А в 1785 году Лазарев записал: «По окончании обязательства моего с казною, если нечаянным неким приключением не будет расстроено состояние мое, желание имею начать откладывать погодно всего до двухсот тысяч рублей капитала для заведения и содержания училища в пользу нации своей».
С этой записи и началось рождение знаменитого Лазаревского института.
* * *
Наследником Ивана Лазаревича стал его брат Оваким. Деньги с капитала успешно откладывались, и в начале девятнадцатого века Оваким (Иоаким) Лазаревич решил приступить к строительству нового дома. Он говорил сыновьям: «Это важное дело, полезное и национальное Весь мир глядит на нас. Может быть, начав дело, понеся затраты, мы не сможем завершить его и среди народов и наций, своих и чужих, опозоримся».
Насчет «всего мира» он, конечно же, преувеличивал. Но для Москвы, России и Армении подобный институт был очень важен.
Строительство пошло успешно. Война с Наполеоном было прервала его но не надолго. Армянская колония сильна во всех странах Европы, в том числе во Франции. И, по преданию, один из охранников Наполеона, Рустам, армянин, уговорил французского императора отдать распоряжение выставить у армянского поселения охрану.
В результате здание почти не было разорено. И уже в 1815 году в новеньком институте, в свежевыстроенном правом флигеле начались занятия. В летописи института была сделана запись: «Было открыто преподавание разных наук для поступивших в оное воспитантов как из армянской, так и других наций, и начало оно действовать».
А в 1822 году во внутреннем дворе был открыт один из первых монументов города Москвы памятник старшим Лазаревым, основателям учебного учреждения.
Это был чугунный обелиск, на каждой грани у которого овальный мраморный портрет одного из Лазаревых и мраморные доски, на которых вырубили стихотворные посвящения, написанные профессором Московского университета А. Мерзляковым. На лицевой стороне постамента: «Действительному статскому советнику и командору Ивану Лазаревичу Лазареву, основателю института.
От древня племени Армении рожденный,
Россией матерью благой усыновленный.
Гайканы! Ваших он сирот не позабыл.
Рассадник сей души признательной творенья,
Дарует чадам здесь покой и просвещенье.
Отчизне той и сей он долг свой заплатил».
На другой стороне: «Иоакиму Лазаревичу Лазареву, исполнителю воли основателя, благотворителю и попечителю института.
Сей брата своего достойнейший ревнитель,
Начатый подвиг устроил и расширил.
Соплеменных покров безродных охранитель.
Для церкви, для наук, для блага бедных жил».
На третьей: «Анне Сергеевне Лазаревой, супруге Иоакима Лазаревича, пожертвовавшей знатный капитал в пользу института.
Как добра мать сирот
С горячностью любила
И памятник себе
В сердцах их утвердила»,
и «Лейб-гвардии гусарского полка штабс ротмистру и кавалеру Артемию Иоакимовичу Лазареву, пожертвовавшему знатный капитал в пользу института.
Средь мира благ творец
Гроза среди врагов
Во цвете лет он пал
За веру и отцов».
На четвертой вырубили текст, повествующий об истории основания института.
В 1914 году памятник перенесли из внутреннего двора на нынешнее место, перед фасадом основного здания. С этого момента он стал виден каждому прохожему, бредущему Армянским переулком.
* * *
Институт был сразу же оценен по заслугам. «Северный архив» писал о нем в 1823 году: «Как наружность, так и внутренность огромного учебного заведения, состоящего в пяти отдельных смежных зданиях, заключает в себе красивую, правильную, причем в новейшем вкусе архитектуру с хозяйственным расположением. На главном корпусе находится фронтон, с одного фасада в колоннаде, а с другого в пилястрах; в приличных местах в барельефе изображены учебные символы с надписями. Внутри сего прекрасного строения находится великолепная зала для учебного собрания, классные покои Библиотека, попечителем и сыновьями его подаренная, состоит из 3000 томов отборных из разных языков творений; в дар доставлены Минералогический кабинет, математические инструменты, географические карты».
Да и по части педагогических кадров институт был на высоте. Упор здесь делался не на зубрежку, а на понимание. В Уставе говорилось: «Главный предмет обучения должен состоять в раскрытии и образовании способностей юношей. Поэтому не довольно одних объяснений, нужно возбуждать собственное действие ума учащихся, заставлять самих учеников рассуждать, повторять сказанное, и потом продолжать лекции».
В те времена учебных заведений было не так много. Лазаревское выгодно выделялось на их фоне.
Выпускники ему даже стихи посвящали. В частности, Ваан Терян, знаменитый армянский поэт:
Когда безотрадные думы гнетут
И грусть поселяется в сердце моем,
Родной вспоминается мне институт,
Как блудному сыну отеческий дом.
А в 1848 году институт получил «устав и штаты со всеми правами и преимуществами 1-го разряда учебных заведений в сравнении с другими лицеями и институтами».
То есть Лазаревский институт был признан элитарным образовательным учреждением. Граф А. Орлов на этот счет писал министру просвещения С. Уварову: «С преобразованием Лазаревского института в Москве откроется заведение, которого именно для Москвы, при настоящих ее отношениях с Востоком, ей недостает, заведение, где будут изучать восточные языки в обширном размере и которое, таким образом, будет заменять восточный факультет университета, не требуя никаких издержек со стороны казны».
Была здесь и собственная типография. Книги издавались на тринадцати языках русском, армянском, латинском, греческом, французском, немецком, английском, итальянском, венгерском, сербском, грузинском, турецком и персидском. Разумеется, эти издания в первую очередь служили делу просвещения. Достаточно взглянуть на названия: «Краткое начертание российской истории», «История армянского народа», «Обозрение армянской истории».
Правда, однажды типография все-таки оконфузилась. Ее сдали в аренду, и временные владельцы выпустили здесь книгу «Похождения и приключения гостинодворских сидельцев, или Проваливай! Наши гуляют!». Сам Николай Первый ознакомился с этим изданием и заключил, что содержание его «нелепо и безнравственно». Больше того, царь нашел книгу зловредной «по некоторым встречающимся в ней неуместным выходкам».
Весь тираж «Похождения и приключения» куплен был Московским цензурным комитетом (на что из бюджета было выделено 50 рублей) и уничтожен. Так что нам не суждено узнать, что это были за такие выходки.
Надо ли говорить, что такие истории не были традиционны для типографии элитарного учебного заведения.
И, конечно, попечители института Иван Екимович и Христофор Екимович Лазаревы были людьми популярными в обществе. О первом же из них в газетах как-то раз прошло такое сообщение: «Он даже за крестьян своих платил казенные подати, давал свободу крепостным людям. Он любил посещать учебные собрания, присутствовать при испытаниях юношей, в которых видел надежду будущего».
* * *
Поступить в Лазаревский институт мог каждый мальчик от 10 до 14 лет. Независимо от национальности. Ученики были приходящими, а также состоящими на полном или же частичном пансионе. Обучение было платным, и стоило немало 200 рублей в год. Правда, в каждом наборе было 30 «бесплатных» сирот. Всем выдавалась красивая форма зелененькая, с красными кантами и золотыми петлицами. Старшеклассники были при шпаге.
Обучение было нелегким. Подъем в шесть утра. Спустя два часа начинались занятия. Логика, психология, история религии, физика, математика, география, ботаника, гимнастика, танцы. И, главное, языки. Один восточный (можно было выбирать из арабского, персидского и турецкого) и один кавказский, опять же, на выбор (грузинский, армянский и закавказских татар). К преподаванию допускались, разумеется, только носители всех этих языков: «Назначаются учителя из природных азиатцев, а для изъяснения правил и лучших писателей, преподавания истории азиатских народов имеется ориенталист» (то есть востоковед АМ.).
Среди учеников был и будущий писатель И. Тургенев. Впоследствии он вспоминал с теплотой: «Что касается до Милославского, то я знал его наизусть; помнится, я находился в пансионе в Москве, и там по вечерам надзиратель наш рассказывал содержание Юрия Милославского. Невозможно изобразить то поглощающее и поглощенное внимание, с каким мы все слушали; я однажды вскочил и бросился бить одного мальчика, который заговорил было посреди рассказа».
Среди учеников был и будущий писатель И. Тургенев. Впоследствии он вспоминал с теплотой: «Что касается до Милославского, то я знал его наизусть; помнится, я находился в пансионе в Москве, и там по вечерам надзиратель наш рассказывал содержание Юрия Милославского. Невозможно изобразить то поглощающее и поглощенное внимание, с каким мы все слушали; я однажды вскочил и бросился бить одного мальчика, который заговорил было посреди рассказа».
Можно понять, из-за чего здесь говорили не «отчислить» нерадивого ученика, а «отлучить его от Дома». Лазаревский институт действительно был Домом с большой буквы и во всех возможных смыслах.
Выпускником этого института был и известный археолог и искусствовед В. К. Трутовский. Юрий Алексеевич Бахрушин (сын Алексея Александровича, основателя театрального музея) вспоминал об этом деятеле: «Отлично воспитанный, прекрасно владевший кроме русского, французского и немецкого еще и арабским, персидским и турецким языками и свободно объяснявшийся на нескольких европейских и восточных наречиях, он, кроме того, легко владел пером и был насыщен какой-то неувядаемой и искренней молодостью, которая невольно заинтересовывала и привлекала к себе. Будучи далеко не красавцем, Владимир Константинович в возрасте шестидесяти лет без труда заставлял молодых девушек им увлекаться».
Словом, здесь умели готовить настоящих, многогранных личностей.
Учился тут и режиссер К. Станиславский. Судя по его воспоминаниям, жизнь в Лазаревском институте была все же далека от идеала: «За несколько недель до нашего поступления был такой случай. Дортуары воспитанников. Вдруг один из них, восточного происхождения, погнался за инспектором с поленом в руке и бросил его в своего начальника, желая переломить ему ногу. К счастью, дело ограничилось одним ушибом. Инспектор долго хворал, а ученик сидел в карцере. Но дело замяли, так как в него была замешана женщина.
В другой раз в одном из классов начался урок, в середине которого послышались звуки гармоники и глухое, точно отдаленное, пение. Сначала не обратили на него внимания и думали, что оно доносится с улицы; но потом разобрали, что звуки идут из чуланчика, который находился при входе в класс. Оттуда извлекли пьяного ученика, которого запрятали туда, чтобы он проспался.