Чтобы найти оправдание своей поездки для мужа, она заехала в универсам «Уэйтроуз» и купила овощей и фруктов. Так легче лучше всего придумывать способы обходить мины и хитрые ловушки, которые Росс расставлял в ее повседневной жизни. Таким образом она обретала хоть какое-то спокойствие, по крайней мере в смутном сознании, если не в тревожных снах. Снах, в которых бесконечно повторялся один и тот же сюжет.
Когда их совместная с Россом жизнь начала меняться?
Можно ли нащупать точку в прошедших двенадцати годах, когда Росс добрый, заботливый, веселый молодой врач-ординатор, которого она любила до смерти, превратился в чудовище с отвратительным характером? Она со страхом ждет его возвращения домой. Может, он всегда был таким? А в те ранние, бурные дни ее ослепляли любовь к нему и стремление к роскошной жизни?
Или он умело маскировался?
И потом, почему некоторые вещи замечает только она? Почему ее мать и подруги ничего не видят? Впрочем, это понятно. Росс никогда не дает знакомым повода усомниться в своей непогрешимости; при желании он сумеет заворожить даже птичек на ветках. Несмотря на то что в течение двадцати лет медицинское сообщество было не в состоянии облегчить медленное, болезненное и недостойное умирание отца, мать по-прежнему благоговеет перед врачами. Росса она обожает; может быть, даже чуточку влюблена в него.
Или он умело маскировался?
И потом, почему некоторые вещи замечает только она? Почему ее мать и подруги ничего не видят? Впрочем, это понятно. Росс никогда не дает знакомым повода усомниться в своей непогрешимости; при желании он сумеет заворожить даже птичек на ветках. Несмотря на то что в течение двадцати лет медицинское сообщество было не в состоянии облегчить медленное, болезненное и недостойное умирание отца, мать по-прежнему благоговеет перед врачами. Росса она обожает; может быть, даже чуточку влюблена в него.
Иногда Вере казалось, что она сама во всем виновата. Может, она слишком многого ожидала от мужа? Или вследствие депрессии склонна видеть только плохое и игнорировать хорошее? Ведь даже сейчас в их жизни иногда случаются счастливые минутки и хорошие дни, хотя в конце концов Росс обычно все портит своими взрывами или придирками. Вера очень надеялась на отпуск в Таиланде, как будто он был последней попыткой вернуться к прежним отношениям. Но в конце отпуска она поняла, что не испытывает по отношению к мужу никаких нежных чувств.
Есть некая граница, до которой можно дойти, но которую нельзя переходить. За незримой линией все меняется необратимо. Летчики называют воображаемую границу точкой невозврата: критический момент, когда самолет уже находится в конце взлетной полосы и отменить взлет нельзя, можно только взлетать. Взлет или крушение. Именно в такой точке она находится сейчас. Вот куда толкнул ее Росс.
В те, прежние времена Вера так любила его, что позволяла ему буквально все. Она так верила в него, что вынесла целых шесть операций, терпела боль и дискомфорт; он преобразил ее из девушки с обычной внешностью в женщину незаурядной красоты. Отчасти его рвение было приятно и льстило ее самолюбию. Когда его карьера начала стремительно набирать высоту, Вере нравилось ездить с мужем на конференции, где он демонстрировал, как изменил ее губы, глаза, рот, нос, щеки, подбородок и грудь. По крайней мере хоть один плюс после двенадцати лет брака ощутимый рост самооценки; впрочем, сейчас ее самооценка опустилась почти до нуля.
Наверху, в мезонине, в комнате, куда они редко заходили, Вера держала книги и журнальные вырезки о проблемах семьи и брака. Она читала и перечитывала книгу «Мужчины с Марса, женщины с Венеры» и даже как бы невзначай пару раз оставляла ее на видном месте, надеясь, что Росс наткнется на книгу и прочтет ее. А недавно в Интернете она набрела на форум для жен, подвергающихся домашнему насилию. Она узнала много нового и полезного. И начала строить планы
Жизнь можно наладить снова. Я обязательно придумаю, как все исправить, ради Алека и ради меня самой.
Повинуясь внезапному порыву, она купила к завтрашнему ужину в супермаркете пару любимых Россом замороженных омаров, куриные крылышки в остром маринаде, к которым Алек пристрастился в Таиланде, и его любимое мороженое с кусочками хрустящей карамели, а маме две баночки со смесью «Амброзия» для рисового пудинга с изюмом сегодня она сидит с внуком.
Ах, Росс, почему я до сих пор так стараюсь угодить тебе? Может, надеюсь купить себе несколько спокойных минут? Или я обманываю себя тем, что, если буду приветлива с тобой, ты отпустишь меня и позволишь забрать сына?
Вера свернула с дороги, проехала мимо огромных каменных колонн, увенчанных шарами. На колонне медная табличка: «Поместье Литл-Скейнз». Великолепный подъезд к елизаветинскому особняку по аллее, обсаженной деревьями и кустами рододендрона, откуда открывается отличный вид на остроконечный, увитый плющом фасад. Сердце невольно екало от волнения всякий раз, когда она подъезжала к дому.
Поместье роскошное, вне всяких сомнений; прекрасно расположено у подножия невысоких холмов Саут-Даунс. Десять спален, гостиная, библиотека, бильярдная, столовая, в которой свободно разместятся тридцать человек, кабинет, огромная кухня с дубовым деревянным полом и целая куча подсобных помещений. И все же ни одна комната кроме, может быть, столовой не казалась ей достаточно просторной, когда она оставалась в ней с Россом. Дом был относительно невелик для того, чтобы казаться по-настоящему уютным, и в то же время достаточно большой для того, чтобы произвести впечатление на коллег Росса, на приезжавших время от времени газетных репортеров или телевизионную съемочную бригаду.
Вокруг особняка сад и парк; четырнадцать акров угодий. Раньше, когда здесь было настоящее поместье, в него входили и окрестные леса, и пахотные земли, но за двести лет предыдущие владельцы постепенно распродавали внешние постройки и участки земли. Впрочем, и того, что осталось, было более чем достаточно: красивые лужайки, фруктовый сад с яблонями, грушами, сливами и вишнями, пруд и густой лес, который не мешало бы проредить. Гости, приезжавшие на вечер или на выходные, считали поместье райским уголком.
Однако что-то мешало Вере чувствовать себя дома в своей тарелке; тяжесть усиливали узкие, обитые свинцовыми полосами окна со стеклами, которые снаружи казались черными; деревянная обшивка; невероятно большие, богато украшенные дымовые трубы, по слухам, в одной из них замуровали женщину. Она была любовницей человека, построившего дом, и, если верить местным сплетням, слышно было, как она по ночам стучит в трубе, пытаясь выбраться наружу. Вера никогда не слышала ничего странного, хотя верила в привидения. Иногда ей казалось, будто она сама в некотором роде замурована здесь. Входя в пустой дом, пробегая по огромному мрачному коридору, слушая громкое тиканье напольных часов у подножия резной лестницы и вглядываясь в прорези шлемов рыцарских доспехов, которые коллекционировал Росс, она чувствовала, как мурашки бегут по коже.
Сегодня еще ничего. Сегодня среда, а по средам к ним приходит уборщица. Сверху, из какой-то спальни, доносилось завывание пылесоса. Вера была рада, что миссис Фогг в доме, но не меньше радовалась тому, что уборщица сейчас наверху: свою работу она делала превосходно, но могла болтать до бесконечности главным образом о том, как череда несчастий довела ее до необходимости заниматься таким грязным делом; что она на самом деле вовсе не уборщица что вы, она далека от этого!
Вера торопливо внесла покупки в кухню; не распаковывая их, достала из фирменного пакета аптеки «Бутс» тест на беременность и прочитала инструкцию. Она вынула из коробочки пластиковый стаканчик, пипетку и картонную полоску с пластиковым диском посередине, зашла в ванную на нижнем этаже и закрыла за собой дверь. Она помочилась в стаканчик. Затем набрала в пипетку немного мочи и, следуя инструкции, капнула пять капель на выступ в диске. Тошнота вернулась; ее бросило в жар, как будто немного поднялась температура. Если проявится красная полоска результат отрицательный. Вера молилась, чтобы результат оказался отрицательным.
Она оглядывала ванную, избегая только циферблата наручных часов. Смотрела на гравюры на стенах, изображающие лошадей, на старомодные медные краны над белоснежной раковиной, на изумрудную туалетную бумагу, на стопку журналов «Нэшнл джиографик» на полочке у унитаза. Заметив в углу паутину, сделала мысленную пометку: не забыть сказать миссис Фогг. Потом опустила голову и подняла полоску картона.
Для верности пришлось посмотреть дважды; потом она сверилась с инструкцией.
Отрицательно!
В центральном окошке на диске отчетливо проявилась красная полоска. Тошнота сразу прошла.
4
Сегодня внимание Оливера Кэбота отвлекали несколько вещей, но главным образом женщина за соседним столиком; она дважды встретилась с ним взглядом. Вид у нее был скучающий; скорее всего, ей достались такие же занудные соседи, как и ему.
Он принял приглашение на ужин в Королевском медицинском обществе, устроенный фармацевтической фирмой «Бендикс Шер», хотя фирму, организовавшую ужин, он от всей души презирал. Однако ему было интересно идти в ногу со временем, быть в курсе последних достижений медицины и оставаться в рамках профессии, к которой он с каждым днем испытывал все больше недоверия. Женщина, сидевшая напротив за круглым столом на двенадцать человек, за батареей винных бутылок и кувшинов с водой, кого-то ему напоминала, только он не мог вспомнить кого. Длинные светлые волосы, умное лицо, скорее хорошенькое, чем классически красивое. Наконец до него дошло. Мег Райан!
Знаете, Оливер, на разработку тизолгастрина ушло двенадцать лет. Джонни Янг, вице-президент компании, заведующий отделом маркетинга в зарубежных странах, американец китайского происхождения с бруклинским выговором и щетинистыми волосами, запустил руку в вазочку с меренгами. Исследования обошлись нам в шестьсот миллионов долларов. Согласитесь, не много компаний способны выложить такую кучу бабок на науку!
Тизолгастрин объявили революционным лекарством от язвы. Недавно Всемирное бюро по медицинской этике включило его в список ста самых важных достижений медицины двадцатого века. Однако немногим было известно, что Всемирное бюро по медицинской этике целиком финансировалось компанией «Бендикс Шер».
Вам не нужно было тратить так много денег, заметил Оливер.
Как так?
Криво улыбнувшись, Оливер сказал:
Вы не открыли тизолгастрин, вы его содрали. Вы начали продвигать его только после того, как потратили четыреста миллионов долларов, пытаясь похоронить идею лечить язву антибиотиками. Уж меня-то вам не провести.
Тизолгастрин объявили революционным лекарством от язвы. Недавно Всемирное бюро по медицинской этике включило его в список ста самых важных достижений медицины двадцатого века. Однако немногим было известно, что Всемирное бюро по медицинской этике целиком финансировалось компанией «Бендикс Шер».