Сказав это, незнакомец мгновенно стал невидим. Тогда пресвитер понял, что этот человек, являвшийся в баню для служения ему, был дух. Пресвитер целую неделю со слезами молился о прощении его грехов, принося каждый день Бескровную Жертву. Через неделю он снова пришел в баню, но уже не нашел здесь незнакомца, и после никогда не встречал его
«Один из богоносных отцов, как записал преподобный Иоанн Дамаскин, имел ученика, жившего в беспечности. Когда этот ученик был застигнут смертью в таком нравственном состоянии, то человеколюбивый Господь после молитв, принесенных старцем со слезами, показал ему его ученика, объятого пламенем до шеи. Когда же старец много подвизался и молился о прощении грехов усопшего, то Бог показал ему юношу, стоящего в огне по пояс. Потом, когда благостный муж приложил к своим трудам новые труды, то Бог в видении явил его старцу совершенно избавленным от мучений».
Просьбы умерших об их поминовении и благодарность за молитвы живых
«Возвратившись от заутрени в первый день Пасхи, рассказывает Анна Петровна Заболоцкая, я легла спать, и едва забылась, как у своего изголовья услышала, что кто-то горько плачет. Мое сердце защемило от жалости. Боясь открыть глаза, я робко спросила:
Надя, это ты, моя родная?
Я боялась услышать ответ, ибо мне пришло в голову, что, может быть, моя сестра Надя, давно скончавшаяся, не получив блаженства в вечной жизни, явилась мне, чтобы просить поминовения. Но на мой вопрос послышался нежный, грустный девичий голос:
Нет, я не Надя.
Кто же вы? спросила я. Скажите, что вам нужно? Я все сделаю.
Тогда рыдания усилились, и она ответила:
Я Варвара Николаевна. Ради Бога, помолитесь обо мне, помяните меня за литургией!
Я обещала, и рыдания утихли. После этого я открыла глаза, в комнате уже было светло, и никого не было.
Тогда рыдания усилились, и она ответила:
Я Варвара Николаевна. Ради Бога, помолитесь обо мне, помяните меня за литургией!
Я обещала, и рыдания утихли. После этого я открыла глаза, в комнате уже было светло, и никого не было.
Когда к нам приехали родственники, я спросила зятя моего мужа, как звали его сестру, недавно скончавшуюся в Москве. Он ответил:
Варварой Николаевной.
Тогда я рассказала ему о моем видении. Он был поражен этим и немедленно позаботился о поминовении своей сестры».
Известный польский драматург Домник Магнушевский рассказывал, что однажды днем, когда он лежал в постели и задремал, его разбудил шум в соседней комнате, которую подметали, и он увидел свою мать, умершую несколько лет назад. Она стояла около столика и, казалось, читала молитвенник. Когда он в испуге вскрикнул, то она закрыла книгу и мгновенно исчезла. Магнушевский тотчас подбежал к столику и, открыв книжку на загнутом листке, нашел на том месте молитву об умерших.
«Моя племянница Юленька живет у нас уже семь лет, рассказывала госпожа Давыдова. Я взяла ее трехлетним ребенком, тотчас после смерти ее матери, а моей сестры. Теперь ей исполнилось десять лет. До последнего времени она была девочкой здоровой, веселой и хорошо училась. Однажды утром она сказала мне:
Тетя, я видела во сне мою маму, она обещала прийти ко мне наяву и сказала, чтобы я не боялась ее!
Три дня спустя, тоже утром, Юля учила географию. Вдруг она встала и пошла по направлению к двери, как бы к кому-то навстречу, сказав при этом:
Мама пришла!
Затем Юля протянула руку и подняла голову, как бы для получения чьего-то поцелуя, села на диван, а рядом с ней, как она нам сказала, присела ее мать. Потом Юля сказала, что мама велела передать мне то-то и то-то. При этом заговорила о таких вещах, которые ей были неизвестны, а главное недоступны в ее годы. Например, она рассказала факты из прошлого, известные только покойной сестре и мне, и передавала такие рассуждения от ее имени, каких ни один десятилетний ребенок не только не мог бы придумать, но даже и вразумительно передать. Впоследствии мы вели с покойной сестрой через Юлю целые разговоры. Эти явления повторялись часто в течение целых шести месяцев, и мы уже привыкли к ним. Одно место в зале было, по-видимому, любимым у посетительницы из загробного мира, на него она обычно садилась и начинала разговор с дочерью.
Скажи тете, сказала она однажды, что я могла бы сделаться видимой и для нее, но она не вынесет и может заболеть, поэтому я и говорю с ней через тебя, так как дети меньше нас боятся, чем взрослые.
Очень часто она просила молиться о ней, и однажды даже заказала отслужить за нее заупокойную обедню и панихиду. Мы все тогда отправились в церковь. Наш священник уже привык к этим рассказам и перестал им удивляться. Как только началась обедня, Юленька сказала:
Вот и мама пришла со своей подругой, и при этом она пошла к кому-то, для нас невидимому, навстречу, с кем-то поздоровалась и, вернувшись на свое место, прибавила, что они обе стали на колени перед царскими вратами.
В начале панихиды Юленька сообщила:
Мама сказала, что ей не такую надо панихиду, а сугубую.
Я подошла к священнику и повторила ему просьбу покойницы, причем спросила, действительно ли есть сугубая панихида.
Она называется по-другому, сказал священник, но все равно я понимаю, что вам нужно. Это очень длинная заупокойная служба, совершаемая обычно в монастырях. Хорошо, я отслужу ее!
Когда запели «Со святыми упокой», Юленька сказала:
Мама плачет, молится и говорит, что куда уж ей со святыми, хоть бы немного успокоиться!
В одно из своих явлений она сказала Юленьке:
Твой отец скоро женится, но ты не пугайся, твоя мачеха будет доброй и очень тебя полюбит, она даже оставит тебе в наследство все свое состояние.
Это предсказание исполнилось буквально. По прошествии шести месяцев сестра сказала, что ее миссия окончена, и она больше не будет приходить к нам. В последние дни сестра приходила с одной приятельницей, тоже умершей, совсем неизвестной Юле, но хорошо знакомой мне, и от нее я не раз получала привет, все через Юленьку. Сестра постоянно просила меня молиться за нее, хотя до той поры мы, откровенно сказать, были не особенно богомольны, а тут по просьбе сестры стали очень часто ходить в церковь».
Архимандрит Симеон, живя в Екатеринославе, общался с одним благородным семейством. Отец этой семьи умер в феврале 1844 года. В это время отец Симеон уже служил в Воронеже. В осиротевшей семье была дочь Любовь, которая страдала чахоткой. 6 августа того же года больная приобщилась Святых Таин, не снимая с себя траур. Мать спросила ее, почему она ради причастия не переоделась, на что она ответила:
Я пятнадцатого числа наряжусь!
И действительно, в день Успения Божией Матери она надела на себя полное венчальное убранство, послала за священником и снова приобщилась Святых Христовых Таин. Потом она попросила читать ей отходные молитвы, и во время их чтения, обращаясь к своему умершему отцу, который ей явился, сказала:
Папенька, милый папенька, подождите!
С последним словом отходной ее душа отошла ко Господу. В тот же день и час, когда она умерла в Екатеринославе, отец Симеон увидел в Воронеже наяву отца скончавшейся девицы, который сказал ему:
Вам в Екатеринославе надо утешить скорбящих, а Любочка со мной, но вы и нас не забывайте!
5 августа 1893 года к преосвященному Мартиниану, епископу Таврическому и Симферопольскому, пришел настоятель Петропавловской церкви отец Димитрий Койко и помещик Николай Громов, прихожанин этой церкви. Они рассказали владыке следующее.
В ночь на тридцатое июля помещику Громову приснился сон. К нему подошел какой-то офицер с окровавленной повязкой на голове и попросил его узнать у священника Петропавловской церкви, почему тот не молится за него, не молится тем угодникам Божиим, мощи которых находятся в пожертвованной им иконе. Он прибавил, что 2 августа, на Илию пророка, этому образу исполнится двести лет. Громов на следующее утро отправился к настоятелю Петропавловской церкви и сообщил ему о своем сне. На это отец Димитрий заметил, что в церкви нет двухсотлетней иконы, так как сама церковь существует лишь с 1805 года. Также в храме нет икон с частицами мощей. Батюшку очень удивило явление офицера во сне, и он вспомнил, про икону о которой ему рассказал его предшественник, протоиерей Руднев, ныне уже умерший. Во время Крымской компании ее привез какой-то офицер и оставил в церкви с условием, что если он возвратится из Севастополя, то возьмет икону обратно, если же не вернется, то жертвует ее храму.
Неизвестный офицер не возвратился, и икона осталась в церкви. Это совпадение побудило отца Димитрия осмотреть эту святыню, причем он засвидетельствовал, что, служа в этом храме четырнадцать лет, ни разу не открывал этого образа. Немедленно послали за дьяконом, и они отправились в церковь для осмотра иконы.
Образ был сделан из кипариса, на нем старинной живописью была изображена Пресвятая Троица, а также лики нескольких угодников. В особом углублении помещался серебряный крест. Когда его с большим трудом вынули, то оказалось, что он раздвигается, и в центре креста находятся частицы мощей святого Лазаря, святого великомученика Феодора Стратилата, святого апостола и евангелиста Луки и святого первомученика и архидьякона Стефана.
Надписи указывали, что тут были еще и другие частицы мощей, в том числе первомученицы Феклы. Но осматривающих ждало еще большее удивление внизу креста чуть заметной вязью стояла вырезанная надпись: 1693 год. Следовательно, иконе исполнилось двести лет. Когда об этом было доложено преосвященному Мартиниану, то владыка сделал распоряжение, чтобы в этой церкви ежедневно были совершаемы заупокойные ектеньи о воинах, павших на поле брани за веру, царя и Отечество.
В одном приходе из-за смерти священника на его место прислали другого батюшку. Но, к прискорбию прихожан, вновь назначенный иерей через несколько дней после первого богослужения, совершенного им в церкви, отошел в вечность.
Был назначен новый священник. Приехав в их город, он в первый же воскресный день отправился в церковь для богослужения. Войдя в алтарь, батюшка был поражен: вблизи престола стоял незнакомый ему священник в полном облачении, но скованный по рукам и ногам железными цепями. Не понимая, что это значит, новый священнослужитель, однако, не потерял присутствия духа и приступил к совершению Божественной литургии.
Лишь только служба была окончена, священник исчез. Батюшка понял, что он пришел из загробного мира, но что означало это необычайное явление, не мог разгадать. Он только заметил, что незнакомый ему узник в течение службы не вымолвил ни слова и только время от времени приподнимал скованные руки, указывая на одно место в алтаре, на котором ничего особенного не было. То же самое повторилось и в следующую службу, с той лишь разницей, что новый священник, войдя в алтарь, прежде всего обратил внимание на то место, на которое указывал узник. В углу на полу, поблизости от жертвенника, он заметил старый небольшой мешок. Когда он развязал его, то нашел в нем немалое число записок с именами умерших и живых лиц, какие обычно подаются для поминовения на проскомидии. Как бы по внушению свыше батюшка понял, что эти записки при жизни стоявшего тут скованным священника, по всей видимости, бывшего настоятелем этой церкви, остались не прочитанными им в свое время. Поэтому, начав службу, он помянул на проскомидии имена живых и умерших, сколько их было в записках, и тут же увидел, какую важную услугу он оказал загробному обитателю. Ибо едва только он закончил чтение поминальных записок, как железные оковы в одно мгновение спали с рук и ног узника, а сам он подошел к служащему священнику и, не говоря ни слова, поклонился ему в ноги.