Да.
Тогда, завтра ещё поговорим, хватит на сегодня.
Старуха разворачивается и уходит. Я захожу в корпус. Лампы светят вполнакала. Прохожу по коридору, стараясь не топать и очень надеясь, что никто не встретится мне на пути. Дохожу до своей каморки, язык не поворачивается назвать её кельей. Захожу, запираю дверь изнутри и валюсь на кровать. Сна ни в одном глазу. Внутри меня словно разливается горечь. Мысленно прокручиваю в голове разговор с игуменом. Странно, но боль, которая пылала в груди, утихла. Тупо смотрю в потолок. Я словно вижу себя со стороны лысый доходяга с лихорадочным блеском в глазах. Человек так устроен, что всё подвергает сомнению. Анализируя слова старика, я пытаюсь найти им доказательства. Мысли скачут в голове.
«Неужели он прав, и я сам во всём виноват? Этого не может быть! Если Маша погибла из-за моих грехов, зла, что я сотворил, то что я должен был сделать? Позволить ей умереть тогда, на складе, от рук Топора? Или, получив задание Бати по ликвидации Расчленителя, я должен был отказаться? Сказать, что так делать нельзя? Грешно выставлять человека как приманку для потрошителей даже если он «крыса»? Или, спасая Хлыща, я не должен был убивать мародёров? И пусть бы его пристрелили, но зато собиратели остались бы живы и принесли припасы своим? Как я должен был поступить?! мысленно ору я, пялясь в потолок. Ответь мне! Или я должен был сдохнуть?! Просто подставиться под пулю и лежать где-нибудь в грязи с простреленной башкой?! Если ты там, наверху, говори со мной!»
Если бы я орал на самом деле, то давно бы охрип. Честно, я и не надеялся получить ответ. Но, попытка не пытка. Ха! Я улыбаюсь. С моим жизненным опытом, значение этой поговорки воспринимается иначе. От всего этого можно свихнуться. Меня точно раздирает на части. Я всё глубже и глубже заглядываю в себя. Занимаюсь самокопанием. Проклинаю себя и одновременно знаю, что по-другому поступить не мог. Иначе, чем я лучше всех остальных? Тех, кто готов убить за кусок человеческой плоти, или прибить человека гвоздями к кресту по команде Бати. Продолжаю размышлять.
«А Яр, Эльза? Ведь они тоже запятнаны. Скольких они убили? Получается им можно, а мне нет? Где справедливость? Или они делали это как-то по-другому? Они что, лучше меня?»
Мне кажется, что, пытаясь найти ответы, я только глубже погружаюсь в какое-то безумие. Такие мысли я называю «плохими». Дерьмо само лезет из меня. Гоню их прочь и снова вспоминаю, вспоминаю, что я сделал за эти годы не так. Мысли, как истлевшую бумажную ленту, отматывают прожитое время назад. Лица всех, кого я убил, одно за другим встают перед глазами. Вы можете не поверить мне, но я помню каждого. По крайней мере тех, кого я хорошо видел в прицел. Я просто спрятал их образы куда-то далеко вглубь себя, запретив себе думать о мертвецах. Что же, настал их день.
Меня не терзают муки совести. Если удаётся поспать, то я сплю, а не просыпаюсь в холодном поту. Не надо думать обо мне как о звере. Вам, живущим по ту сторону, не понять, что значит выживать здесь. Я просто привык. Это правила игры. Не помню кто сказал, что при любой экстренной ситуации будь то война или катастрофа, сначала погибают самые тупые и самые отмороженные. Первых убивают из-за тормознутости, вторых потому, что нет чувства самосохранения. Это естественный отбор. Природа не терпит дефектных особей и далеко не всегда выживает сильнейший. Скорее самый приспособленный, умеющий думать, а не переть как танк, когда надо сделать шаг назад и осмотреться.
Наверное, поэтому я до сих пор жив. Проваливаюсь в воспоминания всё глубже. Разглядывая лица убитых мной, я словно закидываю их на весы совести. Взвешиваю и понимаю, что не сожалею о содеянном. Не обо всех, но о большинстве. Выпади мне второй шанс, и я снова нажал бы на спусковой крючок.
Наверное, поэтому я до сих пор жив. Проваливаюсь в воспоминания всё глубже. Разглядывая лица убитых мной, я словно закидываю их на весы совести. Взвешиваю и понимаю, что не сожалею о содеянном. Не обо всех, но о большинстве. Выпади мне второй шанс, и я снова нажал бы на спусковой крючок.
Так где же закопан мой самый тяжкий грех? Где та точка невозврата, которую я прошёл? Где в прошлом тот момент, когда спираль стала раскручиваться в обратную сторону? Ответа нет.
Тьма, царящая в помещении, режет не хуже яркого света. Закрываю глаза. Просто лежу, дыша размеренно и глубоко, надеясь, что ночь будет длиться вечно, а утро никогда не настанет. Я снова мысленно оказываюсь в 2016 году. Сертякино. Вижу лица чистильщиков. Винт, Седой, Митяй, Курц, Парша, Хлыщ. Они смотрят на меня. Мне кажется, что на меня взирают лица мертвецов. Я снова возвращаюсь в тот момент, когда после выстрела в волкособа я сорвался с крыши коттеджа.
Падаю в темноту. Лечу спиной вниз. Чувствую страшный удар. Захлёбываюсь от боли. Хочу заорать, но не могу. Легкие точно схлопнулись. Жадно хватаю широко раскрытым ртом воздух. Хочется сорвать противогаз. Серая хмарь застилает глаза. Вскоре слышу топот ног. Слышу голоса ребят. Меня хватают за лямки разгрузки и тащат куда-то. Кто-то, по-моему, Винт, спрашивает:
Попал?
Ему отвечает Хлыщ:
Пойду, проверю!
Слышится удаляющийся топот ботинок. Но мне уже всё равно. Я знаю, что попал в тварь. Вот только, что будет дальше? Рывком проматываю события вперёд. Вижу себя со стороны. Теперь я лежу на столе в коттедже. Противогаз снят. Голова разбита. Жутко болят рёбра. Винтовка стоит рядом у стены. Вокруг меня толпятся чистильщики. Они что-то говорят. Пытаюсь разобрать голоса. Снова слышу Хлыща.
Я же говорил, что это проклятое место! Проклятое! горячится разведчик. Надо уходить!
Остальные молчат. Смотрят на меня. Я понимаю, что Сертякино меня не отпускает. Впереди ждёт «Гудок». Значит, что-то произойдёт в военной части. Что-то, что, за столько лет, до сих пор влияет на мою жизнь. Память цепко держит своими когтями страшные события тех дней. Прошлое, которое я хотел бы забыть, но не могу
Глава 11
Прицепной
2016 год. Утро. Климовск. Недалеко от «Гудка»
Тусклый солнечный диск едва пробивается из-за хмурых туч. Плотный туман пожирает виднеющийся недалеко лес. Ветер свистит в верхушках деревьев, стоящих вдоль разбитой дороги, по которой, обходя брошенные заржавленные машины, быстро движется вооруженный отряд. Семь человек. Точнее шесть. Седьмой лишь напоминает живое существо. Хилое. Измождённое. Кривоногое. Выродок хромает, едва поспевая за чистильщиками. Его тащат на верёвке, затянутой петлёй на поясе. Иногда урод падает и его тащат пузом по заиндевелой земле. Тогда бойцы оборачиваются, пока Митяй, идущий последним, рывком дёрнув привязь, не заставляет выродка встать.
Почему я должен с ним возиться? шипит боец, когда урод падает в очередной раз. Пусть Сухов с ним трахается! Это его багаж!
Потому, цедит Седой, что так мы вообще не дойдём! Забыл, как Тень с ним плёлся? Одни остановки!
А мне значит по приколу его пасти? Митяй смотрит на пытающегося отдышаться выродка.
Рот закрой! рявкает Седой. Без твоего нытья башка раскалывается. Двинули! Пока Хлыщ опять тормозит.
Седой быстрым шагом уходит вперёд.
Вставай, тварь! Митяй, подойдя к лежащему на спине выродку, пинает его под рёбра. Живо я сказал! А то зубы выбью!
Урод верещит, перекатывается на живот, становится на колени и, пересилив боль, упираясь руками в землю, с трудом поднимается.
Ещё раз упадёшь, шипит Митяй на ухо выродку, тыча в его живот стволом «ублюдка», грохну, и Винт тебе не поможет. Надоел ты мне. Усёк?
Урод машет покрытой шишками башкой.
Так-то лучше, Митяй переходит на быстрый шаг.
Вскоре он догоняет остальных бойцов, уже ушедших метров на пятьдесят вперёд. Вовремя. Отряд останавливается, заметив, как из тумана показывается бесконечный бетонный забор с высящимися за ним приземистыми корпусами серых зданий военной части
Хлыщ! Винт, подойдя к точно окаменевшему разведчику, кладёт руку ему на плечо. Что на этот раз?
Хлыщ, сидя на одном колене и рассматривая в прицел СКС «Гудок», поворачивает голову.
Я обещал довести вас до части, вот и довёл. Теперь ты решаешь, что нам делать.
Винт кивает, оборачивается. Дождавшись, когда Митяй и выродок присоединятся к отряду, командир приказывает:
Винт кивает, оборачивается. Дождавшись, когда Митяй и выродок присоединятся к отряду, командир приказывает:
С дороги уходим, ныкаемся вон там, чистильщик указывает на кювет, перетираем, потом действуем.
Отряд спускается в канаву. Убедившись, что бойцы внимают, Винт хриплым голосом, как после тяжелой болезни, говорит:
Действуем как условились. Заходим двойками и Винт прерывается, заметив, что Курц хватается за голову.
Бляяя стонет парень, что за боль!
Чистильщики переглядываются. Каждый чувствует давящее щемящее чувство. Уши закладывает словно нырнуть на глубину. Кажется, что кто-то, сильными пальцами, вдавливает внутрь черепа барабанные перепонки.
Харэ ныть! злится Винт. Мы и так закололись всем, чем есть, по самые гланды. Терпим. Должно отпустить. Отходим, только если совсем невмоготу станет. Седой, ты пока прикрываешь, Винт смотрит на пулемётчика, остальные слушают, Хлыщ, рассказывай, что там.
Значит так, разведчик окидывает взглядом бойцов, мы сейчас на улице Школьная, если идти по ней прямо вперёд, то упрёмся в КПП. Если пройти через него, попадаем в часть, а там разведчик оглядывается, лучше так, глядите. Хлыщ садится на корточки, берёт палку и начинает чертить на подёрнутой инеем земле.
«Гудок» условно можно разделить на три части, разведчик рисует большой квадрат. Первая это та, что сейчас перед нами, главная. Это штаб, казармы и прочая муйня. Если взять правее, то там, Хлыщ, махнув рукой в сторону, куда-то в туман, концом палки выводит второй квадрат и соединяет его чертой с первым, склады и дорога к ним. А теперь самое интересное, разведчик проводит длинную линию сверху вниз, по диагонали, от складов через часть и рисует третий квадрат, зона антенн. Понятно? Хлыщ поднимает глаза.
Видя, что чистильщики внимательно его слушают, Хлыщ, продолжает:
Антенны занимают целые поля, обходить устанешь. Если точнее, то эти поля делятся на площадки. Если идти вниз от части, то это первая, разведчик ставит крестик на линии, ведущей к третьему квадрату, вторая, рядом с первым появляется второй крест, но главная это пятая площадка, Хлыщ ставит жирный крест в самом низу схемы, там, на таком круглом здании это станция спутниковой связи, стоит огромная параболическая антенна на поворотно-наклонном механизме. Мы её «фонариком» называли, потому что она следит за спутником и как бы высвечивает его. Возле здания находится локатор и еще немного «тарелок» поменьше размещено на земле. Чуть дальше пруды. Не знаю, что там сейчас. Если дойдём до здания станции, без меня внутрь не входить.