Едва администратор скрылась за дверью номера, мы для сугрева выпили граммов по сто. У запасливого пилота отыскалась строганина. Замечательный деликатес. Его надо попробовать, чтобы ощутить прелесть, пикантность вкуса. Принесенная с мороза строганина тает во рту. По этому поводу у поэта Владимира Махсона есть целая ода. Ограничусь отрывком:
Когда к утру надоедают вина,
А от еды возрос в два раза вес,
На стол подаст хозяйка строганину
Особый северный деликатес
И знатоки, отставив дальше кружки,
Торжественны, задумчивы, хитры.
Во рту растают ледяные стружки,
И меркнет слава паюсной икры
Спирт согрел, а строганина утолила голод. Стол, на котором находилась наша скромная снедь, примыкал к окну с разрисованными морозом диковинными белыми узорами, контурами экзотических пальм. И без того неугомонный Сичков оживился, глаза заблестели.
Держу пари, Леня, ты меня не одолеешь, пристал он к вертолетчику. Борьба на руках была страстным увлечением Алексея Ильича. Бог не обделил его силенкой, он не упускал случая, чтобы блеснуть. В пору безденежья, отсутствия почтовых переводов со скромными гонорами за стихи, статьи и репортажи, он таким способом одолевая дюжих молодцов, добывал себе деньги на водку и пропитание. Победителя всегда щедро угощали, да и он в долгу не оставался, в один миг, спуская гонорары.
Держу пари, наседал он на Леонида.
Пари, так пари, согласился добродушный пилот, полагаясь на свои тугие мышцы. Сичков сдвинул еду на край и они устроились по обе стороны стола, у самого окна. Закатили по локоть рукава и, опершись о поверхность стола, плотно сцепили пальцы рук. Я видел, как вздулись вены, словно жгуты, и кровь прилила к их лицам, испариной покрылись упрямые лбы. Никто не хотел уступать.
И тут произошло непредвиденное локоть поэта соскользнул со стола и мощный удар сдвоенного кулака высадил двойное стекло из рамы. В помещение ворвался холодный воздух. Звон разбитого стекла всполошил чуткую администраторшу и через минуту женщина появилась на пороге и мы услышали ее гневный голос.
Держу пари, наседал он на Леонида.
Пари, так пари, согласился добродушный пилот, полагаясь на свои тугие мышцы. Сичков сдвинул еду на край и они устроились по обе стороны стола, у самого окна. Закатили по локоть рукава и, опершись о поверхность стола, плотно сцепили пальцы рук. Я видел, как вздулись вены, словно жгуты, и кровь прилила к их лицам, испариной покрылись упрямые лбы. Никто не хотел уступать.
И тут произошло непредвиденное локоть поэта соскользнул со стола и мощный удар сдвоенного кулака высадил двойное стекло из рамы. В помещение ворвался холодный воздух. Звон разбитого стекла всполошил чуткую администраторшу и через минуту женщина появилась на пороге и мы услышали ее гневный голос.
Интеллигенты, взрослые люди! Летчик, поэт, журналист, бросила она сердитый взгляд на стол. Кто б мог подумать, хулиганье, сейчас вызову милицию
Мы стояли, понурив головы, словно нашкодившие подростки. Перспектива знакомства с милицией встревожила нас. Не было ни малейшего желания получить «телегу» на работу с вытекающими из этого последствиями. Алексею Сичкову, пребывающему на «вольных хлебах» такая угроза была «до лампочки». Он чувствовал себя невозмутимо и уверенно.
Простите нас великодушно. Это произошло случайно, а не по злому умыслу, уговаривал Вирский женщину. Мигом застеклим окно, все будет в порядке.
На первый раз прощаю, она осуждающе покачала головой и вышла.
Инцидент исчерпан, заметил я. Разбитое стекло напоминало о себе стужей. Кое-как заткнули его подушкой. Утром разыскали в поселке стекольщика и он мастерски вырезал алмазом стекло и плотно вставил его в раму. Администратор заметно потеплела. Дабы в очередной раз не сконфузиться (подальше от греха) решили застолья в номере не устраивать и новогодний вечер провести в ресторане «Пингвин». Нелетная погода на несколько суток задержала поселке и поэтому искали себе занятие. Задание редакции я выполнил, а Сичков, не обремененный служебными обязанностями, находился о власти лирических созерцаний.
В ресторане, единственном очаге культуры и развлечений, после боя московских курантов и тостов засиделись далеко за полночь. Под задушевную беседу хорошо шли напитки. А потом, проваливаясь в снегу и скользя по насту, на непослушных ногах побрели в своему отелю. Его постояльцы, очевидно спали, так как ни одного огонька в окнах. «Опоздали?» с тревогой подумал я. Алексей потянул за ручку двери заперта. Дробно постучал кулаком по косяку, прислушались ни звука.
Не ночевать же на улице, рискуя околеть, произнес Леонид. Поди, ты, Алексей, ослаб, вся энергия в стихи ушла. Посторонись, дай-ка попробую.
Он потеснил от двери кряжистого Сичкова и, сосредоточившись, резко, что есть мощи, потянул за ручку и дверь вместе с рамой вывалилась на крыльцо. Мы опешили. В глубине отеля вспыхнул свет, послышались шаги. В тишине раздался знакомый голос.
Интеллигенты, летчик, поэт, журналист, как вам не стыдно?! возмутилась женщина. Вломились, как медведи. Единственная в поселке гостиница и ту вывели из строя.
Спустя трое суток после вылета из Амдерма в редакцию пришла таки «телега» с живописным описанием приключений интеллигентов.
ПРЕСТИЖ ПРОФЕССИИ
Директор НИИ организации труда Фома Кузьмич Бубыркин, доктор наук (каких, он и сам уже за давностью лет не помнит), сидя за массивным столом, изучал поступившую в учреждение корреспонденцию. Пробегая глазами очередную бумагу, собрал кожу на сократовском лбу гармошкой. Вытер ладонью вспотевший затылок и несколько минут сидел в оцепенении, как кролик при виде удава. Затем порывисто пухлым пальцем нажал красную кнопку селектора, вызывая на связь инспектора по кадрам:
Ян Парамоныч, зайди. Срочно, беда!
Что, комиссия, ревизия? с порога всполошился худой и высокий, как циркуль, в пиджаке с короткими рукавами Козодой.
Хуже, хуже, замахал руками профессор. С комиссией-ревизией я знаю, как поладить, иммунитет надежный. Здесь другое, полюбуйся.
Козодоев степенно достал из кармана очки, усадил их на кончик длинного носа, бесстрастно прочитал: Распоряжение о сокращении штатов.
Что скажешь? директор с надеждой поглядел на инспектора. Тот, сидя на жестком стуле, нервно стриг длинными ногами воздух, порываясь заговорить.
Не я ли, не я ли вас предупреждал Фома Кузьмич! наконец прорезался его голос. Зачем было давать рекомендации, научное обоснование на сокращение штатов и внедрение ЭВМ и роботов в НИИ биохимии и физики. Без нас бы разобрались, сколько им иметь академиков, докторов, а сколько кандидатов наук. Вот вам эффект бумеранга, против нас же все и обернулось. Биохимики и физики, которые, как известно не признаю лирики, в свою очередь против нас и нахимичили в отместку за наши рекомендации. Как говорится, не рой яму другому, а то сам в нее попадешь. А теперь вот ломай голову над тем, как выйти из скверной ситуации.
Козодоев степенно достал из кармана очки, усадил их на кончик длинного носа, бесстрастно прочитал: Распоряжение о сокращении штатов.
Что скажешь? директор с надеждой поглядел на инспектора. Тот, сидя на жестком стуле, нервно стриг длинными ногами воздух, порываясь заговорить.
Не я ли, не я ли вас предупреждал Фома Кузьмич! наконец прорезался его голос. Зачем было давать рекомендации, научное обоснование на сокращение штатов и внедрение ЭВМ и роботов в НИИ биохимии и физики. Без нас бы разобрались, сколько им иметь академиков, докторов, а сколько кандидатов наук. Вот вам эффект бумеранга, против нас же все и обернулось. Биохимики и физики, которые, как известно не признаю лирики, в свою очередь против нас и нахимичили в отместку за наши рекомендации. Как говорится, не рой яму другому, а то сам в нее попадешь. А теперь вот ломай голову над тем, как выйти из скверной ситуации.
Так мы же работаем по программе, неуверенно парировал директор.
По программе, с иронией повторил Козодой. Надо было разрабатывать глобально-фундаментальные темы, а не узко-прикладные и тогда никто бы не пострадал. Абстракция, прогноз, перспектива вот наш конек.
Так требуют же соединять теорию с практикой
Вот и соединили, заключил Ян Парамонович и глухо добавил. На свою голову.
Придумай что-нибудь, у тебя золотая голова, ума палата, произнес Фома Кузьмич. Жаль с людьми расставаться, живем, как одна семья. Лямку тянем, камень науки грызем, путь практике прокладываем
Ума палата, проворчал Козодой. А до сих пор по вашей милости без степени хожу? Диссертацию зарезали, а в мои годы пора бы и профессором стать.
Похлопочу, похлопочу, всему свое время. Я тоже не сразу доктором стал.
Всему свое время. Уже пятый десяток разменял, а в отчетах все молодым сотрудником значусь?
Ах, Ян Парамоныч, не горюй, ты еще академиком будешь. Несмотря, что тощий, здоровье у тебя бычье, а хватка железная, всех одолеешь и взойдешь на Олимп науки. Они одновременно уставились в бумагу, которая вопрошала: «кого?»
Может Сурепку из отдела промышленной эстетики? робко предложил директор. Я на днях видел, как она три часа подряд не выпускала из рук вязальных спиц. Чуть ли не курсы в отделе организовала. Из соседних отделов к ней сотрудники зачастили. Кандидат искусствоведения, а о дизайне и говорить не желает. Видите ли, прикладным искусством увлеклась, макраме и прочее.
Вы смотрели давеча «Спящую красавицу»? оборвал монолог директора Козодой.
Смотрел и не один, а с семьей? недоуменно ответил Бубыркин. Понравилось?
Еще бы, директор повеселел, на пухлые щеки лег младенческий румянец. Жена в восторге.
Больше смотреть не будете ни «Пиковую даму», ни «Даму с собачкой», трагическим тоном произнес Козодой.
Это почему же, Ян Парамоныч, грозно надвинулся директор. Я вам, значит, гарантирую степень, а вы меня шиш в кармане держите? Так дело не пойдет.
А ведь билеты в театр Сурепка добывает.
Сурепка? Кто бы мог подумать. Да, нужный, незаменимый человек. Оставим, хмыкнул Бубыркин. А что, если Закорюку из отдела экономии рабочего времени? 3ашел как-то к нему в кабинет, а он , блин, даже головы не поднял от кроссвордов. Так поглощен, будто накануне великого открытия.
Фома Кузьмич, как ваши «Жигули» седьмой модели, бегают?
Хлопот не знаю. Прошлым летом до Ялты и Черного моря докатил, хвастливо пролепетал директор. А нынче собираюсь в Прибалтику, в Юрмалу, дюны, янтарь, блондинки, бальзам