Пусть остаётся!
Да!
Как раз для него работа!
«Если они так рады, то куда меня сплавили? размышляю я. Что за работа такая?»
Тогда решено! объявляет священник. Расходимся, и не говорите потом, что это не ваше решение! Данила! старик подзывает парня. Отведёшь его к Николе, по пути расскажешь, что как, и Николаю передай, пусть сам всё объяснит и спуску не даёт, сам опосля проверю.
Данила кивает, говорит мне: «Пойдём», но я, видя, что народ почти рассосался, тяну время, чтобы спросить кое-что у священника.
Что? старик вопросительно смотрит на меня. Уже передумал?
Я мотаю головой.
Нет, узнать кое-что хочу.
С глазу на глаз? священник кивком приказывает Даниле уйти.
Угу.
Дверь за парнем затворяется.
Спрашивай, старик садится на лавку.
Огонь в «буржуйке» почти погас и клубы белого дыма тянутся под потолок. Свет от газовых светильников тоже слабеет и в помещении царит полумрак. Я глубоко дышу, пытаясь сформулировать вопрос.
Ну?
Вы говорили, начинаю я, чувствуя, что хочу сбросить с души камень, что внутри каждого из нас есть и добро, и зло и сидит два зверя, которые жрут друг друга. Как мне понять, какой зверь в итоге победит, кто окажется сильнее?
Едва я заканчиваю говорить, как огонь в печке вспыхивает с новой силой. Пламя лижет металл, точно хочет вырваться из топки.
Священник смотрит на огонь. Его лицо превращается в каменную маску, на которой пляшут огненные всполохи. Он переводит взгляд на меня и тихо, так чтобы мог расслышать только я, шепчет:
Тот, которого ты кормишь
Меня точно лупят кувалдой по голове. Казалось бы, простые слова, но сколько в них заключено силы. Осколки раздолбанного мира, которые я вращал все эти дни в голове, точно превращаются в зеркало, из которого на меня пялится бледное измождённое лицо. Это я сам гляжу на себя. Лысая голова. Впавшие усталые глаза. В них отражается бушующее пламя. И оно разгорается всё сильнее и сильнее, пока не пожирает меня, оставив только обгоревший череп, который превращается в прах. Потрясённый, я смотрю на священника.
Я вижу, теперь ты всё понял, старик кладёт мне руку на плечо, а теперь иди. Данила заждался, а у меня дел много. Захочешь поговорить, приходи.
Я направляюсь к выходу. Прежде, чем взяться за ручку двери, я оборачиваюсь. Священник смотрит на меня, затем встаёт, поднимает правую руку и крестит меня, при этом его губы что-то беззвучно шепчут, а я мысленно подхватываю:
Я направляюсь к выходу. Прежде, чем взяться за ручку двери, я оборачиваюсь. Священник смотрит на меня, затем встаёт, поднимает правую руку и крестит меня, при этом его губы что-то беззвучно шепчут, а я мысленно подхватываю:
«Господи! Спаси и сохрани его, спаси и сохрани»
Глава 16
Николай
Монастырь. День. Дорога на ферму
Выйдя с Данилой из трапезной, мы повернули направо и, обойдя церковь и несколько строений, направились по дороге, расчищенной от снега, ко второму выходу из монастыря. «На вольные хлеба», как сказал парень, показывая мне кирпичный забор, в который вделана калитка. Обогнув озерцо, мы застываем перед ней. Данила вытягивает руку и словно не решается её открыть. Парень поворачивает голову. Чувствуется, что он хочет что-то спросить, но сомневается. Пока он тормозит, меня привлекает звук размеренных ударов, доносящихся из-за забора. Судя по звуку бьют по металлу.
Это Азат на кузне работает, бубнит Данила, идём покажу, тебе же надо знать, как тут всё устроено.
Данила рывком распахивает дверь. Мы проходим и оказываемся на большом подворье, в конце которого виднеется сарай с навесом, под которым стоит большая наковальня и жарко растопленный горн, возле которого суетятся два парня. Азат стоит у наковальни. В одной руке щипцы, в другой молот. Татарин увлеченно фигачит молотом по какой-то детали, с каждым ударом разбрасывая вокруг себя сноп искр.
Я кручу головой по сторонам. Вижу, что рядом с кузней в штабеля аккуратно уложены металлические трубы, арматура и профлисты, а вокруг стоят различные механизмы, похожие на детали от тракторов и грузовиков. Здесь тоже работают люди. Человек пять семь. Орудуя гаечными ключами, молотками и фомками, они откручивают болты и гайки и, тихо переговариваясь, снимают детали с какого-то нехилого движка.
Идём, Данила машет рукой, у нас тут вроде мастерских, где работают с железом, разбирают или собирают разные приспособы.
А как вы их сюда притаскиваете? задаю я вопрос. У вас же вроде машин нет.
Да, подтверждает парень, как говорит отец-настоятель, всё, что работает на нефти и стреляет на порохе, от лукавого бесовское нечистое.
Поэтому у вас нет огнестрельного оружия?
Угу, кивает Данила, нет совсем. Мы, как встарь, холодным отбиваемся, если надо, а движки и детали снимаем и привозим на санях или телегах, если летом. Сам знаешь, сколько машин бесхозных осталось, а в Раменском, недалеко от деревни Клишева локомотивное депо находится. Там тепловозы, электрички, вагоны ремонтировали. Азату, он любит это дело, вообще раздолье, столько всего постепенно натащили.
Сами впрягаетесь?
Зачем? парень смотрит на меня как на дурака. Лошади есть.
Теперь удивляюсь я.
Лошади?! Откуда?!
Ну не совсем лошади, и не табун конечно, тянет Данила, пока мы подходим всё ближе к кузне, в воздухе пахнет горячим металлом, всего голов пятнадцать, если всех, что есть, сосчитать. Мужики говорили, что до войны в наших местах конеферма была, вот и прибилось к нам несколько.
А залётный! Азат, оторвав взгляд от раскалённой заготовки, утирает пот со лба. На фермы намылились?
Я киваю.
Татарин внимательно смотрит на меня, затем серьёзнеет и говорит:
Ты там у Николая держись, не унывай, послушание это не навсегда. Выдержишь, на другую работу поставят. Захочешь, ко мне сможешь.
Я, почти пропустив слова Азата мимо ушей, рассматриваю развешанное в кузне оружие мечи, топоры, копья, стрелы, сделанные из арматурных прутков.
Нравится? татарин вытирает ветошью руки и подходит ко мне.
Да, выдыхаю я, чувствуя словно провалился во времени и оказался в средневековье.
Это честное оружие, увлечённо рассказывает Азат, не для каждого, на держи!
Кузнец снимает со стены меч и протягивает его мне. Я беру его, дивясь тяжести, провожу рукой по стали.
Чувствуешь? Азат смотрит на меня. От него уже сила исходит. Это тебе не из винтовки шмалять. Здесь умение другое требуется, нервы железные в глаза противнику смотреть и рубить его. Кумекаешь?
Я киваю, неумело пытаюсь крутануть мечом, как когда-то видел в кино, но у меня ничего не получается. Запястье выворачивает, и меч падает в снег.
Смотри как надо! Азат поднимает клинок и, легко перебросив его из руки в руку, начинает описывать мечом восьмёрки. Сталь со свистом рассекает воздух. Я смотрю как завороженный, думая, что мне так никогда не суметь.
Ха!
Татарин резко выдыхает, рубя наотмашь незримого врага.
Понял? спрашивает меня Азат.
Угу. Долго тренировались?
Не больше, чем надо, уклончиво отвечает кузнец, я до войны реконструктором был, кузнечным делом увлекался, хотя, это громко сказано, так хобби, а то бумаги в офисе перекладывать достало. Кто знал, что пригодится умение. Тебя, если разрешат, научу, татарин сурово смотрит на меня, затем словно спохватившись добавляет: Не всякому у нас оружие выдают. Ну, бывайте, заболтались мы.
Азат снова берётся за молот, всем своим видом показывая, что разговор закончен. Мы с Данилой идём дальше. Огибаем кузню и попадаем на открытую местность поле, занесённое снегом.
Я жмурюсь от яркого солнца. Прикрываю глаза рукой и не сразу замечаю, что в сугробах протоптаны дорожки, ведущие к странным сооружениям, напоминающим юрты, только по размерам в несколько раз больше и сделанные из какого-то полупрозрачного материала, похожего на пластик. Еще стоит огромный ангар и несколько вытянутых приземистых строений складского типа. Приглядевшись я вижу, что на крыше ангара выведена труба и из неё вырываются клубы чёрного дыма.
Что это? спрашиваю я.
Теплицы, фермы и ещё кое-чего, равнодушно отвечает Данила, словно такие сооружения привычны для нашего мира.
А дым откуда? не унимаюсь я. Сжигаете что-то?
Увидишь, по интонации парня понимаю, что отвечать он не хочет.
Мы молча идём по утоптанной дороге. Снежный наст скрипит под ногами. Чем ближе мы подходим к ангару, тем стрёмнее у меня становится на душе. Я никак не могу взять в толк, как поселенцам и храмовникам удалось возродить хозяйство.
Николай у нас здесь за всё отвечает, неожиданно говорит Данила, он голова, придумал всё и собрал.
А кто он?
Человек! резко отвечает парень, и
Данила осекается, задумывается, затем оглядевшись, хотя вокруг никого нет, добавляет:
Как придём, не пялься на него, он этого жутко не любит.
А почему я должен на него пялиться?
Я предупредил, Данила хоть и прихрамывает, ускоряет шаг, точно хочет побыстрее отделаться от меня, твоё дело стоять, молчать и поддакивать.
Я затыкаюсь и спешу вслед за парнем. Мы подходим к ангару, рядом с которым ошивается пара здоровенных псов, которые внимательно смотрят на меня. Ангар обшит металлическими, кое-где проржавевшими листами, закрытыми заплатками, и от этого кажется, что ему как минимум лет сто. На скатах крыши смонтировано что-то вроде панелей из изогнутых трубок в виде плоских батарей. От них, внутрь строения, тянутся шланги. Я отчётливо слышу размеренный гул от работы какого-то мощного механизма.
Чух. Чух. Чух.
Изнутри доносится металлический стук, затем раздаётся резкий свист, тот самый, который я уже слышал. Я хочу спросить у Данилы, что это, но предпочитаю молчать. Парень подводит меня к двери.
Жди здесь, приказывает Данила, я пойду, доложу о тебе Николаю, а ты никуда не уходи.
Слушаюсь командир! пытаюсь я пошутить, но судя по кислой реакции парня ему сейчас не до смеха.
Данила открывает дверь и исчезает в ангаре. Предоставленный самому себе, я рассматриваю строение. Ангар как ангар. Немаленький. Несколько грузовиков заедут. В таких раньше, до Удара, хранили различные строительные материалы. С торца ворота для въезда машин, но сейчас они плотно закрыты. Хотя если судить по глубокой колее, оставленной санями, и следам, похожим на отпечатки конских копыт, совсем недавно в ангар привозили что-то тяжелое. Чтобы не замёрзнуть, переминаюсь с ноги на ногу. Снег везде истоптан, а местами убран. Делаю несколько шагов в сторону. Замечаю, что в одном месте сквозь стены строения выведены кабели. Провода, протянутые на невысоких металлических столбах, бегут к купольным теплицам. Провожаю линию взглядом и, не успев удивиться, видя, что изнутри парники вроде как светятся от искусственного освещения. Ко мне подходит собака. Сука виляет хвостом. Протягиваю руку и треплю её по загривку.