В древних летописях отмечался ещё один известный Московский Крестец Спасский.
В начале XVI века Кремль был обнесён глубоким и широким рвом, а через него построен каменный мост на арках. У этого-то моста и располагался Спасский Крестец.
Собирались здесь так называемые «безместные попы», которых нанимали в богатые домовые и окраинные приходские церкви для отправления службы.
«...А садятся безместные попы и дьяконы у Фроловского (Спасского) моста и стоят у Покрова Богородицы, перед божественною литургиею, правила не правят, и бесчинства чинят великие, меж себя бранятся и укоризны чинят всякие скаредные и смехотворные, а иные меж себя играют и борются и в кулачки бьются...» писал о нравах на Спасском крестце боярский сын Чортов в своём послании Иову Патриарху в 1604 году.
Власти и церковь боролись с этим безобразием, и в 1742 году обер-прокурор синода приказал хватать «безместных попов», наказывать их плетьми и отправлять в дальние монастыри. Но, несмотря на такие строгие меры, Спасский крестец просуществовал до конца XVIII века.
Но больше славился Спасский Крестец книжной торговлей.
Бойкие торговцы предлагали не только религиозную литературу, но и светскую. А из-под полы здесь можно было тайком купить и вовсе запрещённые «срамные» книги.
Государственная и церковная власти боролись с торговцами запрещённой литературой: бросали их в яму, стегали кнутом, заковывали в железо, предавали анафеме. Но подобные книги и рукописи появлялись снова и снова.
Праздники
Были мирные уличные игры молодёжи. «Круги», или «танки», хороводы, которые водили в праздничные летние дни молодые парни и девушки в русских городах и деревнях. В XVIII и XIX веках они сопровождались обычно песнями, в которых были ещё живы следы гораздо более древних игр и обрядов, восходивших даже к языческим временам. Вспомним хотя бы знаменитую песню «Во поле берёза стояла», связанную с троицким обрядом завивания берёзки.
Несомненно, водили хороводы не только в сёлах, но и в городах Московского края, водили весной и летом на каком-нибудь солнечном пригорке («красной горке»), но даже и зимой в избах. Хороводы, как показывает уже самое это название, в котором слышатся и «хор» и «водить», сочетали и песни и танцы.
Рис. 6. Медведь с козой. Лубочная картинка
Герберштейн в своих «Записках о московитских делах» подчёркивает, что женщины в Московии ведут затворнический образ жизни. «Однако, пишет он, в определённые праздничные дни они (московиты) разрешают жёнам и дочерям сходиться вместе для развлечения на привольных лугах; здесь, сидя на некоем колесе, наподобие колеса Фортуны, они (женщины) движутся попеременно вверх и вниз; или иначе, привязывают верёвку, повиснув и сидя на которой они при толчке качаются и движутся туда и сюда, или, наконец, они забавляются некими известными песнями, хлопая при этом в ладоши».
Здесь, хоть и не очень ясно, описаны, кажется, вертикальное колесо (как сейчас называют в наших парках «колесо обозрения») и гигантские шаги, или качели, хороводы с пением и плясками, что, впрочем, не мешает Герберштейну уже в следующей строке сказать, что «плясок они совершенно не устраивают».
Иногда хороводы включали и небольшие представления, в которых могли участвовать также ряженые (большей частью это бывали парни). Особенно распространён был обычай рядиться зверями медведем, козой. Впрочем, эти медведь и коза были не совсем зверями и в представлении самих ряженых. Скорее это были человеко-звери, разыгрывавшие между собой забавные диалоги. Ряженье тоже очень древний обычай, восходящий ещё к языческим временам, как и игры и пляски скоморохов.
Со скоморохами же, которые оставались хранителями древних дохристианских обычаев и игр, церковь упорно боролась. Их проклинали с амвона православные священники всех рангов, велели верующим гнать их от себя, лишь только завидят, и уж ни в каком случае не позволять им играть своих «мерзких, богопротивных» скоморошьих игр. Но действовали эти проклятия, видимо, плохо. Скоморохи продолжали жить в сёлах и даже в городах ещё в XVI веке. Вы уже читали о скоморошьих дворах в некоторых городах Московского края, а в Тверской земле отмечена даже целая скоморошья слобода в городке на Мологе.
Скоморошьи «вертепы» это своеобразный кукольный театр. Один скоморох надевал на себя длинный мешок, служивший ширмой, из-за которой он на поднятых руках показывал кукол, приводя их в движение пальцами под музыку другого скомороха, подыгрывавшего ему на гуслях. Такую сценку в одной русской деревне подметил и зарисовал в XVII веке путешественник Адам Олеарий.
Не к такому ли вертепу принадлежали найденные в Москве в слое XV-XVI веков глиняные фигурки людей, которые можно было надевать на пальцы? Из представлений народного вертепа до нас дошли разнообразные варианты Петрушки все очень острые, сатирические. Нет, наверное, недаром проклинала скоморохов церковь, да и самому слову «вертеп» она придала звучание отрицательное.
Одним из любимых народных зрелищ были, конечно, ручные звери. В особенности часто можно было встретить уличного поводыря с ручным медведем и мальчиком-подручным. Сначала медведя заставляли показывать всякие штуки, подражая людям: «как зубы болят», «как девушка в зеркальце смотрится» и т.п. Затем мальчик рядился козою, т.е. надевал на себя мешок с рогатой козлиной головой, длинный язык которой мог очень громко хлопать, брал в руку деревянные ложки и под барабанный и ложечный перестук пускался с поднявшимся от шума на дыбы медведем в забавный танец вприсядку. Среди лубочных картинок, о которых мы уже не раз говорили, есть и такие, которые изображают, как «медведь с козою проклажаются, на музыке своей забавляются, и медведь шляпу вздел да в дудку заиграл, а коза сива в сарафане синем с рошками и с колокольчиками и с лошками скачет и вприсядку пляшет». Судя по тому, что «медведь» в шляпе и с дудкой, картина изображает ряженых. Напомним, что глиняная фигурка ручного медведя в наморднике и с проколотой ноздрёй была в XVI-XVII веках одной из любимых игрушек.
Что же это были за праздники, в которые смотрели вертеп и медведя с козой, мужчины тешились борьбой и кулачными боями, женщины качались на качелях и все вместе водили хороводы?
Конечно, прежде всего церковные праздники. Но ведь православная церковь не только приурочивала функции своих святых к функциям древних божеств Перуна, Велеса и т.п. Многие церковные праздники тоже были приурочены к древним дохристианским обрядам. Такова Масленица проводы зимы, когда едят круглые, как солнце, блины и катаются на санях. Такова Троица наступление лета, когда украшают дома зеленью и в поле завивают берёзку. Таков Покров осенний праздник урожая. Да и на Пасху Светлое Христово Воскресенье, и на Рождество, и на Святки наряду с церковной службой достаточно было Древних обрядов и гаданий.
Были и специальные местные церковные престольные праздники дни, в которые предписывалось поминать того святого, имя которого носила приходская церковь того же Ильи Пророка или Кузьмы и Демьяна. В эти дни, разумеется, не работали! Принимали гостей и развлекали их всеми способами, о которых мы уже говорили. А сами ходили в гости в соседнее село или в соседний приход города на тамошний престольный, или, как ещё говорили, храмовой праздник.
Стенканастенку
Археологические находки позволяют нам судить не только о труде, но и о развлечениях жителей Московского края. Но, конечно, далеко не обо всех. Многие уличные игры, которые были очень популярны в XVIII и XIX веках, наверное, появились гораздо раньше, но подтверждения этому в археологических материалах из Москвы и Подмосковья пока нет.
Так, мы не знаем в точности, играли ли в Московском крае в бабки: пока не найдено ни «комплекта» бабок, ни хоть бы одной «налитой» бабки биты, что так часто встречаются в современной деревне. Точно так же нет пока и находок деревянных рюх городков.
Но есть определённая группа вещей, характеризующих спортивные, как мы бы сейчас сказали, развлечения москвичей.
Помните, московские гончары в XVI-XVII веках делали «красные» терракотовые изразцы зачастую по лубочным картинкам. Так вот, одна из таких картинок изображала борьбу двух, по-видимому, молодых (безбородых) мужчин в коротких кафтанах и шапках. На ней надпись: «Удалые молодцы добрые борцы а хто ково поборит невсхватку тому два ица всмятку». Как бы в подтверждение этого условия тут же изображён и приз два яйца на тарелке. Вероятно, соревнования в борьбе были широко распространены в Московской Руси, причём приз мог быть как маленьким, чисто символическим (вроде двух яиц), так и очень большим. А если борец перед схваткой очень хвастался, то в случае поражения он мог уйти даже голым. Недаром историческая песня XVI века рассказывает о том, как на свадьбе царя Ивана Васильевича «в Каменной Москве» два русских борца братья из Александровой слободы Мишка да Потанька Борисовичи побороли (по очереди) прославленного черкасского богатыря, царского шурина Мастрюка Темрюковича.
С борцами сходится
Мастрюк Темрюкович,
Борьба ево учёная,
Борьба черкасская,
Колесом он бороться пошёл...
А и Мишка Борисович
С носка бросил о землю
Он царскова шурина,
Похвалил ево царь-государь:
«Исполать тебе молодцу,
Что чиста борешься».
В этой международной, как мы бы сейчас сказали, встрече призом братьев Борисовичей было дорогое ожерелье в 5710 рублей да снятое с побеждённого платье в три тысячи. Видимо, подобные встречи борцов были нередки на разного рода празднествах. Любителей и ценителей борьбы было много в разных кругах московского общества, включая самого царя и его двор.
Рис. 7. Борцы. Лубочная картинка
Была ещё одна массовая спортивная игра молодёжи, очень распространённая в городах Московии. Сигизмунд Герберштейн видел её в первой трети XVI века. Он писал, что юноши и подростки «сходятся обычно по праздничным дням в городе на обширном и известном всем месте, так что большинство (жителей) может их там видеть и слышать; они собираются вместе неким свистом, который является как бы условным знаком; созванные, они тотчас же сбегаются вместе и вступают в рукопашный бой... Всякий, кто победит больше народу, дольше других останется на месте сражения и весьма храбро выносит удары, получает особую похвалу в сравнении с прочими и считается славным победителем. Этот род состязания установлен для того, чтобы юноши привыкали сносить побои и терпеть какие угодно удары».
Думается, что австриец видел кулачный бой и правильно понял значение его для тренировки будущих воинов, но не смог как следует разобраться в правилах этой, можно сказать, военной игры. Описываемый им условный знак свист говорит о том, что бой был, так сказать, коллективным, а позднейшие сведения этнографов позволяют предположить, что Герберштейн в XVI веке видел, как сражались между собой различные районы: улица на улицу, слобода на слободу, словом, стенка на стенку, как говорили лет на триста позже.
Был и другой вид кулачного боя сцеплялка-свалка, где противники шли врассыпную и бились в толпе каждый против каждого. Само описание Герберштейном боя подходит под эту рубрику, но тут сигналы были бы излишни. Может быть, австрийцу случилось видеть разные кулачные бои сцеплялку-свалку и стенка на стенку, и он только описал их потом вместе? Ясно лишь, что кулачного боя один на один Герберштейн не наблюдал, а такой вид соревнований тоже существовал издавна. Именно «охотницкий одиночный» бой так драматично описан М.Ю. Лермонтовым в «Песне о купце Калашникове».