Наследство колдуна - Елена Арсеньева 19 стр.


Артемьев решил зайти к коменданту, не сомневаясь, что хлопотливый Зверюкаев уже на ногах: хотел узнать, как обстановка, как настроение верующих перед таким важным событием, которое предстояло назавтра,  как вдруг к нему подбежала девочка лет двенадцати-тринадцати, в распахнутом кожушке, в съехавшем со светловолосой головы черном платке, в валенках с галошами, какие здесь все носили, потому что декабрь выдался по-весеннему горазд на оттепели. У нее были ясные голубые глаза, полные такого отчаяния, такого горя, что Артемьев в первый момент даже испугался и спросил, что у нее случилось. Однако в следующую минуту ему пришлось еще больше перепугаться, потому что девочка разрыдалась взахлеб, вся содрогаясь, а потом взмахнула руками и рухнула навзничь.

Артемьев наклонился к ней и увидел, что она в глубоком обмороке.

Поднял ее. Она была худенькой, очень легкой, но его почему-то качнуло, потемнело в глазах, навалилась странная слабость. Артемьев стоял, не понимая, что с ним, недоумевая, чья это девочка, в какой дом ее отнести, кто позаботится о ней, когда к нему быстро подошли монахиня и монах оба совсем молодые, лет семнадцати-восемнадцати. Она была тонкая, кареглазая, бледная, он высокий, косая сажень в плечах, ражий, с соломенными волосами и соломенным пухом на щеках.

Монах сделал попытку забрать у Артемьева девочку, однако он не позволил, не зная, кто это такой.

 Это родной брат ее, имя его Гедеон,  пояснила монашка.  А я сестра Серафима.

 Ее сестра?  спросил Артемьев, указывая подбородком на девочку, которую продолжал держать на руках.

 Сестра во Христе,  ответила монашка спокойно, однако в ее глазах мелькнуло презрение.

Ну да, глупый был вопрос: как можно забыть, где Артемьев находится?

Теперь он без споров передал девочку Гедеону. В самом деле его голубые глаза напоминали глаза девочки, только были холодными и ожесточенными.

Монах буркнул:

 Спаси Христос!  и они вместе с сестрой Серафимой пошли куда-то в боковую улочку.

Артемьев постоял немного, а потом безотчетно последовал за ними.

Ему было неловко так явно идти следом, он старался держаться поодаль, однако не терять их из виду. И сам себя не понимал: не понимал, почему вдруг ощутил боль и тоску, когда Гедеон забрал у него девочку. Как будто отняли что-то родное и близкое!

Сестра Серафима иногда оглядывалась, а потом что-то тихо говорила Гедеону: наверное, о человеке, следующем за ними,  однако Артемьева никто не гнал, никто не спрашивал, куда и зачем он идет и почему никак не отвяжется.

Наконец все трое оказались на самой окраине Сарова, перед избушкой у самого леса. Сестра Серафима и Гедеон вошли; Артемьев остался около крыльца, по-прежнему совершенно не понимая, что с ним происходит.

Почему-то ему вспомнилась Лиза Трапезникова, его племянница. Артемьев ее очень любил, когда она была ребенком, а потом стал опасаться, потому что она как-то удивительно точно улавливала и настроение его, и мысли. Поначалу Артемьев никак не мог защитить от нее свое сознание. Это его страшно угнетало: вот человек, который видит его насквозь, знает сущность его! Лиза в детстве была очень добра, ласкова, любила Артемьева как родного, но иногда вдруг начинала дичиться, сторониться и Артемьев сразу понимал, что она чувствует что-то недоброе. Всегда, когда он возвращался с тайных собраний своего боевого отряда (они занимались не только агитацией, но и экспроприацией), Лиза чуть ли не в истерике билась! Если бы Артемьев и Николай Трапезников не были женаты на двух сестрах и если бы мать Лизы не умерла спустя год после рождения дочери, а жена Артемьева не помогала Лизиной няньке Нюше растить ее, он бы постарался вообще не видеться с этой девочкой. Артемьев ее побаивался и в то же время завидовал Трапезникову, имевшему такое талантливое и светлое дитя, которое всякое зло за версту чует. Потребовалось много времени, чтобы Артемьев научился закрываться от Лизы. Потом Трапезников узнал о его страстном увлечении революционными идеями; на этой почве бывшие друзья постепенно превратились в смертельных врагов. Дочери их сначала дружили, потом тоже разошлись, потом как-то примирились А для Артемьева Лиза со временем стала единственным средством держать в узде этого бешено-талантливого метателя огня и разведчика чужих мыслей Грозу. Артемьев поклялся, что уничтожит Лизу, если Гроза попытается скрыться, и они оба знали, что это не пустые угрозы: Артемьев в случае чего сдержит слово! Но при этом он в глубине души очень жалел, что их отношения так враждебны, что он убил Трапезникова. Причем не его самого жалел, а именно что убил, потому что из-за этого совершенно потерял возможность привлечь к себе Грозу и Лизу, стать им другом, а не врагом.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Черт знает, что за бешенство овладело им тогда, в ту августовскую ночь 1918 года? Честолюбие, гордыня, тщеславие, жажда победы победы любой ценой!  помутили его разум. К тому же он боялся тех, кого убивал, и Трапезникова боялся

И вот Артемьев стоял на окраине Сарова, вспоминал, страдал и не мог понять, почему именно сейчас вдруг задумался над всем этим. Что произошло с ним в то мгновение, когда он взял на руки девочку, напомнившую ему Лизу?

Она была похожа на Лизу, но не внешне. Она была такая, как Лиза, вдруг осенило Артемьева!

Она тоже была медиумом.

В это мгновение дверь избушки, перед которой Артемьев торчал, словно вкопанный в снег столб, если только столбы могут погружаться в тягостные размышления, открылась.

На крыльцо вышел Гедеон.

 Чего тут стоишь?  буркнул он неприветливо.

 Хотел узнать, как твоя сестра.

 Лежит. Очнулась. Падучая у нее,  со вздохом ответил монах.

 Как же ты ее оставил? Надо врача!

 Какой тут врач, окстись!  махнул Гедеон на Артемьева рукой.  И она не одна, с ней сестра Серафима. А ты чего пытаешь?

 Да так,  пожал Артемьев плечами.

 Небось жалко стало?  остро глянул Гедеон.

 Ну да,  кивнул Артемьев.

 Себя пожалей,  процедил Гедеон.  Сила твоя от Бога, а ты ее диаволу продал. Да нет, того хуже: даром ему отдал!

Артемьев был потрясен тем, что этот первый раз увиденный им монах говорит о его силе. Как он узнал о ней?! Каким образом? В нем-то Артемьев никакой силы не чувствовал: он был самым обыкновенным человеком! Сила таилась в девочке Может быть, она ему об Артемьеве что-то сказала?

 Твою сестру как зовут?

 Анюта,  ответил Гедеон, сходя с крыльца и сворачивая в улицу.

Артемьев пошел рядом.

 Она в Дивееве обретается, при монастыре,  продолжал Гедеон.  Прибежала еще вчера, уже под полуночь, еле живая от усталости. Говорит, один важный человек в Саров приехал. Не спала, спозаранку выскочила его караулить. А тут ты. Выходит, это ты важный человек?

Артемьев был в такой растерянности, что только плечами пожал.

 Чего молчишь, как Марк-молчальник?  неприветливо спросил Гедеон.

 Кто?  глянул Артемьев изумленно.  Какой еще Марк-молчальник?

 Пойдем-ка вон туда, невежа,  пробормотал Гедеон, показав рукой направление, и повел Артемьева к Успенскому собору, где находились мощи Саровского Святого и где завтра должно было начаться их вскрытие.

Собор оказался закрыт. Они обошли его и остановились около южного фасада, поблизости от небольшой красивой церкви с голубым куполом. Напротив, чуть в стороне, стояла часовенка.

 Часовня сия зовется сень и воздвигнута над местом первоначального упокоения Святого Преподобного Серафима Саровского,  сказал Гедеон, перекрестившись.  Незадолго до того, как преставиться, он сам указал место своего будущего погребения рядом с могилой схимонаха[37] Марка-молчальника. Так его потому прозвали, что говорил он крайне редко. Если его о чем спрашивали, он писал ответы углем на стене или палочкой на песке. Только немногие из монашеской братии удостаивались его беседы; среди них был и батюшка наш Серафим. Он почитал схимонаха Марка своим наставником, поэтому просил похоронить себя рядом с ним. И даже камень сам принес и рядом с его могилой положил. Так он в земле и покоится до сих пор, Марк-молчальник. В старинные времена все саровские церкви были подземными ходами соединены, и гробные монахи[38] уверяют, будто святые хаживают друг к другу, как при жизни хаживали.

 А часовню когда воздвигли?  спросил Артемьев.  В каком году?

 По мирскому исчислению в одна тысяча восемьсот девяносто первом году.

«Значит, когда здесь побывали моя матушка и Женя Всеславская, этой сени еще не было»,  подумал Артемьев.

 Ну так что?  настойчиво спросил Гедеон.  Угадала Анюта? Ты важный человек? Начальник?

 Ну да,  ответил Артемьев, удивляясь этой настойчивости.

 Можешь ты сие кощунство, сие дьяволобесие остановить?

Наконец-то Артемьев понял, к чему этот монах вел. Остановить вскрытие мощей?! Но это нелепо! Артемьев ради этого сюда приехал. И что, попусту?! Нет, он не собирался упускать возможность постигнуть природу саровской святыни и силу ее влияния! Хотя бы попытаться понять, ощутить это!

 Ничего остановить нельзя,  ответил Артемьев.  И вообще, это не в моей власти. Есть решение правительства о вскрытии раки, есть постановление Наркомюста об уничтожении ее содержимого. Я ничего не могу сделать.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

 А часовню когда воздвигли?  спросил Артемьев.  В каком году?

 По мирскому исчислению в одна тысяча восемьсот девяносто первом году.

«Значит, когда здесь побывали моя матушка и Женя Всеславская, этой сени еще не было»,  подумал Артемьев.

 Ну так что?  настойчиво спросил Гедеон.  Угадала Анюта? Ты важный человек? Начальник?

 Ну да,  ответил Артемьев, удивляясь этой настойчивости.

 Можешь ты сие кощунство, сие дьяволобесие остановить?

Наконец-то Артемьев понял, к чему этот монах вел. Остановить вскрытие мощей?! Но это нелепо! Артемьев ради этого сюда приехал. И что, попусту?! Нет, он не собирался упускать возможность постигнуть природу саровской святыни и силу ее влияния! Хотя бы попытаться понять, ощутить это!

 Ничего остановить нельзя,  ответил Артемьев.  И вообще, это не в моей власти. Есть решение правительства о вскрытии раки, есть постановление Наркомюста об уничтожении ее содержимого. Я ничего не могу сделать.

 А если бы мог?

 Я не собираюсь нарушать постановление правительства.

Гедеон посмотрел на Артемьева, прищурив свои голубые глаза, и сказал:

 А придется.

 Что?!  не поверил Артемьев ушам.

 Придется,  повторил монах.

 Почему?

 Да неужели ты не знаешь, что делается в округе?  зло прошипел Гедеон.  Думаешь, если наши места еще не достало, так и не достанет? Когда слух пройдет, что здесь святыню всей округи да что округи! Всея Руси!  намерены испоганить и уничтожить, такое начнется! Ото всех уездов отряды сюда найдут: кто с дубьем-кольем, а кто и с ружьем-пушкою. Слышал про лесных жителей? Это не орда безмозглая это уже армия! Да ты, поди, про эту армию лучше моего знаешь, коли впрямь начальник. Про Антонова знаешь, про Токмакова Поэтому лучше угомони своих подобру-поздорову, пока вас самих тут на мощи не извели.

Назад Дальше