Мандельштаму в то время казалось, что это предел бытовых неудобств.
* * *
В конце концов, семейство Мандельштамов убежало из Москвы в теплый и нежный Киев. Именно там, «из прекрасного далека», было написано одно из самых замечательных стихотворений Осипа Эмильевича «1 января 1924 года»:
Кто время целовал в измученное темя,
С сыновней нежностью потом
Он будет вспоминать, как спать ложилось время
В сугроб пшеничный под окном.
Кто веку поднимал болезненные веки
Два сонных яблока больших,
Он слышит вечно шум, когда взревели реки
Времен обманных и глухих.
Это стихотворение одно из наиболее московских и, вместе с тем, антимосковских в мировой литературе вообще. А появилось оно, без сомнения, благодаря дому на Якиманке.
* * *
Рядом стояла церковь, посвященная Казанской иконе Божией Матери. Храм прославился во время революции 1905 года. Один из повстанцев вспоминал: «Столкновение с монархистами произошло также на Калужской площади, где перед ними с паперти Казанской церкви выступал в полном облачении какой-то священник, призывавший в своей погромной речи к избиению студентов и забастовщиков. Участники происходившего как раз в тот момент митинга на заводе Корнеева-Горшанова поспешили на площадь и, вступив с черносотенцами врукопашную, разогнали их».
Впрочем, тот же храм вошел в одно из самых светлых произведений русской классики «Лето Господне» Ивана Шмелева. Именно в приходе этой церкви жила семья предпринимателя Шмелева. Именно об этом храме радел весь их дом: «Перед Казанской толпа, на купол смотрят. У креста качается на веревке черненькое, как галка. Это Ганька, отчаянный. Толкнется ногой и стукнется. Дух захватывает смотреть. Слышу: картуз швырнул! Мушкой летит картуз и шлепает через улицу в аптеку».
Василь-Василич кричит:
Эй, не дури ты! Стаканчики примай!..
Дава-ай!.. орет Ганька».
Многие обвиняют Ивана Шмелева в избыточной идеализации дореволюционного православного быта. И зря ведь он всего лишь вспоминает о своем счастливом детстве. И нет, конечно, его вины в том, что оно прошло именно так. Писатель абсолютно честен, ничего не придумывает и не привирает.
«О, незабвенный вечер, гаснущий свет за окнами И теперь еще слышу медленные шаги, с лампадкой, поющий в раздумье голос Ангели поют на не-бе-си-и
Таинственный свет, святой. В зале лампадка только. На большом подносе на нем я могу улечься темнеют куличи, белеют пасхи. Розы на куличах и красные яйца кажутся черными. Входят на носках двое, высокие молодцы в поддевках, и бережно выносят обвязанный скатертью поднос. Им говорят тревожно: «Ради Бога, не опрокиньте как!» Они отвечают успокоительно: «Упаси Бог, поберегемся». Понесли святить в церковь В ограде парусинная палатка, с приступочками. Пасхи и куличи, в цветах, утыканы изюмом. Редкие свечечки. Пахнет можжевельником священно. Горкин берет меня за руку Он ведет меня в церковь, где еще темновато, прикладывает к малой Плащанице на столике: большую, на Гробе, унесли. Образа в розанах. На мерцающих в полутьме паникадилах висят зажигательные нитки. В ногах возится можжевельник. Священник уносит Плащаницу на голове. Горкин в новой поддевке, на шее у него розовый платочек, под бородкой. Свечка у него красная, обвита золотцем».
Этот храм снесли сравнительно недавно в 1972 году.
Иоаннов приход
Церковь Иоанна Воина (Большая Якиманка, 46) построена в 1717 году по проекту императора Петра Великого.
По преданию черновые чертежи этого храма набросал сам Петр I. Не удивительно.
Самодержавною рукой
Он смело сеял просвещенье,
Не презирал страны родной:
Он знал ее предназначенье.
То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник,
Он всеобъемлющей душой
На троне вечный был работник.
Так писал Пушкин про Петра Великого.
И вправду, император был охоч до всевозможных экзотических ремесел. Архитектурное еще не самое опасное из них. Известно, например, что Петр очень любил дергать зубы. Царю при этом было совершенно все равно здоров зуб или нет, нуждается он в удалении или достаточно менее радикальных мер. Петр дергал зубы у своих придворных пьяненький, на ассамблеях за провинность или же, наоборот, в знак уважения. А тут всего лишь церковь сочинил. Тем более что надзирали за строительством все-таки настоящие, профессиональные архитекторы.
А громадный сад при этом храме заменял жителям Замоскворечья парк или бульвар. Ни того, ни другого, увы, не водилось, и моционы устраивались прямо под стенами церкви.
Кстати, здесь, в домике причта жил в 1848 году художник Алексей Саврасов.
А в 1922 году здесь был произведен один из многочисленных в то время арестов духовенства. Он вошел в историю, собственно, процедурой. Священник Христофор Надеждин сидел в трапезной и пил чай. Он понимал, к чему все идет, и, как говорится, был готов.
В какой-то момент в трапезную вошли сотрудники ЧК.
Дайте хотя бы допить чай, спокойным голосом сказал священник.
Пришедшие опешили настолько, что исполнили его странную просьбу.
Отец Христофор был расстрелян в том же 1922 году.
Дайте хотя бы допить чай, спокойным голосом сказал священник.
Пришедшие опешили настолько, что исполнили его странную просьбу.
Отец Христофор был расстрелян в том же 1922 году.
* * *
А за храмом знаменитый ЦДХ, Центральный дом художника. Возвели его в семидесятые, но авторы наделали столько ошибок, что сразу же после официального открытия комплекс закрыли на большую реконструкцию. Во-первых, в здание проник грибок и начал портить живопись соцреалистов, а во-вторых, довольно скверной оказалась планировка.
Правда, после реконструкции Центральный дом художника стал одним из самых популярных мест в среде московской творческой интеллигенции. А ведь его могло вообще не быть. После войны здесь планировалось возвести новое здание Академии наук и автором его должен был стать сам архитектор Щусев. Постройка виделась как здоровенный восьмиэтажный дом с ротондой, портиком, большим количеством внутренних двориков и двадцатиэтажной башней посередине. Кажется, церетелиевский Петр I создавался в память о неосуществленном монстре Алексея Щусева.
* * *
Рядом с ЦДХ разбит не менее известный Парк искусств, представляющий собой в первую очередь собрание произведений социалистического реализма. Главный же экспонат этого парка памятник Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому работы скульптора Е. В. Вучетича.
Поначалу памятник стоял в центре Лубянской площади, там, где еще с 1835 года красовался водоразборный фонтан работы скульптора И. П. Витали. В 1931 году его перенесли на площадь перед зданием Президиума Академии наук СССР (Ленинский проспект, 14). В 1948 году на этом месте разбили клумбу. А спустя десятилетие открыли памятник.
Его открытие стало событием. Газета «Московская правда» писала 21 декабря 1958 года: «Летом здесь цвели еще огненные канны, а сегодня воздвигнут памятник замечательному человеку, выдающемуся деятелю Коммунистической партии и Советского государства, Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому».
Памятник сразу же вошел в фольклор:
Почему Дзержинский стоит спиной к зданию ЧК, а лицом к Кремлю?
Потому, что он считает: за этих я спокоен, а за теми глаз да глаз.
Екатерина Шевелева в 1970-е годы посвятила памятнику стихотворение «У памятника Дзержинскому»:
Будто вышел он
из Комитета,
Отодвинув совещаний гул;
Будто встал под куполом рассвета
И в грядущий полдень заглянул;
Будто, бури выдержав и грозы,
Ленинскую зоркость сохраня,
Он такой большой, такой
из бронзы
С пьедестала разглядел меня;
Вадим Семернин писал в «Метропоэме»:
Идут ребята в «Детский мир»,
глядят стоит Солдат,
народа совесть и кумир:
шинель, горящий взгляд
В народе этот памятник, стоящий перед зданием ВЧК/КГБ, как и вся площадь Дзержинского, сразу же сделался символом государственного террора. А еще говорили, что это единственный памятник, к которому можно возложить цветы только за деньги к нему нельзя было пробраться, не нарушив правила дорожного движения.
После провала августовского путча 1991 года памятник Дзержинскому сняли с постамента и отвезли к Центральному дому художника (Крымский вал, 10). Постамент же прозвали Мавзолеем Крючкова (тогдашнего руководителя КГБ), и некоторое время он был местом разнообразных стихийных акций.
14 сентября 1991 года около полусотни мужчин (шестеро из них были в форме курсантов погранвойск) собрались на площади Дзержинского, отмыли постамент от гневных надписей и рисунков, ранее изображенных «победившими демократами», и написали белой краской: «Извини, не уберегли!», «Феликс жив!» и «Феликс с нами!». После чего возложили цветы, почтили чекиста минутой молчания и разошлись.
В феврале 1992 года участники движения «Живое кольцо» установили на постаменте многометровый деревянный крест. Их оштрафовали за переход улицы в неположенном месте и за несанкционированную установку «малого архитектурного сооружения». А ночью крест исчез.
В марте 1992 года на постаменте появилась неизвестно кем выполненная надпись «Сим победиши».
И это далеко не полный перечень акций Лубянской площади.
В конце 1992 года памятник, до того лежащий на земле, решили установить на постамент. К тому времени рядом с Центральным домом художника уже образовалось объединение «Музеон», которое приняло под свою опеку немало памятников монументальной и прочей скульптуры. В ночь перед поднятием памятника прошел сильный дождь, и когда статую устанавливали на постамент, из пустых глазниц Дзержинского текла вода, словно Феликс Эдмундович вдруг начал плакать.
В первые годы пребывания памятника Дзержинского на Крымском валу от иностранцев (в первую очередь американцев) регулярно поступали предложения приобрести статую. Все они были отвергнуты. В том числе и предложения приобрести копию памятника.
А в сентябре 1993 года старый постамент на Лубянской площади убрали и на его месте разбили клумбу.
Культурный парк
Центральный парк культуры и отдыха имени Горького (Крымский вал, 9) открыт в 1928 году.
Напротив Центрального дома художника другой, не менее известный досуговый объект парк Горького. Что, кстати, очень удобно посетив очередную выставку, москвич сразу идет туда «догуливать», и день его в конце концов оказывается и завершенным, и счастливым.