Толик, помнишь Женьку? Эту девчонку, которую Ольга невесть где подобрала? Теперь она привела в дом еще одну шлюху, а у той шлюхи мальчишка совершенно под пару Женьке. Не иначе как на одном углу эти две дуры детей подобрали. То нормальные, как все, дети как дети, а то будто бес их перепояшет! Фокусничают диву даешься!
А кто такой Егоров? перебил вдруг Андреянов, и Ромашов чуть не придушил его.
О том, как фокусничают дети Грозы, он готов был слушать часами, однако для Андреянова, само собой, это не представляло никакого интереса. Он ведь не в курсе ромашовских истинных дел. К счастью
А из трубки доносился возбужденный голос Фаины Ивановны:
Да это квартирант! По разнарядке его поселили. Строил было куры Томке, мамаше ненормального Сашки, да та его отшила и связалась с большим начальником Кстати, знаешь, с кем, Толик? Не поверишь, когда узнаешь, кто у нее в любовниках! Борька Лозиков, твой приятель и зам бывший! Он теперь в Гутапсбыте на главном стуле сидит!
Мир, сволочь, до чего же тесен, ну просто плюнуть некуда! шепнул Андреянов, покосившись на Ромашова.
Впрочем, Фаина Ивановна была так увлечена своим рассказом, что не услышала и продолжала трещать:
Вот по кому тюрьма плачет, так это по Лозикову твоему. Иногда подслушаешь, как Томка о его махинациях с Олькой болтает, так за голову хватаешься! Тебе до него далеко было, мальчик мой!
Тетушка, погоди, перебил Андреянов. Я так понимаю, ты особой любви к Ольге по-прежнему не питаешь?
Любви? Фаина Ивановна чуть не захлебнулась. Да я ее ненавижу! Ты ведь и не знаешь ничего! Она сама Томке рассказала, как на тебя донос накропала и отнесла ночью своими руками на Воробьевку, в ящик для доносов, который, помнишь, в тридцать седьмом году висел на стеночке областного НКВД! Помнишь, синенький такой? Туда Ольга и опустила то письмецо, из-за которого тебя взяли, а потом через твои гешефты и до меня добрались! Она рассказывала, а я слушала Ух, как я ее ненавижу! Только и жду, какую пакость ей подстроить, какую свинью подложить! А приходится притворяться! Приходится лебезить, с детьми этими мерзкими возиться, носы их сопливые да задницы грязные подтирать! Было бы куда уйти да окажись в доме хоть разъединая драгоценность, которую можно продать хорошо, только бы меня и видели. Но я Ольке все равно удружу! Я ей все равно подстрою пакость! Мужа-то ее еще в феврале
Тетушка, дорогая ты моя, задушевно перебил Андреянов, очень рад, что наши с тобой цели и задачи вполне совпадают. О том, что это Ольга меня посадила, я давно догадался. Васька Васильев не мог знать того, о чем было сказано в доносе. Она наши с тобой разговоры послушала еще там, в Плотничном переулке, и донесла. Но слушай, я сейчас больше говорить не могу, тут очередь собралась около телефона, поэтому жди меня завтра с утра. Во сколько наши подружки на работу уходят? К восьми? Ну, около девяти-десяти ты меня и жди, поняла? Ах да, помнишь, тетушка, как мы с тобой Женьку у нашей красавицы украли? Про маковое молочко помнишь?
И Андреянов вдруг расхохотался.
Про маковое молочко? растерянно спросила Фаина Ивановна, однако он уже повесил трубку, и Ромашов увидел, что, как по мановению волшебной палочки, он снова сделался прежним обаятельным красавчиком Андреяновым, так что две женщины, топтавшиеся около будки и только что готовые устроить скандал излишне разговорчивому мужчине, вполне снисходительно восприняли его извинения.
Ну, а теперь на трамвай, махнул рукой Андреянов. Вон туда, через привокзальную площадь, на улицу Новинскую, и в гости к Лозикову! Он нас не только накормит, напоит и спать уложит, но и еще кое-что для нас сделает Чтобы завтрашний день нам удалось провести с пользой и всяческими приятностями. Я кое-что придумал. Только надо еще успеть с Сидоровым парой-тройкой слов перемолвиться!
Проговорив это, он загадочно умолк, и сколько ни спрашивал Ромашов, только качал головой и ничего не желал объяснять.
В конце концов Ромашов от него отстал. Да и, сказать по правде, планы Андреянова мстить Ольге Васильевой его мало интересовали. Ему только бы добраться до детей Грозы а Андреянов пусть делает что хочет!
Горький, 1942 годКогда Ольга ушла на работу, дети, конечно, еще крепко спали.
Фаина Ивановна, очень бледная, взвинченная, вяло шевелилась на кухне, поминутно что-нибудь роняя. Тамара, угрюмая, в том же мятом платье, в котором спала на диване, стояла в палисаднике, потирая виски и почему-то очень внимательно разглядывая старую яблоню.
Проходя мимо, Ольга поздоровалась, но Тамара не ответила.
На всех, видимо, сказался вчерашний вечер! У Ольги тоже разламывалась голова, сердце теснило до боли, но она поскорей убежала из дому, надеясь, что полегчает на работе, в каждодневной суете.
На всех, видимо, сказался вчерашний вечер! У Ольги тоже разламывалась голова, сердце теснило до боли, но она поскорей убежала из дому, надеясь, что полегчает на работе, в каждодневной суете.
Однако не полегчало наоборот, сердце стало прихватывать так, что Ольга несколько раз уходила в темную кладовую и отсиживалась там, стараясь дышать то глубже, то чаще, пока боль немного не утихала.
С ней бывало такое вдруг как прижмет, но тотчас отпустит. Ольга и внимания на это никогда не обращала. А сейчас вдруг вспомнила, что такими же спазмами страдала когда-то мама. От одного из них она и умерла.
Дурацкие, дурацкие мысли! Ольга гнала их, гнала, но чем дальше шел день, тем явственней одолевала мысль: случилось что-то плохое И эта порой невыносимая сердечная боль появилась не просто так, а от тягостных предчувствий.
Дома что-то произошло!
Наконец она не выдержала и попросила разрешения у начальника позвонить домой. Тот, конечно, позволил, однако Фаина Ивановна трубку не брала. «Наверное, пошла с детьми гулять!» изо всех сил успокаивала себя Ольга. На всякий случай набрала номер Тамары и ушам не поверила, услышав:
Это ты кольцо забрала?
Какое кольцо? изумилась Ольга.
Не делай вид, что не понимаешь! прошипела Тамара. То кольцо, из-за которого вы все вчера устроили эту кошмарную истерику.
Тамара, опомнись, ты же вчера сама сказала, что его выбросила, резко ответила Ольга.
Да ничего я не выбросила! выкрикнула Тамара, ничуть не заботясь о том, что ее кто-то может услышать. Видимо, начальства не было поблизости. Должна же я была вам что-то сказать, чтобы отвязались! С ума я сошла, что ли, такую драгоценность выбрасывать?! Это кольцо можно продать и какое-то время о деньгах вообще не заботиться! Конечно, на самом деле я его не выбросила, а спрятала в дупло яблони в палисаднике! Помнишь, где дети делали свой секретник?
Ну да, помню, и что?
А то, что его там нет! прорыдала Тамара. Пусто! Одна труха древесная! Кто его мог взять?!
Во всяком случае, не я, отрезала Ольга. Может быть, вчера кто-то видел, как ты его туда прятала? Прохожий какой-нибудь?
Да не было там никого, что я, слепая, что ли? тихо заплакала Тамара, и Ольге тотчас стало ее ужасно жалко.
Бедная, бедная Тамара, как же она запуталась Как же ей тяжело, как надломлена ее душа, какую муку она терпит!
Томочка, родная, успокойся, прошептала Ольга, косясь на Федора Федоровича, который изо всех сил старался сделать вид, что занят какими-то документами и ничего не слышит. Милая, не плачь. Я уверена, что ты просто плохо искала. Понимаешь? Кольцо наверняка в какую-то щель провалилось. Мы придем с работы и его найдем. Если надо, яблоню всю спилим, на кусочки разломаем, но найдем его!
Да? по-детски доверчиво пролепетала Тамара. А знаешь, даже если не найдем может, так и лучше? Я с тобой поговорила и сразу легче стало. Конечно, ты права и дети правы, что им это кольцо было так отвратительно. Что может хорошего от Лозикова быть? Даже если найдем кольцо, я его верну! И вообще уйду отсюда, правильно ты мне говорила, что я себя продаю! Жаль, что он еще не пришел, задерживается почему-то, тут уже весь телефон оборвали Я бы ему сказала прямо сейчас, что ухожу от него! Тамара радостно, освобожденно засмеялась. Олечка прости меня! Прости, что я на тебя кричала! Ты такая хорошая, не знаю, что бы я без тебя делала! Как хорошо, что ты у меня есть, что ты есть у Саши! Если со мной что-то случится плохое, ты ведь о Саше позаботишься, да?
Ох, вздохнула Ольга, ты совершенно сумасшедшая, Томка. Сколько можно об одном и том же? Ничего с тобой не случится, и мы вместе будем о наших детях заботиться. Постарайся сегодня пораньше прийти, чтобы кольцо поискать, хорошо?
Конечно! обрадовалась Тамара.
Ну я больше не могу говорить, извини, шепнула Ольга. Ты, если будет время, позвони домой, спроси, как там дела. Что-то телефон никак не отвечает, я беспокоюсь, а не знаю почему.
Телефон не отвечает? встревожилась и Тамара, но Ольга уже положила трубку и, прошептав Федору Федоровичу смущенное «спасибо», пошла было к двери, но вдруг так стиснуло сердце, что Ольга согнулась и привалилась к стене.
Что такое? Федор Федорович вмиг оказался рядом. Что с вами?
Ничего, ничего, пролепетала Ольга. Сердце что-то прихватило.
Я не знал, что вы болеете сердцем, нахмурился начальник.
Я не знал, что вы болеете сердцем, нахмурился начальник.
Да я не болею, что вы! Это просто очень сильно перенервничала вчера из-за детей и из-за подруги, вот сегодня и прижало.
Вы мне не врите, погрозил пальцем Федор Федорович, внимательно всматриваясь в ее лицо. Вы очень бледны, и под глазами вон синева залегла. Спали сегодня ночью?
Да почти и нет, вздохнула Ольга.
Ну вот что, строго сказал Федор Федорович, идите-ка домой и отдохните. Вы в таком состоянии, что от вас сейчас больше вреда, чем пользы. Больной работник плохой работник! Ничего-ничего, я знаю, что сегодня никакого завала, как любит выражаться наша старшая медсестра, у нас нет. Обойдутся денек без вас. Немедленно уходите!
Ольга недоверчиво хлопнула глазами, но Федор Федорович буквально закричал на нее, чтобы шла скорей.
Ольга опрометью бросилась из его кабинета, переоделась и через проходные дворы побежала домой, изредка приостанавливаясь и потирая ноющую грудь.
Еще за несколько шагов до калитки она увидела, что в почтовом ящике сквозит что-то светлое. Письмо!
Боже мой, да наконец-то письмо от Василия?!
Ольга выхватила помятый сизый конверт, мимоходом успев удивиться, что это не обычный треугольник с надписанным сверху адресом, а именно конверт с маркой (Чкалов в шлеме вдохновенно смотрит в небо), перечеркнутой волнистым штемпелем. Удивилась также, что почерк незнакомый, хотя письмо адресовано ей. И вообще конверт почему-то уже надорван а на штемпеле-то еще 8 февраля!