Иокаста по-прежнему крепко спала, лежа на спине с руками, изящно сложенными поверх одеяла, и откинутой на подушки головой; ее длинный нос и аристократическая поза делали ее похожей на надгробья в базилике Сен-Дени. Ей не хватало только короны и свернувшейся в ногах маленькой собачки.
Я улыбнулась при мысли о том, какие странные совпадения рождают гены: Джейми спал точно так же на спине с руками, скрещенными на одеяле, прямой как стрела. А вот Брианна нет, она с детства засыпала в самых разнообразных позах. Как я. Эта мысль принесла мне неожиданное чувство удовлетворения. Конечно, я знала, что она кое-что унаследовала от меня, но она так сильно походила на Джейми, что я всегда удивлялась, находя в ней свои черты.
Я задула свечу, но не вернулась в постель. В будуаре я спала на раскладной кровати Федры, но комната была маленькая и в ней не хватало воздуха. От жары и выпитого алкоголя у меня разболелась голова, а язык превратился в наждачную бумагу. Возле кровати Иокасты стоял графин, но он оказался пустым.
Не было необходимости снова зажигать свечу, в коридоре еще горел один из канделябров, и приглушенный свет очерчивал дверь в комнату. Я открыла ее и выглянула в холл. Коридор был усеян лежащими телами слуги спали перед дверями спален; воздух мягко вибрировал от храпа и тяжелого дыхания спящих и засыпающих людей.
В конце холла, повернувшись к высокому окну и глядя в сторону реки, стояла одинокая бледная фигура. Она должна была услышать меня, но не обернулась. Я подошла ближе и тоже посмотрела в окно. На Федре была только нижняя рубашка, волосы, свободные от платка, падали густой темной массой ей на плечи. Для рабыни редкость иметь такие волосы, подумалось мне. Большинство женщин коротко остригали, волосы прятали под тюрбаном или платком, обычно не было времени, да и щеток, чтобы ухаживать за ними. Но Федра была камеристкой, должно быть, у нее находилось немного свободного времени и, по крайней мере, имелась расческа.
Хочешь свою кровать назад? спросила я тихонько. Я пока не буду спать, а потом могу лечь на диване.
Она посмотрела на меня и покачала головой.
О нет, мэм, ответила она мягко. Спасибо большое, но я не хочу спать. Она заметила графин у меня в руках и потянулась к нему. Давайте я принесу вам воды, мэм.
Нет, я сама. Мне нужно подышать воздухом, но я осталась стоять рядом с ней, глядя в окно.
Была дивная ночь: небо над рекой усеивали низко висящие яркие звезды, бледная серебристая нить прокладывала путь сквозь тьму. Тонкий серп луны застыл недалеко от земли, готовый через несколько часов ухнуть за горизонт; за рекой, между деревьями горело несколько костров.
Окно было открыто, и насекомые залетали внутрь; небольшое облако кружило вокруг свечи в подсвечнике за нами, крохотные крылатые создания касались моих лица и рук. Пели сверчки, которых было так много, что пение сливалось в один высокий протяжный звук, будто кто-то водил смычком по струнам.
Федра потянулась, чтобы прикрыть окно, спать с открытыми окнами считалось нездоровым, и, учитывая многочисленные болезни, переносимые москитами в этом влажном болотистом воздухе, скорее всего, так оно и было.
Мне показалось, я что-то слышала. Там, сказала она и кивнула на темноту под окнами.
О? Должно быть, это мой муж, сказала я. Или Улисс.
Улисс? удивленно переспросила она.
Джейми, Йен и Улисс организовали ночной патруль и, без сомнения, были где-то там, в ночи, кружили вокруг дома и на всякий случай приглядывали за мавзолеем Гектора. Не зная ничего ни о пропавшем золоте Иокасты, ни о таинственном незнакомце, Федра, конечно, не могла знать и о принятых мерах безопасности, но она чувствовала, что что-то происходит, как это всегда чувствуют рабы, несомненно, инстинкт заставил ее подняться и выглянуть из окна.
Они просто держат ухо востро, сказала я так убедительно, как только могла. Тут сегодня так много людей
Макдональды уехали на ночь на плантацию Фаркуарда Кэмпбелла, а с ними и добрая половина гостей, но многие остались в Риверане.
Федра кивнула, но выглядела встревоженной.
Я просто чувствую, что что-то не в порядке, сказала она. Не знаю, что.
Глаз твоей хозяйки начала я, но она покачала головой.
Нет. Нет. Я не знаю, но это что-то в воздухе, вокруг я это чувствую. Не только сейчас, сегодня Что-то происходит. Что-то грядет. Она беспомощно посмотрела на меня, не в силах выразить свои ощущения, но я поняла, почувствовала, что она имеет в виду.
Это могла быть отчасти взвинченность от приближающегося конфликта. Его и правда можно было почуять в воздухе. А могло быть нечто иное нечто скрытое, едва ощутимое, но реальное, как смутная тень морского змея, которая промелькнула в глубине всего на секунду, но осталась в легендах.
Моя бабушка, ее привезли из Африки, тихо сказала Федра, глядя в ночь. Она говорила с костями. Они могут сказать, когда плохие вещи близятся.
Правда? В этом тихом воздухе, в котором были слышны только ночные звуки и столько людей спали вокруг, ее слова прозвучали почти обыденно, уместно. Она учила тебя говорить с костями?
Девушка покачала головой, но угол ее рта приподнялся, и на лице появилось лукавое, заговорщицкое выражение. Я подумала, что она наверняка знает больше, чем хочет говорить.
В голову пришла непрошеная мысль. Я не знала, какое отношение Стивен Боннет может иметь к настоящим событиям, он совершенно точно не мог быть мужчиной из прошлого Иокасты, да и тихая кража была не в его стиле. Но он мог догадываться, что где-то в Риверане есть золото, и судя по тому, что Роджер рассказал нам о встрече Федры с крупным ирландцем в Кросс-Крике
Тот ирландец, которого ты встретила, когда была с Джемми, начала я, поудобнее перехватывая скользкую ручку графина, ты больше его не видела?
Она посмотрела на меня с удивлением: Боннет явно был последним, о ком она думала.
Нет, мэм, сказала она. Больше я его не видела. Она подумала секунду, чуть прикрыв большие глаза. Ее кожа была цвета крепкого черного кофе с каплей сливок, а волосы Где-то в ее семейном древе затесался кто-то из белых.
Нет, мэм, повторила она и перевела свой тревожный взгляд обратно в безмолвную ночь, к плывущему за горизонт месяцу. Я только знаю, что что-то неладно.
Снаружи, у конюшни, закричал петух неуместный и потусторонний звук в темноте.
Глава 55
Вендиго
20 августа, 1774
Утренний свет в комнате был идеальным.
Мы начали с этой комнаты, сказала Иокаста своей внучатой племяннице, подняв лицо навстречу солнечному свету, льющемуся через раскрытую двойную дверь, ведущую на террасу; невидящие глаза скрылись за опущенными веками. Я хотела, чтобы у меня была комната, где я смогу рисовать, и я выбрала это место, где будет много прозрачного утреннего света, чистого и тихого, как озерная вода в летний полдень. А потом мы построили дом вокруг, начиная отсюда.
Руки старой женщины, по-прежнему сильные, с длинными пальцами, коснулись мольберта, палитры и кистей с нежной печалью, как будто она ласкала статую давно умершего возлюбленного, в этом прикосновении сквозила страсть, но вместе с ней и смиренное принятие того, что она в прошлом.
Брианна, держа в руках альбом для набросков и карандаш, рисовала так быстро и так незаметно, как только могла, пытаясь передать на бумаге это выражение прожитой скорби. Набросок скоро окажется в ее сундуке с другими рисунками и будет ждать того дня, когда она сможет придать ему более законченную форму и запечатлеть безжалостный утренний свет и глубоко залегшие морщины на лице ее тети, будто обнажившиеся на солнце, которого она не могла увидеть, сильные кости под тонкой кожей.
Как бы там ни было, сейчас рисование было скорее деловым занятием, чем любовью к искусству. Со дня барбекю в честь Флоры Макдональд ничего подозрительного не случилось, но ее родители хотели задержаться еще немного. На всякий случай. Поскольку Роджер по-прежнему был в Шарлотте он писал ей, письмо было спрятано на дне сундука с остальными набросками то у нее не было причин спешить домой. Узнав о том, что она остается в Риверане на какое-то время, двое или трое знакомых Иокасты, богатых плантаторов, заказали семейные и личные портреты; это был неплохой источник дохода.
Никогда не пойму, как ты это делаешь, сказал Йен, кивая на холст на мольберте. Это невероятно!
Откровенно говоря, Брианна и сама не понимала, как она это делает; да это было и неважно. Примерно так она раньше и отвечала на похожие комплименты, но скоро поняла, что люди принимают ее реакцию либо за ложную скромность, либо за снисхождение. Поэтому она просто улыбнулась Йену, позволяя удовольствию, которое она ощущала от его восхищения, засветиться на ее лице.
Когда я была ребенком, папа брал меня на прогулки по парку Коммон, и мы часто видели там пожилого мужчину, который рисовал с натуры. Я просила папу остановиться, чтобы посмотреть, и они с мужчиной разговаривали. Обычно я просто разглядывала его работу, но однажды мне хватило смелости спросить его, как он это сделал. Он опустил на меня взгляд, улыбнулся и сказал: «Единственная хитрость, милая, это видеть то, на что ты смотришь».
Когда я была ребенком, папа брал меня на прогулки по парку Коммон, и мы часто видели там пожилого мужчину, который рисовал с натуры. Я просила папу остановиться, чтобы посмотреть, и они с мужчиной разговаривали. Обычно я просто разглядывала его работу, но однажды мне хватило смелости спросить его, как он это сделал. Он опустил на меня взгляд, улыбнулся и сказал: «Единственная хитрость, милая, это видеть то, на что ты смотришь».
Йен перевел взгляд с Брианны на картину, а потом обратно, как будто сравнивая портрет с рукой, которая его сотворила.
Твой папа, обронил Йен с любопытством. Он понизил голос, поглядывая на дверь, ведущую в холл, оттуда слышались голоса, но не слишком близко. Ты ведь имеешь в виду не дядю Джейми?
Нет. Она ощутила знакомый укол боли при мысли о своем первом отце, но постаралась не думать об этом. Брианне не претила мысль рассказать о нем Йену, но не здесь и не сейчас с рабами, снующими вокруг, и бесконечным потоком посетителей, которые могли войти в любую минуту.
Смотри. Она оглянулась через плечо, чтобы убедиться, что рядом никого не было, но рабы громко переговаривались в прихожей, споря о потерянной обувной щетке. Брианна приподняла крышку от небольшого отдела, где хранила запасные кисти, и запустила руку под полоску войлока, которым были выложены стенки.