Четырехэтажное старинное здание «кружевной» архитектуры ( 29), где уже много лет помещается известная в Москве Музыкальная школа имени Р. Глиэра, было построено в начале XX в. для 2-го городского училища. Резко контрастируют с его живописным в итальянском духе фасадом сухие и лапидарные формы соседнего строения ( 31), занимаемого офисами. Заурядное здание явно советского времени едва заслуживало бы внимание, если бы не было своеобразным саркофагом древней святыни. В нем буквально замурованы останки храма Святых первоверховных апостолов Петра и Павла «что на Якиманке». Деревянная церковь на этом месте стояла с незапамятных времен, вероятно, когда здесь располагалось село Хвостово, в XVII столетии ее прихожанами стали стрельцы одной из замоскворецких слобод. При стрелецком полковнике Иване Полтеве их тщанием был воздвигнут каменный храм. Освящение состоялось 24 января 1651 г., но при Петре I стрельцов выселили из Москвы. Возможно, этим объясняется то, что церковь быстро обветшала и уже в 1711 г. ее центральная глава рухнула, повредив своды и стены. Новые прихожане в 1713 г. подали прошение о возобновлении храма и получили разрешение властей. Вскоре готов был придел Кирика и Иулиты. Однако в 1714 г. последовал общий запрет на каменное строительство во всем государстве, кроме Санкт-Петербурга. Московские стройки тогда замерли на многие годы. Лишь в 1737 г. были освящены приделы нового Петропавловского храма, а в 1740 г. его главный престол.
Когда в 1812 г. Москву оккупировала армия Наполеона, в церкви Петра и Павла на Якиманке первое время продолжались службы, ее священники ходили по домам оставшихся в городе москвичей, совершая требы. Во всем Замоскворечье только с ее колокольни еще раздавался звон. Но вскоре наполеоновские солдаты разграбили храм, даже стреляли из ружей по иконам. Простреленный образ Трех Святителей, в том числе Григория Богослова, с пулевым отверстием прямо в сердце, потом сохранялся в церкви как реликвия. Храм был превращен оккупантами в конюшню, а затем подожжен.
После Отечественной войны его восстановили. В 1852 г. были освящены вновь построенные в русском стиле по проекту П.П. Буренина трапезная с двумя приделами и шатровая колокольня, в 1859 г. главное здание церкви. Яркая узорчатая архитектура обновленного храма, вероятно, повлияла на облик более поздних памятников Замоскворечья Софийской колокольни и особняка Игумнова.
После Отечественной войны его восстановили. В 1852 г. были освящены вновь построенные в русском стиле по проекту П.П. Буренина трапезная с двумя приделами и шатровая колокольня, в 1859 г. главное здание церкви. Яркая узорчатая архитектура обновленного храма, вероятно, повлияла на облик более поздних памятников Замоскворечья Софийской колокольни и особняка Игумнова.
Дом Игумнова
После революции церковь Петра и Павла на Якиманке, несмотря на гонения, долгое время оставалась одним из духовных центров православной Москвы. С 1919 г. ее настоятелем был протоиерей отец Сергий Махаев, уже не раз упоминавшийся на страницах этой книги. В своем приходе он организовал богословские чтения, привлекавшие слушателей со всей столицы. Дважды его арестовывали, но быстро освобождали. В 1920-х гг. храм при поддержке властей захватили «обновленцы» активисты «Союза церковного возрождения». Отцу Сергию Махаеву и его прихожанам пришлось перебираться в соседнюю церковь Святого Марона Пустынника. Петропавловская же вскоре была передана под молитвенный дом баптистов, а затем и вовсе перестроена под жилье. В 1930 1960-х гг. здание несколько раз перестраивали, пока не вытравили из его облика почти все черты храма. Лишь полукруглый выступ на дворовом фасаде напоминает алтарную апсиду. Сейчас в здании офисы. Исчезли с карты Москвы и названия 1-го и 2-го Петропавловских переулков. Еще в 1922 г. они были переименованы в Хвостовы.
Двухэтажный особняк благородного ампирного облика на Большой Якиманке, 33 уже известное нам старое здание 10-й мужской гимназии. Теперь офисы и здесь. Еще недавно отсюда и до самого угла с 1-м Спасоналивковским переулком тянулся сплошной стеной шестиэтажный серый жилой дом советского времени ( 3541). В него были встроены остатки старых усадеб, часть сооружений которых сохранилась во дворе. В 2010 г. одну из секций дома снесли, и теперь здесь, словно выбитый зуб, зияет прогал в застройке.
Сразу за 1-м Спасоналивковским переулком путешествующего по Большой Якиманке ждет ее ярчайшая достопримечательность. Дом 43 древним не назовешь ему едва минул век. Но слухов, толков и легенд вокруг него всегда было в избытке. Уже своим необычным обликом чудо-терем будоражил воображение, будил фантазию. Но его реальная биография не менее увлекательна, чем любые домыслы и легенды.
1893 год. Москва под впечатлением яркой архитектурной премьеры. С фасадов особняка, строившегося на Якиманке уже пять лет по заказу купца 1-й гильдии, владельца Большой Ярославской мануфактуры Н.В. Игумнова, сняли строительные леса, и перед изумленными москвичами предстало НЕЧТО. В век железных дорог и телеграфа посреди столицы будто воскресла допетровская Русь, сказочное XVII столетие. Знатокам дом напомнил царские терема в Кремле и изображения давно разобранного дворца Алексея Михайловича в Коломенском. Местные жители же заметили: зодчий явно подсмотрел многое у старинных замоскворецких церквей. Дом Игумнова на Якиманке и впрямь настоящая энциклопедия древнерусских архитектурных форм. Здесь и высокие теремные шатровые, и «кубатовые» кровли, и затейливые белокаменные наличники окон, и сложные карнизы, и арки с «гирьками», и изразцовые вставки, и кувшинообразные столбы, и причудливый орнамент решеток. Купеческая усадьба с каменными узорочьем фасадов, башенкой-«повалушей», живописным крыльцом, с массивными воротами, ведущими в тенистый сад и на двор, окруженный служебными постройками, являла вид былинного града.
Дом на Якиманке обессмертил имена своего владельца и своего создателя. Только благодаря ему мы и знаем об Н.В. Игумнове. Для архитектора же Н.И. Позднеева якиманский особняк оказался главным произведением, своеобразным пропуском в историю мирового зодчества. Мастер и его заказчик были земляками. Обоих много связывало с Ярославлем городом с богатейшим архитектурным наследием XVII в. Ярославцем был и брат зодчего И.И. Позднеев, заменивший его на строительстве после смерти. Да и Москва, еще не слишком европеизированная, давала почитателям старины немалую пищу для вдохновения. Однако создатели якиманского терема отнюдь не ощущали себя людьми прошлого. Они пытались открыть дверь в будущее ключом прекрасной сказки.
Да и в обществе дом Игумнова был воспринят как произведение новаторское, как манифестация новой эстетики. Россия во второй половине XIX в. переживала время больших перемен, пыталась осознать себя, обрести новое лицо. Многим путь развития виделся в обращении к истокам самобытной национальной культуры. Выражением этой идеи в архитектуре стал русский стиль. Зародившись еще в первой половине столетия, он к концу века вступил в период расцвета. Особенно щедро поддерживало это направление именитое российское купечество, в ментальности которого причудливо сочетались патриархальность и преклонение перед прогрессом. Вот и особняк Игумнова вовсе не был отрицанием современности во имя архаики. Это вполне удобное, выстроенное с учетом европейских достижений жилище. Широкие зеркальные окна, ясная анфиладная планировка все это черты века XIX. Интересно, что лишь на первом этаже интерьеры стилизованы под Московскую Русь. Здесь расписные своды, перспективные порталы, резные двери. На втором этаже лишь один сводчатый зал парадная столовая. Все остальные помещения выдержаны в изящном французском стиле эпохи Людовиков: купец-русофил все же не отворачивался от Европы.
Несмотря на эстетические компромиссы, особняк на Якиманке вызвал восторг идеологов национального направления в искусстве. «Чудным русским домом» называл его Владимир Стасов в письме Льву Толстому. Обычные же москвичи, далекие от грез национал-романтиков, восприняли якиманские хоромы скорее как экзотику, а то и как блажь богатея. Не случайно, видимо, в большинстве легенд об этом доме его владелец выступает самодуром.
Особняк Игумнова сразу стал достопримечательностью Москвы. Ему пророчили участь лучшую, чем быть купеческой усадьбой. Так, накануне празднования 100-летия изгнания Наполеона возникала мысль именно здесь разместить музей Отечественной войны 1812 г. Сама архитектура казалась воплощением духа патриотизма, народности. Музей 1812 г. так и не открыли, но в истории дома со старофранцузскими интерьерами тема Франции мощно прозвучала спустя десятилетия.
Игумновы благополучно владели особняком до 1917 г. Революция вселила сюда новых хозяев. Дом занял клуб фабрики «Гознак». Сотрудники этого предприятия, печатающего деньги и ценные бумаги, знали толк в красоте и отвергли варварский план перепланировки здания. Дом пережил послереволюционную разруху, а потом в нем стали твориться дела таинственные.
Морозным зимним днем 1924 г. к воротам особняка на Якиманке подъехал странный кортеж закрытый конный экипаж в сопровождении мотоциклистов в черных кожанках чекистов. Доставленный груз был поистине бесценным мозг Ленина. Его изъяли при вскрытии тела умершего. Ученые Института мозга, недавно разместившегося в игумновском доме, всерьез надеялись разгадать тайну гениальности вождя, проникнуть в самую глубину человеческого сознания. Материал для подобных исследований накапливается постоянно. Коллекция препаратов института росла по мере того, как умирали яркие личности эпохи Киров, Циолковский, Горький К экспериментам на грани науки и революционного мистицизма дому на Якиманке пришлось привыкать. В тех же стенах с «мозговедами» соседствовали исследователи живительной субстанции человеческой крови. У истоков передового направления медицины стоял А.А. Богданов личность колоритнейшая, одинаково принадлежавшая Серебряному веку и великой русской смуте. Врач, философ, писатель, он еще в молодости ушел в революцию, выдвинулся на первые роли в партии большевиков. В социализме он видел новую всемирную религию. «Богостроительские» взгляды Богданова находили живой отклик у Горького и Луначарского. Ленин же считал их «архиневерными и поповскими». Он обрушился на Богданова в знаменитой статье «Материализм и эмпириокритицизм». И в конце концов добился исключения его из партии. При этом в семье вождя зачитывались романами и статьями ленинского оппонента. После революции Богданов в числе идеологов Пролеткульта. Но создание на развалинах старого мира новой пролетарской культуры было для него лишь частью миссии. Богданов мечтал о физическом преобразовании человека, о победе над старостью, болезнями, самой смертью. Универсальным средством он считал переливание крови. Интеллект профессионала-медика здесь переплетается с экзальтацией мистика-революционера.
Организованный Богдановым Институт переливания крови разместился в особняке Игумнова. Сюда же переехал сам директор с семьей. В стенах особняка развертываются интенсивные исследования. Сотрудники института часто ставят опыты на себе. Богданов в первую очередь. В 1927 г. один из экспериментов заканчивается катастрофой. После неудачного переливания крови Богданов погибает. Его мозг пополняет коллекцию соседа по особняку Института мозга. Эксперименты тем не менее продолжались с прежней интенсивностью. А.А. Богомолец пытался разгадать секреты омоложения. С.С. Брюханенко и вовсе проникнуть в тайну воскрешения из мертвых. Работал здесь и академик С.И. Спасокукоцкий. Погоня за мечтой дала, однако, вполне осязаемые результаты. В гематологии советские ученые вышли на передовые позиции в мире. Как пригодились их достижения в годы войны!