Это предполагает наличие государственного заказа на разработку научных проблем, а, значит, своеобразный «госплан» и «госзаказ», а также профессиональную «госприемку» исследований, что, в свою очередь, предполагает наличие своего «Госснаб», то есть гарантированной оплаты научного труда и целой системы его стимулирования.
Кроме того, мы убеждены, что одним из самых опасных негативных факторов современного военного и государственного строительства является отсутствие реальных и эффективных механизмов оценки предлагаемых теоретических исканий и претворения их в жизнь.
На этом пути существует несколько основных препятствий:
во-первых, в стране нет органа отвечающего за развитие военной науки и обязанного организовывать взаимодействие в этой сфере, а также определять задания на проведение исследований и НИР, проводить экспертизу их качества;
во-вторых, в Министерстве обороны и даже в Генеральном Штабе почти не осталось специалистов, способных профессионально и стратегически верно оценить и анализировать предлагаемые им экспертные исследования общестратегического характера, а также вынести по ним свое профессиональное корректное суждение, при этом все они смотрят на своих прямых начальников, которые, по разного рода причинам, знают тему еще хуже;
в-третьих, лица, принимающие основные решения, с носителями идей и авторами теорий лично не встречаются, а, значит зависят от мнения своих некомпетентных исполнителей;
в-четвертых, практика принятия сущностных решений путем бессмысленных и бесконечных согласований, которая порочна сама по себе, так как приводит любое решение или теорию к своей полной противоположности, и снимает всякую персональную ответственность со всех участников этих решений;
в-пятых, никто не отвечает за реализацию решения целиком и не отслеживает ход их исполнения в плановом и ежедневном режиме.
Есть еще один важный аспект поиск и внедрение новых идей и в сфере военной науки, а также предоставление их авторам возможностей для дальнейшей творческой работы в интересах России и ее Вооруженных Сил.
В этой связи позволю себе привести ряд важных утверждений, содержащихся в статье нашего современника, выдающегося российского ученого, создавшего теорию «матрицы смыслов», Владимира Арсентьевича Рубанова[2]: «Поиском талантливых людей нужно заниматься активно, а не ожидать заявок на коммерчески выгодный и при этом нерискованный проект. Глобальные охотники за головами отбирают таланты по оригинальным публикациям, ярким выступлениям на семинарах и т. п. Так что интеллектуальные сливки снимаются еще до стадии их готовности к созданию проектных команд.
И еще о технологиях формирования инновационных прорывов. Она в системе приоритетов. Так в знаменитом американском агентстве DARPA существует ряд принципов.
Первый гласит: риск потерять талантливого человека и перспективную идею выше, чем риск потерять деньги.
Принцип второй приоритетной поддержкой пользуется идея, которая оппонирует традиционным подходам.
Принцип третий под новые идеи и проекты формируются новые команды и структуры.
У нас, к сожалению, всё наоборот. При финансовых рисках проекты обречены. А при оппонировании сложившимся научным направлениям шансы пройти экспертизу близки к нулю. А вес вывесок научных учреждений и регалий у нас превышает признаки таланта и перспективности научной идеи».
У нас, к сожалению, всё наоборот. При финансовых рисках проекты обречены. А при оппонировании сложившимся научным направлениям шансы пройти экспертизу близки к нулю. А вес вывесок научных учреждений и регалий у нас превышает признаки таланта и перспективности научной идеи».
Должен заметить, что в области военной науки все хуже во сто раз, так как для любой идеи, кроме прямых запретов на «инакомыслие», существует система должностных фильтров, что приводит к практическому уничтожению новых идей и их талантливых авторов.
Для того, чтобы российская военная мысль не зачахла на корню, то есть вышла из нынешнего состояния «комы», необходимы, на наш взгляд, серьезные институциональные изменения в системе национальной военной науки.
Поэтому представляется целесообразным:
инициировать решение создании в рамках Президиума РАН Совета по проблемам войны и мира и отдельного направления академических (фундаментальных) исследований по направлению военное дело;
принять решение о введении должности Помощника Министра обороны РФ по науке, и о создании независимого Центра военной науки с приданием ему статуса головной научной структуры Минобороны, а также введение должности Заместителя Начальника Генштаба ВС РФ по науке;
принятие аналогичное решение Верховного Главнокомандующего ВС РФ Президента России о создании подобной структуры в рамках Совета Безопасности Российской Федерации.
Так как у нас любая общественная наука всегда носит конъюнктурный характер, то есть обслуживает взгляды и идеи сегодняшнего руководства, что является совершенно недопустимым, то, в этом плане, здесь ключевым словом является слово «независимый», что подразумевает возможность и право руководства Центра вести самостоятельную кадровую, научную и экономическую политику, опираясь на соответствующее право и щедрость Минобороны и государства.
Считаем, что в Российской Академии Наук необходимо образовать самостоятельный Центр (Комитет, направление) военных наук.
Михаил Делягин
Некоторые проблемы военной экономики России
«Война есть ничто иное, как продолжение политики с привлечением иных средств».
Карл фон Клаузевиц«Политика есть самое концентрированное выражение экономики».
В. И. ЛенинЕсли оба этих классических определения справедливы, то война является самым концентрированным выражением экономики но иными, всем известными средствами.
Войны бывают прибыльными и разорительными, приводящими к развитию и модернизации или, наоборот, к деградации и упадку.
Соответственно, в мирное время армии готовятся не к «войнам вообще», а к отражению вполне конкретного спектра имеющихся и потенциальных угроз, потому что кормить свою армию в любом случае дешевле и выгоднее, нежели чужую. Отсюда следует что в понятие «военная экономика» стоит включать не только экономику собственно армии и оборонно-промышленного комплекса, но весь спектр общественных и государственных трат на их обеспечение сырьем, технологиями, производственными мощностями, финансами, информацией, кадрами и так далее.
Бисмарк не зря говорил о том, что войну с Францией 1870 года выиграл немецкий школьный учитель. То есть затраты на образование, будучи по форме своей самыми мирными, самыми «социальными», дали Германии вроде бы бесплатно солдат, по совокупности своих боевых качеств намного превосходящих французов и разбивших армию Наполеона II в пух и прах.
А что в данной связи можно сказать про «установку» бывшего министра образования и науки РФ Андрея Фурсенко, заявившего, что задача российской школы сегодня «воспитывать квалифицированного потребителя»? Только напомнить, что без «культурной революции» 30-х годов прошлого века, сделавшей население Советского Союза почти поголовно грамотным, ни о какой победе в Великой Отечественной войне и речи бы не шло. Кстати, универсальному, комплексному характеру отечественного образования Россия обязана военному министру Николая II генералу А. Н. Куропаткину, который в начале XX века, исходя именно из интересов вооруженных сил, настоял на качественном преподавании естественных наук даже представителям социальных низов. Нынешний отказ от этого принципа и переход к западной системе элитарного образования серьезно подрывает обороноспособность нашей страны: как в настоящее время, так и в стратегической перспективе.
Из вышесказанного следует, что военная экономика не просто неотделима от экономики в целом, она является жестким следствием той социально-экономической модели, которая используется государственной властью. Не на словах, а на деле.
На словах наша власть за высокотехнологичную, инновационную экономику. На деле доля сырьевого сектора неуклонно, год за годом, растет, а сектора high-tech столь же неуклонно снижается.
Как говорил товарищ Сталин, логика обстоятельств сильнее логики намерений, а обстоятельства сегодня таковы, что 5 % населения страны распоряжаются 80 % национального богатства, вывоз капитала за рубеж (по всем каналам) превышает 200 млрд. долл. в года (около 15 % ВВП), объём коррупционных доходов находится на уровне 250300 млрд. долл. в год (1821 % ВВП), а на долю заработной платы (с вычетом доходов разного рода «топ-менеджеров») приходится не более 33 % ВВП.
Эта насквозь коррумпированная, «черная» (в «теневом секторе» производится свыше 40 % российского ВВП), компрадорская и паразитическая социально-экономическая модель может существовать и существует только за счет варварской эксплуатации природных и человеческих ресурсов России.
И предполагать, что система политической власти, существующая в нашей стране на протяжении последних 20 лет, не является концентрированным выражением этой социально-экономической модели, нелепо и даже смешно. Напротив, действия Кремля во время «первой волны» глобального системного кризиса 20082009 годов наглядно показали, что государство будет любой ценой «спасать» «крупный бизнес», помогая ему «национализировать убытки и приватизировать прибыли».
И если бы войска НАТО честно взяли на себя охрану интересов этих 5 % населения России против интересов оставшихся 95 % государство и армия, а следовательно и военная экономика были бы им ни к чему. Собственно, самая оголтелая либеральная тусовка призывает к этому еще с конца 80-х годов: «Если бы ты, дед, Гитлера не победил, мы бы сейчас баварское пиво пили»
Но вся проблема в том, что право пить баварское пиво или качать нефть из российских недр привилегия сильных. А не слабых и побежденных. Поэтому «либерально-смердяковская мечта» укрыть свои доходы за частоколом дружественных натовских или сугубо американских штыков остается неисполненной и в принципе неисполнимой: следом за «джи-ай» в страну придут американские монополии, которые под зад коленом вышибут российских «собственников» со всех доходных местечек под флагом того, что эти ресурсы являются достоянием всего человечества. Тем более в условиях глобального кризиса, когда «пряников» становится всё меньше и меньше, так что роль «кнута» при их распределении уже не вызывает никаких сомнений.