«Как по морю лебедь белая плыла,
Как по синему лебедушка плыла.
А за нею лебеденочек плывет,
А за нею лебеденочек плывет»
Маманя словно не ногами шла, а скользила по озеру. В ласковых синих глазах вспыхивали звезды, как на небе. На голову ей, прямо на платок, надели венок из желтых колосьев с васильками и стала она точь-в-точь королевна из сказки. Она прошла несколько кругов и тоже подхватила песню, вглядываясь в толпу, выбирая следующего танцора в хороводе, хотя всем и так было ясно, что выберет своего Тетерюшку поэтому хитрые девки и спели про «лебеденочка», чтобы было смешнее: какой из здоровенного мужика лебеденочек? Высокий, плечистый, бородатый. Девушки, быстро перемигнувшись, собрались петь уже следующий куплет, получалось смешно, хотя они и не знали, кого за собой в очередь выберет Тетеря:
«Как по морю лебедь белая плыла,
Как по синему лебедушка плыла.
А за нею лебеденочек плывет,
А за мамкой косолапенький плывет
А за ними лягушоночка,
А за ними квакушоночка»
Так певуньи часто на ходу выдумывали песню насколько хватало памяти повторять ее каждый раз с начала до конца, и на каждый куплет выбирался в танец еще один хороводник пока не надоест соблюдать порядок. В конце концов все желающие хватались за руки (а нежелающих хватали и тащили за собой соседи) и вокруг костров кружились шумные хороводы, часто по несколько кругов, один больше другого.
Смеяна с другого края поляны повернула прямо к мужу и протянула на ходу к нему руки. Народ перед Тетерей начал расступаться, давая дорогу.
И тут Смеяна застыла в середине круга, подняв лицо к небу. Неожиданный ветер прошумел по верхушкам берез. Люди начали озираться в недоумении. Теперь стал отчетливо слышен громкий шелест и хлопанье, словно мокрые холсты вытряхивали.
Чу! Слышите? Летит кто-то!
Да это опять Тетеря пугает, равнодушно отозвался чей-то совсем пьяненький голос. Баловник!
Так Тетеря ведь не летает!
Веприк тоже посмотрел на небо и не узнал его: звезды, как безумные, крутились и плескались в разные стороны. Вдруг одна из берез на опушке затрещала и вспыхнула пламенем с верхушки до самого низа. Люди попятились, не зная, откуда ждать беды.
Снова налетел ветер горячий и влажный, и на людей сверху пролилась россыпь огненных искр, опаляя волосы, оставляя пропалины на одежде.
Змей! Это змей!
Змей!
Ой, бегите, бабы! Ой, бегите, мужики! выла где-то Матрена.
Все, кто был на поляне, побежали в разные стороны, вопя от ужаса. Одна Смеяна стояла в оцепенении, задрав голову. Тетеря рвался к жене, но на пути его все время возникал кто-нибудь из односельчан, и не успевал охотник его отшвырнуть, как уже с воплями выпрыгивал новый словно Смеяна стала заколдованным кладом, дойти до которого нельзя, даже если видишь его в двух шагах перед собой.
Сверху надвигалось что-то страшное, гремевшее костями и сыпавшее искры. Веприк разглядел какие-то полосы, а потом кольчатое, как у дождевого червяка, брюхо, трясущее черной чешуей.
Дальше все шло так быстро, что у Веприка в памяти осталось только несколько картинок, что происходило между ними он не успел понять. Вот маманя все стоит посреди поляны, вытянувшись, как рябинка в красном платке. За ней какая-то скрюченная серая фигура, кажется Пелгусий.
Потом на поляну падает неимоверного размера лапа с когтями и в следующую секунду маманя уже зажата в когтях. Тут она словно просыпается и начинает кричать и биться. Отец тоже кричит и бежит к ней и пытается втиснуться под чешуйчатые пальцы, но мама поднимается все выше, уже выше человеческого роста. На пустой поляне только батя, упавший лицом в опаленную траву, и замешкавшийся Пелгусий в длинной серой рубахе.
Еще через секунду вторая лапа хватает Пелгусия поперек туловища и тоже вздергивает его в вышину. В мелькании искр они летят все выше, кричат, а внизу стоит на коленях отец и повторяет «Смеянушка Смеянушка» Бесконечное змеево туловище кольцами падает из темноты и возносится ввысь. Ударили по воздуху серые крылья, разметав ближний из костров, из мрака раздалось победное шипение. В темноте над головами хлестнула гибкая длинная тень, змеев хвост. Напоследок одна из березок сломалась пополам и рухнула, видимо, задетая хвостом. Хлопанье крыльев и крики похищенных смешались и начали удаляться, змей, кажется, летел уже среди звезд, искрящийся, длинный, то противно изгибающийся коромыслом, то распрямляющийся, и неясно было, растворился ли он в вышине или скрылся за горизонтом.
Поляна, недавно бывшая такой светлой, шумной и радостной, погрузилась во тьму и молчание, светились только на земле красным светом угли из разоренного костра да тлела береза. Отец заплакал.
Немного погодя из темноты заревела Дуняшка и явилась, красная от горьких слез, на руках у Добрилы. «Сиротка малая,» бормотал, вздыхая широкоплечий бортник. Он одной рукой снова вынул тряпочку, порылся в ней, нашел еще кусочек от сот и дал девочке. Дунька шмыгнула носом и занялась лакомством. Батяня молчал. Добрило жалостливо вздыхал. Веприк всхлипывал. Сиротка Дунька чмокала.
Ой, горе-то какое, заговорили вокруг. Беда-то!
А люди-то ведь правду про змея говорили, а я не верил, изумленно сказал добрилин сын Бобрец.
Селяне, которые не убежали по домам, начали вылезать из кустов.
За что нам такая беда?
Боги это змея-то послали, сообщил кто-то испуганным шепотом. Обижал Тетеря богов, вот и послали змея ему в наказание.
Если послали за Тетерей, что ж он Тетерю ловить не стал? буркнул Добрило.
Перепутал, наверно, предположил Чудя и почесал в затылке.
Ну да. Бабу в красной юбке со здоровенным мужиком спутал!
А вот он и утащил жену, чтобы Тетеря тосковал! Вот это ему и наказание.
А Пелгусия-то зачем утащил? Тоже в наказание? Нет, летает поганый Змей над светлой Русью, ворует красоту. Слухом земля полнится, перехвалили мы Смеянушку
Услышав имя жены, Тетеря вдруг вскочил на ноги и побежал прямо в лес, в ту сторону, куда скрылся змей. Веприк побежал за отцом, плача и зовя его.
4 НАДО ИДТИ К КНЯЗЮ
Веприк, конечно, отца в лесу нашел и привел домой, на радости в этом оказалось мало: был отец живой, а стал неживой. Целый день, бывало, сидит на одном месте за избой или в овраге, молчит, никому не отвечает. Иногда возьмет Веприка за плечи и заглянет в сыновьи синие глаза. Потом начал подолгу возиться с Дуняшкой, все качал ее, нянчил, грустно улыбался. В лес совсем не ходил, дома тоже у него все из рук валилось ни к какому делу не стал пригоден.
Веприк и сам бы сел и ножки свесил, если бы на руках у него, восьмилетнего, не оказались разом Дуняшка маленькая да бабушка старенькая. Да отец еще, бедолага. Хочешь не хочешь, а хозяйство вести надо: зима не за горами. По ночам ему все мама снилась, как ей там в темной змеевой норе. Холодно там, мокро. Маманя обнимет его, согреет слезы из глаз, он и во сне помнит, что нет ее рядом.
Люди в деревне жалели Тетерю и его осиротевших ребятишек а чем можно помочь?
Змей это все равно что большой зверь. На него яму надо рыть, говорил Млад.
У змея крылья, это птица, не соглашался Чудород. Большой сетью его поймать и все дела.
Чешуя у него, значит змей рыба, передразнивала его жена Матрена. Лови его на червячка да на окунечка!
Тетеря, как обычно, сидел на улице перед дверью и молчал.
Заглянул пожалеть его сосед.
Что ж ты так убиваешься, Тетерев Людмилыч, сказал он. Смеянушку твою не воротишь, а тебе еще жить, детей растить.
Молчаливый охотник так на него глянул, что сосед убежал поскорей домой, а оттуда ушел подальше в лес за грибами.
Зашла в гости тетерина сестра Чернава. Постояла, посмотрела молча, вздохнула и ушла.
Пришли из леса бортники, принесли ребятишкам меду.
Все сидишь, Тетеря? сказал здоровяк Добрило. Ну-ну. Илья Муромец тридцать лет и три года на печи сидел. Значит тебе осталось
Осталось тридцать лет и три года! сосчитал Бобр.
Тетеря и на них грозно глянул, как на соседа, но бортники не испугались, а наоборот расселись поудобнее на дровах во дворе, достали медовые соты из тряпочек и зачмокали не хуже Дуньки. Мимо шел Чудород, нес кадушку с водой. Кадушку поставил на землю, сам тоже уселся на дрова.
Эх, Анику-воина бы сюда! Аника этого Горыныча бил-бил и еще бить будет! вздохнул Чудя.
И Муромец Илья его бил! А Анику твоего бородой в лужу макал! тут же отозвался Добрило.
И Аника этого змея бил-бил-не добил, и Илья, и кто его только не бил, а он все летает и летает во дела! язвительно заметил дед Любимыч.
И били и будем бить! упорствовали Чудя с Добрей.
Конечно! поддержал их дед. А он летал и будет летать Где они ваши богатыри?
Я вот тоже в змея раньше не верил, пугливо пробормотал Бобрец.
И главное: зачем ему баб-то столько? Почему мужиков не таскает? возмутился Чудя. Мужик для хозяйства намного полезнее: может и дом починить, и на охоту сходить, и на гуслях сыграть, а бабы ему на что?
Эх, Анику-воина бы сюда! Аника этого Горыныча бил-бил и еще бить будет! вздохнул Чудя.
И Муромец Илья его бил! А Анику твоего бородой в лужу макал! тут же отозвался Добрило.
И Аника этого змея бил-бил-не добил, и Илья, и кто его только не бил, а он все летает и летает во дела! язвительно заметил дед Любимыч.
И били и будем бить! упорствовали Чудя с Добрей.
Конечно! поддержал их дед. А он летал и будет летать Где они ваши богатыри?
Я вот тоже в змея раньше не верил, пугливо пробормотал Бобрец.
И главное: зачем ему баб-то столько? Почему мужиков не таскает? возмутился Чудя. Мужик для хозяйства намного полезнее: может и дом починить, и на охоту сходить, и на гуслях сыграть, а бабы ему на что?
Вот тебе жена зачем?
Мне жена дадена в наказание за все, что я в жизни плохого сделал, смиренно сказал Чудя.
Твоя жена нам всем в наказание дадена, кивнул Любимыч, за все, что ты в жизни плохого сделал. Вон, у Добрилы полбороды повыдергала, баба-яга страшенная э-э-э а если приглядеться, то милая и ненаглядная.
Он вдруг умильно улыбнулся Чуде за спину и привстал со своего сиденья, словно готовился дать стрекача. Бортники замерли, почуяв недоброе: сзади, уперев могучие руки в толстые бока, стояла сама Матрена.
Ой, это ж Матренушка, радостно сказал дед Пятак Любимыч, словно только что ее заметил. Лебедь наша
Дед замялся в поисках подходящего слова. «Стройная» к Матрене не очень подходило, с тем же успехом можно было применить это слово к квадратному Добриле. «Лебедь белая» к Матрене тоже не шло, лицо у нее было совсем не белое, а очень даже красное, а юбка вообще зеленая. «Лебедь зеленая» так, вроде, не говорят.