Что делать? Опять они выброшены на улицу, в никуда. Опять надо унижаться, торопливо искать выход, понимая, что так быстро он не найдется вряд ли им снова так повезет. И как не хотелось съезжать! Стоял ранний и теплый апрель, на клумбах распускались фиолетовые и белые крокусы, снег почти растаял, обнажив зеленую траву. Уже пели птицы и хорошо пригревало солнышко. Красота. Но, увы, чужая, не их. Мишка впал в такой транс, что ни Кирины утешения и уговоры, ни искренние уговоры Зяблика: «Конечно, приезжайте! О чем ты!» ничего не работало. Это была депрессия, болезнь пока еще не очень известная и не модная. Он почти ничего не ел, почти не разговаривал, валялся на диване или молча курил на крыльце.
А Кира снова металась съездила в Банный, бестолково поболталась меж странных и неприятных людей квартирных маклеров. Вдруг повезет? Не везло. Нет, квартиры сдавались но цены! Совершенно неподъемные цены, куда им. Решилась и поехала в Жуковский. Прекрасно понимая, что общая жизнь с родителями у них не получится. Но не на вокзал же, ей-богу!
Мать выслушала ее с поджатыми губами и покачала головой:
Нет, Кира, извини. Мы пожилые люди со своими привычками. Я все вижу наперед сначала начнется недовольство, причем с обеих сторон. Потом скандалы ты знаешь отца. Да и я не железная. Нет, дочь. Извини. И потом Она повысила голос. А этот твой? Когда женился, не знал, что гол как сокол? И ты не знала?
Все правильно. Мама, конечно, права. И обижаться нечего на правду вообще обижаться нечего. Только что делать? Но легко сказать нечего обижаться! Конечно, обиделась. На всю жизнь. На похоронах матери стояла у гроба, и надо же вспомнила! В такой момент и вспомнила! Стыдно было перед самой собой уговаривала себя простить. Кажется, получилось. Тогда получилось. Но эта обида жила в ней долго, много лет. Мужу ничего не сказала постыдилась. Родители и не приютили единственную дочь как о таком рассказать?
Обзвонили и оповестили всех от хороших приятелей до приятелей приятелей. От близких родственников до дальних. Кира нашла даже в записной книжке бывших сокурсников. Ни-че-го.
Что делать? Заняла денег и ждала звонка от квартирного маклера. Тот, жуликоватый, похожий на лакея или приказчика, лоснящийся ровный пробор посреди головы и заискивающая улыбка обещал что-то придумать, что-нибудь подобрать. Наконец позвонил. Встретились они с ним в Медведкове и поехали смотреть квартиру черт-те где, у самой Кольцевой. Тряслись на автобусе почти полчаса. Потом минут пятнадцать по жидкой вяжущей грязи чапали до дома. В подъезде пахло кошками и мочой. Встали у хлипкой, почти картонной, двери «приказчик» с пробором ковырял ключом в замке, а она думала: «Зачем здесь замок? Дверь, кажется, можно открыть легким толчком, без особого усилия и напряжения». Кира зашла в квартиру и разревелась. Квартира была абсолютно пустой ничего! На кухне плита и мойка, ни стола, ни стула, ни шкафчика. В комнате два старых одеяла на полу, одна подушка с торчащими перьями и одинокая облезлая табуретка у окна. А как было холодно!
И как тут жить? всхлипнула Кира.
«Приказчик» тут же переменился в лице. Оно стало злым и колючим. Презрительно усмехнулся:
А вы что хотели за пятнадцать рублей? Окна на Кремль и румынскую мебель? Радуйтесь этому.
Кира вытерла слезы и достала задаток десятку. «Приказчик» хмыкнул, мотнул головой и попытался утешить:
Да наберете с миру по нитке кто стул, кто кровать. Вы ж не с Луны свалились! Знакомые-то у вас есть? Сказано это было с пренебрежением и даже с брезгливостью.
Кира утерла ладонью щеки и коротко ответила:
Разберемся.
Ну вот! оживился маклер. А то и на помойке гляньте район новый, люди переезжают из своих клоповников, покупают гарнитуры, а старье на помойку! Только глядите, чтобы без клопов. Занесете в дом пропадете! Он сунул ей в руку одинокий ключ. Ну устраивайтесь! С новосельем вас, так сказать.
Слабо хлопнула хилая входная дверь. Кира села на табуретку и снова расплакалась: «Да что за жизнь, господи? Одни унижения. Два взрослых человека с высшим образованием. Не приезжие москвичи. С пропиской все как положено. И рыскать по помойкам в поисках дивана? Обзванивать знакомых и клянчить подушки, занавески, кастрюли, ложки-вилки и все остальное?» Нет. Она так не сможет. А куда ей деваться? И Мишке сказать нельзя он еще больше впадет в депрессию. Ему-то каково, мужику? И про пустую квартиру она не скажет ему пока не скажет. Зачем его унижать? Скажет потом, после когда найдет какой-нибудь диван и еще что-нибудь. Ну и уберет здесь, все отмоет.
Она медленно встала, прошлась по квартире, провела рукой по подоконнику он был влажный и очень холодный. На ладони остались грязные разводы. Она растерянно оглянулась и вытереть нечем. Вымыла руки и с тяжелым сердцем вышла прочь.
Мишка был дома, и она удивилась он был не то чтобы веселым, но возбужденным, почти радостным, другим. Глаза горели странным огнем, будто он выпил. Нет, вроде не пахнет. Да и спиртного в доме не имелось накануне выпили последние полбутылки сухого вина.
Он усадил Киру на стул, сел напротив и взял ее за руки.
Кирка! Я нашел выход, смущенно покашливая и глядя ей в глаза, сказал он.
Она устало посмотрела на него:
Какой выход, Миш?
В голове промелькнуло: «Какой выход, господи! Просто смешно. Он нашел выход! Как будто он есть, этот выход! А если и есть, то найду его я, а никак не он это давно понятно». Она подумала, что очень устала. Знобило, подташнивало, да к тому же разболелась голова. Ей хочется горячего чаю и в постель, все. На разговоры у нее совсем не осталось сил.
Мишка сорвался со стула и заходил по комнате, как бывало всегда в момент сильного душевного волнения. Кира молча наблюдала за ним.
Кирка! наконец сказал он. Я все решил! Мы уезжаем!
Кира нахмурилась.
Да это и так понятно. Конечно, мы уезжаем. Точнее, нас выгоняют, Миша. Так будет правильнее. А впрочем, какая разница, как это назвать?
Он подошел к ней, взял ее за руки и помотал головой.
Ты не поняла, родная! Он улыбнулся. Ты не поняла! Мы уезжаем совсем. Из страны. Я давно списался с Семеном. Ждал. Там есть место, Кира! Меня берут! Точнее возьмут. Пусть пока на малую должность, почти лаборантскую. Какая разница? Я устроюсь, не сомневайся! В конце концов, с этим давно надо было заканчивать.
С чем с этим? устало спросила она. Ты о чем?
Со всем этим. Он скривился, как от зубной боли. С нищетой, с безденежьем, бесприютностью. С тем, что ты, женщина, тянешь все на себе. А я, здоровый мужик Он замолчал и с отчаянием горячо продолжил: Так больше нельзя, Кирка! Так больше невозможно, невыносимо! Унижение это, ну и все остальное.
Кира молчала, опустив глаза. А потом посмотрела на мужа и коротко спросила:
Когда?
Он понял не сразу, а когда понял, облегченно выдохнул и быстро ответил:
Как только оформимся. Это, конечно, не месяц. Но уж как получится. Главное, что нам стало все ясно мы уезжаем! А все остальное фигня! Так ведь, Кир? Последнюю фразу он произнес жалобно, словно ждал от нее подтверждения. И, конечно, поддержки.
Она твердо посмотрела ему в глаза и проговорила:
Да. Мы уезжаем.
И только после этого скривилась и расплакалась сколько слез пролилось в этот день! Наверное, за полжизни. А впереди была бессонная ночь. Нет, не так впереди было еще много бессонных ночей. Но эта была первой из бесконечной череды всех остальных.
Кира молчала, опустив глаза. А потом посмотрела на мужа и коротко спросила:
Когда?
Он понял не сразу, а когда понял, облегченно выдохнул и быстро ответил:
Как только оформимся. Это, конечно, не месяц. Но уж как получится. Главное, что нам стало все ясно мы уезжаем! А все остальное фигня! Так ведь, Кир? Последнюю фразу он произнес жалобно, словно ждал от нее подтверждения. И, конечно, поддержки.
Она твердо посмотрела ему в глаза и проговорила:
Да. Мы уезжаем.
И только после этого скривилась и расплакалась сколько слез пролилось в этот день! Наверное, за полжизни. А впереди была бессонная ночь. Нет, не так впереди было еще много бессонных ночей. Но эта была первой из бесконечной череды всех остальных.
Кира думала о том, как она любит этот город. Эту огромную, безумную Москву красавицу, без сомнения. Но подчас и коварную, и недобрую, и даже лживую. И все-таки она любит этот город, где не родилась, но который, безусловно, стал ей родным. Она любит и маленький, уютный и очень зеленый Жуковский в нем прошла ее юность. Военные городки, в которых случалось проживать ее семье. Жаркий, с обжигающим ветром Кировабад, который она помнила плохо, кусками шумный от гортанных выкриков местных смуглых, черноволосых, золотозубых людей. Вспоминался поселок в тайге влажный лесной запах и хруст поломанных веток, печенье из геркулеса, которое пекла мама, в городке подолгу не бывало муки. И шоколадную колбасу, которую мама готовила на ее дни рождения. И ледяную горку зимой, и мокрые мохнатые мальчуковые шаровары с комьями налипшего снега, уже почти льда. И запах лыжной мази отец натирал ее лыжи в предбаннике возле квартиры.
И Новый год в городке непременный концерт в клубе, конечно, своими силами, чистая самодеятельность артисты, даже провинциальные, до них не доезжали. Аккордеон, запах хвои от красавицы елки, запах апельсиновой корки, нарядные и прибранные жены военных, ревниво оглядывающие соседок. И пироги на любой вкус, испеченные ими же, женами. На пироги устраивались конкурсы чей вкуснее. И Кира помнила, как нервничали женщины кому достанется первое место? Кого назначат лучшей хозяйкой? Настоящие страсти кипели, неподдельная конкуренция. Наконец торжественно называлась победительница, шедшая медленно, с достоинством на украшенную гирляндами сцену. А все остальные провожали ее немного завистливыми и расстроенными взглядами. А на сцене ждал приз господи, приз! жалкая вазочка из прессованного хрусталя или льняная скатерка. Помнила Кира бесконечный стрекот швейной машинки мама шила платья на праздник, и себе и Кире. И грибные походы по осени большая компания, десяток женщин с детьми, резиновые сапоги, куртки, платки и корзины, огромные корзины для грибов. Грибов было действительно много. И перекус на поляне бутерброды с салом, пирожки с повидлом и луком, холодная картошка в мундире и травяной чай из термосов. Настоящего черного чая не было иногда завозили развесной краснодарский, пахнувший лежалой травой. Поэтому собирали травы, жимолость, побеги цветущего вереска, молодые нежные листья таволги и бадана, листья брусники, кипрея, сушили ежевику и землянику. Вкусно, полезно, а главное доступно и совершенно бесплатно. Какой это был чай! Возвращались с огромными горами грибов крошечных боровичков, красноголовиков, рыжиков и груздей белых и черных. Все остальное просто не брали куда девать этот мусор, когда и благородного улова завались?