Что это, княжич, ты не весел, что свою буйную головушку повесил? весело проговорил Левушка Храпунов, подходя к своему задушевному приятелю, Ивану Алексеевичу Долгорукову, сидевшему за столом в таверне, что находилась на «проспекте», близ реки Невы.
Эта таверна называлась «Рог изобилия», и ее содержал немец Карл Циммерман. Она в то время играла немаловажную роль: в нее с целью кутежей собиралась вся знатная молодежь, а также и офицеры. Карл Циммерман умел потрафлять своим высокородным гостям, и золото из карманов гостей, посещавших «Рог изобилия», переходило в большие карманы угодливого немца.
Молодой князь Иван Долгоруков часто бывал у Циммермана в таверне и оставлял там много денег со своим товарищем, офицером Преображенского полка Храпуновым.
Молодой князь Иван Долгоруков часто бывал у Циммермана в таверне и оставлял там много денег со своим товарищем, офицером Преображенского полка Храпуновым.
А, Левушка, здорово! поднимая голову и радуясь приходу товарища, промолвил он.
Да с чего ты, Иванушка, голову-то свою опустил? переспросил у товарища офицер Левушка Храпунов. С Меншиковым не поладил, что ли?
Что Меншиков? Не страшен он мне, Лева!
Ты правду говоришь, Иванушка, бояться Меншикова тебе не след. Против него у тебя есть защитник посильней и могущественнее Меншикова.
Ты про государя говоришь? Так до него меня теперь не допускают. Меншиков к себе увез государя и стережет его, как цербер. Ну да авось не надолго. Петр-то Алексеевич сильно меня любит и, наверно, скоро призовет к себе! Да и впрямь, кто лучше меня его повеселить да позабавить может! Эх, скорей бы это случилось! Уж посмеемся мы тогда над Алексашкой!
Тише, Иванушка, что ты кричишь? У Меншикова везде есть уши и глаза.
Дай только подрасти императору, он обрубит у Меншикова долгие уши и выколет его не в меру зоркие глаза.
Ох, Иванушка, с тобой как раз наживешь беду немалую. Тебе хорошо: у тебя, говорю, есть заступа. А за меня кто заступится?
А я-то? Забыл про меня? Меншикову хотелось услать меня из Питера куда-нибудь подальше, да не пришлось.
Император заступился за тебя?
Да! Меншиков задумал женить государя на своей дочери, но это ему не придется, посматривая из предосторожности по сторонам, тихо проговорил князь Иван.
Как не придется? Да ведь княжна Мария Александровна уже объявлена невестой государя.
Что же из того? Только объявлена. А ведь и в самый девичник часто свадьбы расходятся.
Знаешь, Иванушка, лучше оставим про то говорить. Не место и не время. Ты лучше скажи мне причину своей печали.
Что говорить! Ты моему горю, Левушка, не поможешь.
А кто знает? Может быть, и помогу. Ты только скажи Ведь знаешь, что я для тебя вдрызг расшибусь.
Спасибо, спасибо, Левушка Слушай влюблен я
Так с того и тоскуешь? Это на тебя не походит.
А ты спроси, товарищ, в кого я влюблен-то?
В кого, в кого?
В графиню Шереметеву.
Неужели Наталью Борисовну полюбил? Да как это тебя угораздило?.. Графиня Наталья Борисовна не по тебе
Знаю, Левушка, знаю! Не стою я ее. Она святая, а я Ну что я против нее?.. Бесшабашный гуляка.
Да расскажи, Иванушка, как это случилось?
Увидал я графиню Наталью, и она душу мою озарила. Видал ты, Левушка, когда-нибудь Наталью Борисовну?
Раз только видел.
Ну, ну, что? Какой она тебе показалась?
Только и могу сказать тебе, Иванушка: красота графини Натальи Борисовны какая-то особая, не человеческая.
Именно, именно Сам я, Левушка, сознаю, что любить такую девушку мне не след. Она выше любви, я я не смею любить графиню Наталью и все же люблю ее.
Посватайся.
Что ты, что ты! Какой я жених? Да графиня за меня и не пойдет. Ей все мои «художества» известны, и смотрит она на меня как на бесшабашного пропойцу и кутилу.
Что же ты намерен делать? спросил Храпунов.
Пить, гулять может, в разгульной жизни я позабуду свою любовь и в пьянстве найду себе утеху, с тяжелым вздохом ответил товарищу князь Иван.
Эх, сердечный мой! Жаль мне тебя, а помочь тебе мне нечем.
И не надо, Левушка, предоставь меня моей судьбе. А есть у меня предчувствие, что судьба до добра меня не доведет.
Полно, Иванушка, не пеняй на судьбу. Она тебя балует, и счастье улыбнется тебе.
Эх, Левушка, счастье мое непрочно. Есть у меня приятели, а больше того недругов, и сила на их стороне. Ну да и то молвить, не боюсь я их, не боюсь. Я всей душой люблю государя и до гроба его слуга верный и преданный. Как ни силен, как ни могуществен светлейший князь Меншиков, забрать в руки царственного отрока я не дам! твердым голосом проговорил Иван Долгоруков.
Тише, Иванушка, тише! испуганно промолвил его собеседник. За нами следят.
Кто, кто?
Оглянись назад и увидишь.
Долгоруков быстро обернулся и увидал какого-то закутанного в плащ человека в нахлобученной треуголке, закрывавшей половину его лица.
Видишь? тихо спросил у Долгорукова Храпунов.
Вижу кто это?
Секретарь Меншикова, Зюзин; я узнал его. Беда, если он подслушал наш разговор!
А это я сейчас узнаю! И Долгоруков направился к столу, за которым сидел личный секретарь Меншикова, Зюзин, душой и телом преданный ему. Послушайте, вы господин фискал, за благо даю вам совет: пересядьте за другой стол, не то быть тебе битому, громко и угрожающим тоном промолвил ему молодой князь.
А это я сейчас узнаю! И Долгоруков направился к столу, за которым сидел личный секретарь Меншикова, Зюзин, душой и телом преданный ему. Послушайте, вы господин фискал, за благо даю вам совет: пересядьте за другой стол, не то быть тебе битому, громко и угрожающим тоном промолвил ему молодой князь.
Кто дал тебе право, господин офицер, наносить мне оскорбление? тихо спросил Зюзин, меняясь в лице.
В моих словах оскорбления не видно, а что я назвал тебя фискалом, так эту кличку ты вполне заслужил
Ты ты, князь, ответишь за меня.
Может быть. А чтобы уж заодно отвечать, я, кстати, поколочу тебя Вон, крапивное семя! грозно крикнул на Зюзина князь Иван, замахиваясь на него.
Личный секретарь Меншикова почел за благо ретироваться при громком хохоте всех находившихся в таверне.
Это происшествие с Зюзиным не прошло даром ни для князя Ивана Долгорукова, ни для его приятеля Храпунова. Гнев Меншикова обрушился на них обоих, в особенности на бедного Левушку. Несмотря на то что он в оскорблении Зюзина не был виновен, его, по приказу фельдмаршала Меншикова, посадили «под строгий караул» при полку. Что касается Долгорукова, то он был любимцем императора, а потому Меншиков волей-неволей принужден был щадить своего врага. За скандал в таверне Долгоруков поплатился только тремя днями ареста, но за этот арест еще более возненавидел Меншикова и вместе со своими именитыми родичами стал всеми силами стараться расстроить брак Петра II с дочерью Меншикова.
Император-отрок так привязался к Ивану Долгорукову, что не хотел разлучаться с ним и требовал, чтобы тот всегда находился при нем. Это исполнялось, князь Иван приобрел огромное влияние на государя, и могущественный Меншиков был ему теперь нисколько не страшен.
Петр все более и более стал охладевать к своему первейшему министру и регенту, вследствие чего могущество Меншикова пошатнулось. В державном отроке Петре II стал просвечивать нрав его великого деда: он требовал беспрекословного исполнения своих приказаний, не любил никаких возражений.
Петру не нравилось пребывание в доме Меншикова, и он с нетерпением ждал того дня, когда ему можно будет выехать в летнюю резиденцию, то есть в Петергоф, где для него отделывали дворец.
К своей невесте Петр тоже не благоволил и не старался скрывать это. Он по целым неделям не видался со своей невестой и всячески избегал встреч с нею.
Княжна Мария и прежде мало верила, что государь женится на ней, а теперь еще более сомневалась в этом, видя, что отношения между ее честолюбивым отцом и державным женихом обострились.
Матушка, никогда, никогда мне не быть женою государя! сказала она однажды матери. Он смотреть на меня не хочет, избегает даже встречаться со мною.
Вижу, милая, сама сознаю, с глубоким вздохом ответила Дарья Михайловна. Знать, все затеи нашего Данилыча окончатся ничем!
А я нисколько не сожалею об этом. Ну какая я царица?.. Ведь во мне царственного ничего нет. Я плачусь только на свою судьбу злосчастную, которая разлучила меня с милым сердцу Был у меня жених, граф Сапега, его отняли у меня. Полюбила я князя Федора Долгорукова, думала найти с ним счастье в супружестве и с ним меня разлучили. И все отец все мои несчастья через него! со слезами проговорила княжна Мария. И зачем он счастье мое разбивает, зачем? Пойми, матушка, ведь мое положение ужасно! Меня отец навязывает государю, который не только меня не любит, но даже смотреть не хочет. И делает это отец не из-за любви ко мне, нет, а лишь для своего тщеславия, для своего большого могущества. Император зять Есть чем похвалиться!
Ох, Машенька, милая! И сама я знаю, сама все вижу, но что же я поделаю с Данилычем? Моих слов он и слушать не хочет. Ослеп он, не видит, что около него грозная туча собирается Врагами он окружен со всех сторон, сам гибнет и других в погибель тянет. Вас, деток сердечных, мне жалко. За что вы, неповинные, терпеть будете? утирая слезы, промолвила княгиня Дарья Михайловна.
Матушка, я хочу повидаться с государем, хочу выяснить свое положение.
Это хорошо. Тебе даже необходимо откровенно переговорить с ним. Теперь государь дома. Вот бы тебе, Машенька, сейчас к нему пойти?
Боязно как-то.
Чего же тебе бояться? Войди к государю «прямым лицом» и все ему скажи, что есть у тебя на сердце. На правду государь ответит тебе правдой.
Я я пойду.
Иди, иди, дитятко мое Господь с тобой!
Я я пойду.
Иди, иди, дитятко мое Господь с тобой!
Княжна Мария обняла мать и отправилась на половину императора Петра, своего обрученного жениха.
Императрица Екатерина Алексеевна скончалась 6 мая 1727 года, а 27 мая того же года происходило обручение двенадцатилетнего императора Петра с семнадцатилетней дочерью князя Меншикова Марией.
Царское обручение происходило с особой торжественностью и пышностью. В доме-дворце Меншикова в тот день перебывали весь генералитет и все вельможи государства. Поздравляли императора, его нареченную невесту, а также сияющего и торжествующего Меншикова.
Кажется, в тот день были все счастливы, кроме одной царской невесты. Бледная, печальная, с заплаканными глазами, холодно принимала она приветствия и поздравления. Как до обручения, так и после него император Петр был по-прежнему холоден к своей невесте и даже избегал говорить с нею.