Меня это не волнует, ответила Дуня. Ткань хоть прочная? А то давеча моя соседка Оксана, ко дню рождения подарила своему благоверному черный костюм, купленный по-дешевке. Так всего на пару дней и хватило. Попал под дождь и костюм разлезся, как туалетная бумага. Оказалось, что он сшит для покойника. Пришлось спасать Оксану от именинника, поколотившего ее спьяну.
Женщина! повысила тон продавец. Какая же вы привередливая. Ваша глупая соседка, наверное, купила костюм в похоронной лавке или бюро ритуальных услуг, чтобы сэкономить себе на духи и косметику. Поэтому поделом схлопотала. А у меня все вещи чистые и крепкие.
В подтверждение слов, схватила пиджак и потянула за рукав.
Вот видите, какая прочная, натуральная шерсть, ему износа не будет, заверила она. И пуговицы не тусклые, не позеленевшие, блестят, как золото.
Не все то золото, что блестит, напомнила Дуня известное изречение.
Дак, я тебе и предлагаю не по цене золота, нашлась с ответом продавец. Хотя красная цена пиджаку не меньше ста гривен, но я тебе, почитай, по знакомству, по блату отдам за пятьсот рублей.
За пятьсот? оживилась Дуня. Почему так дешево? Что-то тут не то?
За пятьсот? оживилась Дуня. Почему так дешево? Что-то тут не то?
Для хорошего человека ничего не жалко, поощрительно произнесла рыжеволосая. Еще вчера было пять пар таких, вмиг размели, последний остался.
Дуня оглянулась, и в этот момент из-за киоска приблизилась женщина с надменной улыбкой на лице. Молча ощупала пиджак, потрогала пуговицы с изображением льва и короны и вынесла свой вердикт:
Хорошая вещь. Сколько?
Четыреста, охотно отозвалась продавец, потеряв интерес к Дуне.
А как же я? произнесла она с обидой.
Вы, голубушка, шибко харчами перебираете, а для меня время деньги.
Тогда я беру, меряю, засуетилась Дуня. Сняла пиджак с «плечиков» и надела на себя, лишив соперницу шанса. Быстро расплатилась и, привлекая внимание блеском пуговиц, приехала домой.
Поздравь меня, Веня! воскликнула она с сияющими глазами, едва переступив через порог квартиры. Пиджак модный, малиновый, как у крутых бизнесменов и бандитов.
Дунь, да ты в нем, как швейцар, только галунов и медалей на груди не хватает, рассмеялся, хватаясь за живот, супруг. Теперь тебе надобно подыскать работенку в отеле.
Ну тебя, Веня, расстроил ты меня до слез, потускнела жена, нервно теребя пальцами пуговицы.
Эх, Дуняша, надули тебя, как деревенскую телку, пожурил он ее. Прежде, когда деньги водились, ты им меры не знала. Моль мехами вскармливала. До сих пор, сволочь, порхает, последние свитера и носки доедает. Поноси-ка теперь обноски с чужого плеча. Это, похоже, мундир прокурора или гвардейца из королевской свиты. Наверное, буржуйским потом пропитан.
Они не потеют, у них работа не бей лежащего, возразила огорченная Дуня.
Неси, Дуняшка, этот мундир поскорее назад и забери гроши.
И ты их пропьешь, завершила она мысль. Нет, дудки! Товар возврату не подлежит.
Взяла ножницы и отрезала смущавшие ее пуговицы со львами и коронами и пришила пластмассовые от старого плаща. А золотистые пуговицы Веня использует в качестве грузила на удочках. Ловит бычков в Азовском море и потчует Дуняшу вкусной ушицей.
В ТЕАТР!
Зоя, радость моя! Серафим ласково обнял жену, едва она появилась на пороге с сумками. Кормилица и поилица ты моя. Вижу, что устала, умаялась, бедняжка, ножки и ручки дрожат Каждый день у тебя один маршрут: работа магазин кухня. Редко общаемся. Совсем от цивилизации оторвались, одичали. А где наша связь с искусством? Где музыка, живопись, скульптура и театр, облагораживающие сердце и возвышающие душу? Обкрадываем мы себя, обделяем. Надо срочно менять маршрут, иначе невежество и быт погубят, и не попасть нам тогда в элиту.
Господи, и в такой-то день, 3оины губки задрожали, ресницы затрепетали, цепкие пальцы разжались, и она выронила сумки, пудовыми гирями упавшие на пол. Чуть не всплакнула, но, мобилизовав силу воли, вспомнила, что под глазами тени. А тушь дорогая и поэтому прочь эмоции. Выдержка и еще раз выдержка и хладнокровие. Вот ответь, кто такой Шуберт или Ван Гог? с азартом воскликнул Серафим, решивший ее протестировать.
Ага, что, не знаешь? То-то и оно, провал в знаниях. Минимум постичь не можешь.
Что еще за шулер? переспросила жена. Жулья нам для полной радости только не хватает?
Шуберт, поправил он.
Так это дамский парикмахер, невозмутимо повела бровью жена. А «Ван Гог» в океане плавает. Рыбаки на нем своим женам и любовницам валюту зарабатывают, а ты, знаток искусства, мне жалкие гроши приносишь. С ними в «Альбатрос» и «Сапфир» не пойдешь, засмеют. Стоит нам завести пуделя или попугая сразу финансовый кризис. Аквариум с рыбками и тот с трудом содержим
Не сметь, Зойка, давить на мозоль. Это другая тема! Фауна, повысил голос Серафим. Не путай искусство с экономикой и бюджетом. И учти, искусство благородно и бескорыстно, размену не подлежит. Оно, как воздух, как прекрасный пейзаж, которым каждый может любоваться и наслаждаться.
Тогда и питайся воздухом, знаток, небрежно оборвала она. Тоже, профессор, решил меня проверить и удивить.
Это другой Шуберт, шибко знаменитый, не чета твоему парикмахеру, примирительно произнес он. Да и Ван Гог себе на уме тоже мужик известный, картины малевал, но в нищете помер. Это потом их признали шедеврами живописи. За миллионы долларов продают коллекционерам-миллиардерам.
Все знамениты, только ты у меня ни рыба ни мясо, укорила его Зоя. Ни славы у тебя, ни денег. У меня от забот голова кругом, а ты лезешь с загадками. Постыдился бы, лоботряс. На полном обеспечении сидишь, а еще поучать вздумал. Я тебе кто, служанка или рабыня Изаура?
Все знамениты, только ты у меня ни рыба ни мясо, укорила его Зоя. Ни славы у тебя, ни денег. У меня от забот голова кругом, а ты лезешь с загадками. Постыдился бы, лоботряс. На полном обеспечении сидишь, а еще поучать вздумал. Я тебе кто, служанка или рабыня Изаура?
Эксплуататор я! Тиран! бил себя в тощую грудь Серафим. Все, с этим покончено! На руках тебя буду носить, цветами осыпать и духами кропить В мир прекрасного и вечного дверь распахну! Сегодня же начинаем ликбез по искусству. Собирайся живо в театр, даю полчаса на сборы.
В театр? удивилась она.
В театр! Крымский русский и драматический! скомандовал он. А где, где мое вечернее платье? вздохнула женщина. Ты подумал, в чем твоя Зоенька пойдет в театр? Дожилась! Так-то ты меня любишь, голубишь
Зоя, да у тебя одежды, он распахнул дверцы шифоньера. Вот это велюровое платье в самый раз.
Не модно. Такие двадцать лет назад носили.
А это голубое, ситцевое?
Для пляжа.
Тогда шелковое с глубоким декольте? обрадовался он находке. Курам на смех.
А вот это, прозрачное, тебе очень к лицу. Ты в нем, как невеста или русалка.
Разуй глаза! вскипела Зоя. Кто в пеньюаре по театрам ходит?
Не сердись, лапочка, ведь это все твои покупки.
Вспомни, когда это покупалось? спросила она и тут же ответила. При царе Горохе, а мода давно вперед убежала. На твою зарплату за ней разве угонишься. Перешел бы ты работать в на Ван Гог. Вот тогда бы я тебе ответила, что это такое?
Это ты ловко придумала, ухмыльнулся Серафим. Сначала меня на борт, а потом можно и за борт. Так не пойдет, ты для меня в любой одежде хороша. А другим на тебя нечего глазеть ты не Сикстинская мадонна и не Мона Лиза. А если одену тебя в шелка да меха, могут шустрые фраера Дон Жуаны и увести. Сколько вокруг, молодых да резвых. Нет, я себе не враг, голова у меня еще на месте.
Ну, спасибо, утешил, глаза раскрыл, сникла она. Ты хоть знаешь, почему люди в театр ходят?
Насладиться искусством, музыкой, обрадовался он неожиданному повороту в разговоре и подумал: «Значит, проснулось в ней чувство прекрасного, влечет эстетика. А я грешным делом отчаялся, что не выбиться нам в элиту. Но есть еще надежда, не потерян последний шанс».
Эх, темнота, охладила его супруга. У Шуберта спроси и на носу заруби. В театры, музеи, на выставки ходят, чтобы себя показать и на людей посмотреть. А ты заладил: искусство, искусство. Прекрасно выглядеть вот это самое важное для женщины искусство! А что я могу показать? Дешевые сережки и сбитые сапожки?
Зоины губки задрожали и Серафим почувствовал, что назревает драма, последствия которой непредсказуемы.
Да шут с ним, с этим театром, нежно прошептал он. Пьеса, говорят, неважная. Одним словом, халтура, автор зануда, а актеры бездарные. Посидим дома, чайку попьем, об искусстве эпохи Возрождения поговорим. Летом в Москву махнем, в Большой театр на «Лебединое озеро» или «Отелло». Элита от нас далеко не уйдет, настигнем и превзойдем. Творческий потенциал у меня высокий.
В ДЕНЬ ПРИЕМА
Зиновий Изотович Воротилов, директор объединения торгово-розничных предприятий, восседая в мягком кожаном кресле, нажал на кнопку звонка. И в тот же миг в кабинет впорхнула тонкая и резвая, как стрекоза, секретарша Ирочка девица лет двадцати пяти от роду, но уже не первой молодости, поскольку испытала на своем лице не один десяток косметических средств и препаратов, потоком хлынувших из-за бугра. Над ее узким лбом одуванчиком трепетал сиреневый куст волос.
Слушаю вас, Зинович Изотович, скороговоркой пролепетала она, уставившись немигающими, озорными глазами на уже утратившего былую привлекательность начальника.
Ирочка, вы неотразимы, устало проговорил босс, припомнив, что две недели назад его секретарша была блондинкой. Но зачем этот цвет, эта гамма красок?
Ох, Зиновий Изотович, даже не представляете, как тяжело угнаться за модой, вздохнула женщина. И как не хочется и обидно отстать. Это крик моды, восторг души! Но на все нужны большие деньги, у меня оклад. Курам на смех
Ладно, Ирочка, это ваши личные трудности, прервал ее начальник. О ваших проблемах в следующий раз, когда у меня появится романтически-лирическое настроение.
В следующий раз, вот так всегда, капризно под жала перламутровые губы секретарша. Вас редко посещает романтика и лирика, а у меня большие расходы. Вот эти джинсы сколько, по-вашему стоят?
Она небрежно провела ладонью по туго обтянутым джинсами бедрам и, не дождавшись ответа, произнесла:
Пятьдесят баксов.
Хорошо, что-нибудь, когда-нибудь придумаем.