Грузины
В Москве есть две улицы, названия которых напоминают о старинном поселении грузин: Большая и Большая.
Грузия, которая приняла христианство в IV в., всю свою долгую историю боролась за независимость с могущественными соседями, и естественным союзником в окружении мусульманских стран была для неё единоверная Россия. Ещё в 1658 г. царь Теймураз I прислал к царю Алексею Михайловичу своего сына Ираклия с большой свитой для установления более близких отношений, но в то время России было не до далёкой Грузии: хватило бы сил справиться с более насущными проблемами. Возможно, что некоторые члены свиты остались тогда в Москве и образовали первую грузинскую колонию. В 1685 г. в Москву прибыл царь Арчил, который провёл здесь три года; сын его Александр остался при дворе и был товарищем детства Пётра I. Он бывал с ним и за границей, и в военных походах, но под Нарвой попал в плен и, хоть Пётр старался вызволить его оттуда, так и скончался в неволе в 1710 г. Похоронили Александра Арчиловича в Донском монастыре, где со временем образовался грузинский некрополь.
Поселение грузин в районе нынешних Грузинских улиц образовалось после того, как в 1729 г. эти земли были пожалованы царю Вахтангу IV и приехавшей с ним большой свите. Возможно, что примерно в то же время, то есть в 30-40-е гг. XVIII в., появилась проезжая дорога, соединявшая грузинскую слободу с Тверской улицей и с Пресненской (Волоцкой) дорогой, шедшей на Волоколамск нынешняя Большая Грузинская улица.
Она начинается от перекрёстка Большой Пресни (Красной Пресни) и Большой Пресни (Баррикадной) улиц. Этот её отрезок, называвшийся в начале XIX в. Большой Пресни, продолжался до Грузинской площади. На самом углу с Кудринской находился участок, которым в первой половине XVIII в. владел окольничий князь Юрий Фёдорович Щербатов, занимавший немалые должности у Петра I: при постройке Петербурга он «смотрел» за кафельным и кирпичным заводом, а потом заведовал Ямским приказом, то есть был начальником российских почт. Большой участок (территория современных 2 и 4 по Большой Грузинской и 6, 8, 10 по Кудринской улицам) в дальнейшем принадлежал его сыну Михаилу, архангельскому губернатору, потом его внуку и последнему владельцу из этого рода, князю Михаилу Михайловичу Щербатову. Один из самых образованных людей России XVIII в., знавший пять иностранных языков, обладатель крупнейшей библиотеки, насчитывавшей более 15 000 томов, он серьёзно занимался историей и написал семитомную «Историю Российскую от древнейших времён». Имя князя Щербатова в нашей памяти связано с его блестящим памфлетом «О повреждении нравов в России», которое обличало нравы екатерининского двора, громило новомодные привычки, призывало восстановить благостные российские обычаи и предрекало неминуемую гибель России от проникновения растленного Запада.
Возможно, что именно князь М.М.Щербатов в 1780-х гг. построил сохранившийся до нашего времени деревянный дом, вставший на небольшом пригорке над одним из Пресненских прудов. Чтобы увидеть его, надо пройти во двор дома 4/6, мимо развесистого дерева с большими узловатыми ветвями, прожившего немало лет. Здание это не только замечательный архитектурный памятник конца XVIII столетия, образец загородного дворянского дома, но и выдающийся исторический мемориал. Какие имена связаны с ним! Кроме Щербатова декабрист Д.И. Завалишин, лексикограф В.И. Даль, писатель П.И.Мельников-Печерский.
В конце XVIII начале XIX в. часть владения (Большая Грузинская улица, 2-4) принадлежала графу Л.B. Толстому. После кончины графа она перешла к его дочерям; одна из них Екатерина стала женой И.Н. Тютчева и матерью поэта Фёдора Тютчева, а Надежда вышла замуж за И.И. Завалишина. Её сын, будущий декабрист, вспоминал, как он жил в «доме Льва Васильевича Толстого у Пресненских прудов, перешедшем потом через несколько лет во владение Владимира Ивановича Даля, товарища моего по службе и по походу в Швецию и Данию. Помню, что при осмотре Москвы я был ещё так мал ростом, что мог входить в Царь-пушку». От Толстых дом перешёл к надворному советнику Ф.С. Чаплину, а потом к князю В.Л.Шаховскому.
В 1859 г. владельцем дома стал знаменитый лексикограф Владимир Иванович Даль. В документах на этот дом он пишется действительным статским советником, одним из высших чинов в табели о рангах России ведь перед отставкой В.И. Даль был в Нижнем Новгороде главой удельного ведомства. Накануне переезда он просил С.Т. Аксакова присмотреть ему дом в Москве. Нашли в хорошем месте, на пригорке над Пресненскими прудами, с большим садом, тянувшимся до Садовой. В конце 1859 г. Даль поселился здесь вместе со всей семьёй.
В этом доме продолжалась неутомимая работа над главным делом жизни Даля составлением «Толкового словаря живого великорусского языка», начатая за сорок лет до этого, когда в марте 1819 г. Даль услышал от ямщика и записал новое для него слово «замолаживает». Работа над словарём была подвигом уже старого и немощного Даля, который, как рассказывали, зарабатывался иногда до обмороков. Достаточно сказать, что он держал до 14 корректур текста всех его 330 авторских листов! Бывало, Даль говаривал; «Ах, дожить бы до конца Словаря! Спустить бы корабль на воду, отдать бы Богу на руки!»
Все издержки печатания Словаря принял на себя император Александр II. Глубокая и печальная ирония заключалась в том, что ни один из русских университетов не почтил Даля, один только Дерптский университет прислал автору лучшего русского словаря латинский диплом... Словарь начали печатать в 1861 г. и закончили через шесть лет, а в сентябре 1872 г. В.И. Даль скончался в своём доме.
Девичьеполе
Есть в нашем городе топоним Девичье поле, напоминающий о большом по городским масштабам пространстве, находившемся в районе современной Большой Пироговской улицы (бывшей Большой Царицынской по двору царицы Евдокии Фёдоровны, стоявшему в районе современных Саввинских переулков). Оно подступало к стенам монастыря, от которого и получило своё название.
В отличие от Зачатьевского стародевичьего на Остоженке, монастырь на Девичьем поле, основанный позже него, в 1524 г., стал «новым», и в одном из документов так и назывался «великая обитель пречистой богородицы одигитрии новый девичьий монастырь». Его главный собор посвящён написанной, по преданию, самим евангелистом Лукой Смоленской иконе Божьей Матери Одигитрии, или Путеводительницы, история которой не вполне выяснена.
Известно, что икону привезли в Русскую землю в 1046 г.; римский император Константин IX Мономах, выдавая свою родственницу за черниговского князя Всеволода Ярославича, благословил её в предстоящий путь этой иконой (отсюда и название «путеводительница»); позднее сын Всеволода Владимир Мономах поставил её в смоленский храм. Как она попала в Москву, в точности неизвестно, но наиболее вероятно, что икона, бывшая в Смоленске, перенесена в Москву в 1398 г. Софьей, дочерью великого князя литовского Витовта, и оставлена в кремлёвском Благовещенском соборе. В 1456 г. смоляне просили отпустить икону обратно, на что великий князь Василий Тёмный согласился, указав предварительно сделать с неё точную копию. Торжественные проводы иконы состоялись 28 июля, прощание с ней происходило у Саввина монастыря (ставшего потом приходской церковью св. Саввы в Большом Саввинском переулке). Через много лет Смоленск был присоединён к Московскому княжеству, и около того места, где москвичи прощались с иконой-путеводительницей, князь Василий III основал Девичий монастырь, в новопостроенный собор которого 28 июля 1528 г. перенесли список иконы.
Неоднократно монастырь служил оборонительным целям, становясь заслоном на пути завоевателей. Много претерпел он в Смутное время, когда Москва несколько раз подвергалась нападению польско-литовских интервентов. Новодевичий монастырь, превращённый в вооружённый лагерь, неоднократно переходил из рук в руки: известно, что в нём были расквартированы четыре роты из польского полка Гонсевского. Надо сказать, что и после Смутного времени, когда Новодевичий монастырь уже восстановили в нём постоянно размещались ратные люди стрельцы, казаки, вооружённые монастырские слуги и крестьяне. Специально для них в монастыре около угловых башен выстроили здания стрелецких караулен, имевших выходы не внутрь монастыря, а только на его крепостные стены.
Новодевичий монастырь стал одним из самых богатых и уважаемых в России, особенно после удаления в монастырь под именем монахини Александры царицы Ирины, вдовы царя Фёдора Иоанновича. В монастырь перед избранием на царство ушёл её брат, правитель государства Борис Годунов. Сюда, в Новодевичий монастырь, пришли толпы москвичей во главе с духовенством, призывая его взойти на трон. В ночь на 22 февраля 1598 г., как эмоционально рассказывал Карамзин, «не угасали огни в Москве, все готовилось к великому действию и на рассвете, при звуке всех колоколов, подвиглась столица... жители Московские, граждане и чернь, жёны и дети устремились к Новодевичьему монастырю молить Бориса о приятии царского венца». И только после долгих уговоров, после трогательных сцен «всё бесчисленное множество людей... упало на колена, с воплем неслыханными все требовали Царя, отца, Бориса! Матери кинули на землю своих младенцев и не слушали их крика». В конце концов, Борис согласился быть царём России.
Особенно благоволила к монастырю царевна Софья, которая, думается, никак не предполагала, что ей придётся окончить свои дни здесь в заточении. После разгрома стрелецкого восстания Пётр I приказал заключить Софью в монастырь, где ей отвели караульню около северо-западной Напрудной башни. После поражения стрелецкого бунта и последующего розыска несколько стрельцов были повешены перед караульней, да «так близко к самым окнам Софьиной спальни, что Софья легко могла достать повешенных рукою», свидетельствует очевидец.
Кроме Ирины и Софьи, из именитых монахинь в Новодевичьем монастыре жила и там же скончалась первая жена Петра царица Евдокия. Против воли её постригли, заключили в Шлиссельбург, потом в суздальский Покровский монастырь, а после восшествия на престол её внука перевели в 1727 г. в Москву, в Новодевичий, отведя отдельное здание около северных ворот, у неё здесь был целый двор с гофмейстером, штатом служителей и немалым бюджетом в 60 тысяч рублей.