответить. Наверное, впервые в жизни я чувствую ужас и радость одновременно. Почему-то хочется выговориться, точно слова могут снять неподъёмный груз, висящий на сердце после всего того, что со мной случилось за последние несколько дней. Долго смотрю на старика. Наконец решаюсь. Едва заметно киваю.
Священник улыбается. Затем оборачивается и, глядя на толпу, говорит:
Братья и сестры, помолитесь за нас! Попросите Его дать волю нашему новому, как я надеюсь, брату. Аминь!
Меж людей идёт одобрительный ропот. Старик отворяет обе створки двери. Лунный свет, будто подсвечивая площадку, окрашивает серебристым сиянием вход в храм. Толпа направляется к выходу. Я прислоняюсь к стене и опускаю голову, но всё же украдкой подглядываю за выходящими. Они почти не смотрят на меня, а в тех, кто бросает взгляд, я не вижу злобы. Скорее настороженность, любопытство, а у некоторых искру радости в глазах, точно они встретили старого знакомого, которого не видели много лет.
Каждый, выходя из церкви, оборачивается, смотрит вверх, осеняет себя крестным знамением, отбивает три глубоких поклона и спускается по ступенькам. Замечаю, как несколько дюжих мужчин отходят в сторону, подходят к сбитому из досок сараю, стоящему в стороне от церкви, заходят внутрь, чтобы вскоре выйти оттуда с мечом или топором в руках, или с арбалетом за спиной.
«Эти воины, думаю я, странно, у них только холодное и метательное оружие. И, судя по настрою, ребята могут за себя постоять. Только, много ли так навоюешь? И как это сочетается с учением о всепрощении?» Я теряюсь в догадках, но от сердца у меня отлегло.
Когда последний человек выходит из церкви, Эльза толкает меня кулаком в бок. Я смотрю на старика, пытаюсь что-то сказать, но от волнения все нужные слова вылетели у меня из головы.
Когда последний человек выходит из церкви, Эльза толкает меня кулаком в бок. Я смотрю на старика, пытаюсь что-то сказать, но от волнения все нужные слова вылетели у меня из головы.
«Хорошее мнение он обо мне сложит, думаю я, стою тут как дурак».
А ты начни, внезапно говорит мне Эльза, Отче, обращается она к священнику, я пойду, а его оставляю на вас, старуха выразительно смотрит на меня, дорогу потом найдёшь?
Угу, мычу я сквозь респиратор, ещё больше ощущая себя идиотом.
Вот и договорились, Эльза, не оборачиваясь, спускается по ступенькам.
Дождавшись, когда она скроется за поворотом, священник неожиданно говорит:
Ты веруешь?
Я теряюсь.
Отче, выдавливаю я.
Пойдём, неожиданно предлагает старик, прогуляемся, сможешь?
Не знаю почему, но от этих простых слов повеяло такой силой, что если было бы нужно, то я бы и пополз.
Смогу, отвечаю я.
Идём, старик, кряхтя, становится на верхнюю ступеньку лестницы, только двери в храм затвори.
Я выполняю просьбу.
А закрыть как, на замок?
А чего их запирать? старик улыбается одними глазами. Главное, чтобы снега не намело, а чужих здесь нет, скрывать нечего и ежели зайти кто захочет помолиться, то пусть, зачем препятствовать?
Священник, опираясь на посох, становится на лестницу. Я, позабыв про боль и слабость, быстро догоняю его и протягиваю руку.
Я помогу.
Старик сжимает мою ладонь.
Добре на морозном воздухе повисает пауза, Се́ргий
Я вздрагиваю. Голос, а точнее та интонация, с которой священник произнес моё имя на свой лад, в ней что-то было Что-то давно забытое. Я мучительно вспоминаю Ощущение из той жизни, до Удара. Наверное, с такой заботой, когда-то говорил со мной отец. Я пытаюсь вызвать в памяти звук его голоса, но не могу. Может быть я просто хочу в это верить? А что ещё остаётся в мире, где все живут по правилу «человек человеку волк».
Ты позволишь, спрашивает священник, строго глядя на меня, если я так буду называть тебя теперь?
Ну эээ мнусь я, хорошо.
Непривычно звучит, да? старик сверлит меня взглядом. А ведь это имя великое! Не каждому дано быть игуменом земли Русской как Сергию Радонежскому, а потому носи его с честью!
Я не знаю, что ответить священнику, поэтому молчу. Мы спускаемся по лестнице. Мороз щиплет кожу. Я поднимаю голову и смотрю на звёздное небо. Хочется вдохнуть полной грудью. Пытаюсь. Не могу. Респиратор. Он душит меня. Срываю опостылевшую маску. Сначала хочу выбросить её, но, заметив суровый взгляд священника, скомкав, засовываю респиратор в карман.
Мы идём дальше. Старик явно куда-то ведёт меня. Дорожка разматывается под ногами. Я замечаю, что постройки, которые показала мне Эльза, остаются позади. В этой части монастыря намного больше деревьев. Под ногами скрипит снег. Становится намного холоднее. Хотя я не уверен. Может быть мне это только кажется. Неожиданно деревья расступаются, и мы выходим
Даже не знаю, как описать мои чувства, когда я увидел, что старик привёл меня на погост. Участок метров десять на пятнадцать, обнесённый невысокой деревянной оградкой. На огороженной территории холмики из снега и кресты штук тридцать сорок, сделанные из арматурных прутьев.
Я замираю. Учащённо дышу. Изо рта клубами валит пар. Смотрю на священника, затем снова на кладбище и сам не знаю почему, но мне приходит в голову мысль, что крестов явно меньше, чем могло умереть людей в монастыре за эти годы. Где же остальные могилы? Или есть ещё погост, где-то там, за периметром стен? Или Я чего-то не знаю и
Страх, забитый мной куда-то в глубину сердца, снова шевельнулся в груди, просыпаясь липкой мерзкой сущностью, нашептывающей на ухо: «Беги Беги Беги»
Священник тяжело вздыхает. Сжимает мои пальцы с удивительной для старика силой.
Прошлое держит тебя, неожиданно говорит игумен, оно давит на тебя, сдерживает помыслы, в то время как ты должен открыться, позволить душе говорить. Только тогда Он примет тебя. Иначе, для чего ты проделал весь этот путь? Ведь Он спас тебя, направил, дал волю, а нам дал сил забрать тебя и привезти сюда.
Я не знаю, что ответить. Мысли тяжело переваливаются в голове, барабанят изнутри хилыми кулачками по черепной коробке, точно вопя «Выпусти нас! Выпусти!».
Наконец, я решаюсь. Собрав волю в кулак, глухо выдавливаю:
Зачем я вам?
Зачем я вам?
Бровь старика ползёт вверх.
Мне? удивляется игумен. Если ты так думаешь, то дело хуже, чем я предполагал! Ты мне не нужен чеканит слова священник, как и все остальные здесь! Надеюсь, ты слышал заповедь «Не сотвори себе кумира»?
Я киваю.
Как не нуждается истинный верующий в изображении Бога, или в идоле, ни на земле, ни на небе, так я для вас ровня. Брат, отец, продолжает старик. Не ниже, не выше. Лишь знания мои ценны для вас, но не я сам. Слушая меня, вы узнаёте истину, и я её вместе с вами. Мне не нужен ваш страх или преклонение, только вера, идущая из глубины души от сердца. Понял?
Слушая речь священника, я невольно ловлю себя на мысли, что его горячность передаётся и мне. Но всё то, что они сделали для меня Не думаю, что Яр прошел столько километров, только чтобы спасти меня ещё одного жителя монастыря. Значит, причина есть. Решаю изменить ход беседы.
Вы знаете, сколько людей я убил, чем занимался, и кто я. Почему моя жизнь равна жизни Яра?
Старик кивает.
Хороший вопрос, меткий, как и ты сам. Ты думаешь, мне нужны твои умения? Даже твой дар способность видеть в темноте и разить врагов ничто по сравнению с тем, что ты можешь дать общине, старик выдерживает паузу. Я буду откровенен с тобой, только если ты будешь правдив, но об этом потом, не сейчас. Я чувствую в твоём сердце ненависть. Злость переполняет тебя. Ты жаждешь мести, за всё то, что они сделали с тобой.
Я вздрагиваю. Недоумённо смотрю на старика. Он скупо улыбается.
Я не умею читать мысли. Эльза рассказала мне твою историю. Про жену и ребёнка. Про Колесникова и Митяя. Яр поведал про казнь. Что ещё надо, чтобы понять, что ты хочешь одного убить их всех и остальных заодно.
Я часто дышу. Сжимаю кулаки. Захлёбываюсь безмолвным криком, рвущимся из груди. Наконец решаюсь:
Я разве все они не заслуживают смерти?! я, наплевав на все предупреждения Эльзы и Яра, повышаю голос. Как мне жить дальше, зная, что эти твари ходят по земле?! Почему я пытаюсь подобрать нужные слова, если вы говорите о вере, он не услышал меня в ту минуту, когда я висел на кресте и молил его о спасении Машеньки и моего ребёнка?! Ничего не произошло! Они не провалились в ад, а стояли и смеялись мне в лицо, пока моя жена умирала у меня на глазах! Как такое возможно?! Почему он это допустил?!
Слёзы душат меня. Старик кладёт руку мне на плечо. Его сухая жилистая ладонь кажется мне пудовой.
Спасибо тебе за откровенность, тихо говорит игумен, я знаю, что Эльза и Яр говорили тебе остерегаться говорить мне о мести. Поверь, я не подначивал их. Это их поступок, а как оно в итоге повернулось твоё решение.
И что, теперь меня выгонят из монастыря? спрашиваю я.
Старик мотает головой.
Нет. Ты сказал правду, не слукавил, выгораживая себя, значит помыслы твои чисты и ты на правильном пути. Главное подсказать тебе, куда направиться. Ты заблудился, только и всего.
В моей голове роятся мысли:
«Это была проверка? Куда он клонит? Зачем я на самом деле ему нужен?»
Решаю действовать по обстоятельствам.
Старик окидывает рукой кладбище.
Видишь? Я часто прихожу сюда, чтобы побыть в одиночестве. Все те, кто похоронен здесь это разные годы, разные люди, но финал, как ты видишь, один у всех. Смерть не будет выбирать, грешен ты или благостен. Сделал, что хотел, или ещё на половине пути. Она просто придёт за тобой. Был человек, и не было. Вопрос лишь в том, что останется после тебя. Какая память? Худое или доброе?
Я, слушая старика, пытаюсь уловить куда он клонит. Его слова точно эхом отражаются в голове. Но, признаться честно, он заинтриговал меня. Слушаю дальше.
Ты говоришь, хочешь отомстить, а что дальше? Убьёшь их. Тебе станет от этого легче? старик не даёт мне ответить и сам отвечает: Уверен, что да. Вот только, что последует за этим? Ты вернёшь любимую? Нет. Ребенка? Тоже нет. Боль в душе, она уйдёт, да, но только она сменится опустошением. Поверь, я знаю. Твоя ненависть дала тебе силы выдержать пытки, страдания тела. Убери эту ненависть и что останется? Пустота. Смысл твоей жизни пропадёт, и ты превратишься в тень самого себя. Эта пустота тебя поглотит. Она не успокоится, пока ты не умрешь. Действие рождает противодействие. Если где-то убыло, в другом месте должно появиться. Ведь так?