Старик замолчал, и я вскоре услыхал, как он засопел на ленивке, а затем я уснул скоро и сам.
Потом через несколько лет мне и самому довелось испытать в роде только что рассказанного, и я тогда же вспомнил повествование дедушки.
В 188 году, весною, в самый разлив Оби, поехал я с С. М. Козловым и его зятем В. А. Шавровским за дупелями на лодке. Побывав на многих гривах, мы направились за реку, к так называемой Айдаровской заимке. И вот, переплывая большое плесо, мы увидели быстро плывущую на нас змею. Чтобы избежать неприятной встречи, гребцы налегли на весла, но змея пошла на пересек и летела прямо на лодку. Плыла она очень бойко, согнув несколько спину и приподняв голову. Все мы испугались, засуетились и закричали, думая, что змея заскочит в лодку, что, вероятно, и случилось бы, если б г. Шавровский не успел схватить ружье и выстрелить в нее уже не далее, как в пяти или шести аршинах от борта. Тут она юркнула в воду, и мы уже не видели ее более.
Кстати, упомяну здесь и еще об одном случае. Живя в Сузунском заводе, я нередко ездил на так называемую Бобровскую мельницу поудить и поездить темными вечерами по ниже лежащим затонам с острогой. Мельница эта находится в восьми верстах от завода, по речке Малому Сузуну и славится хорошей рыбалкой. Однажды нас собралось человек шесть и все принялись за работу: кто удил под вешниками, кто ставил жерлицы, а кто возился с лодкой и приготовлял из сосновых пней смолье, чтобы вечером поездить с острогой. Словом, все были заняты и не обращали особого внимания друг на друга. Как вдруг раздался крик и затем увидали побег одного из товарищей. Некоторые, конечно, обернулись в ту сторону и стали спрашивать, что такое случилось?
Но вот послышались плевки, саркастическая брань и, наконец, хохот.
Оказалось, что один из моих сослуживцев, Чупин, как только заклевало на удочку, подсек и выдернул не предполагаемого окуня, а довольно большую змею, которая также взяла на «мульку» и потащила поплавок. Но дело в том, что выдернутая кверху змея сорвалась с крючка и полетела, было, прямо на близ сидевшего соседа, который, испугавшись, успел отшатнуться в сторону и затем с криком побежал спасаться.
Змея же, упав на землю, тотчас уркнула в кусты, но шума и смеха было еще много и после ее исчезновения.
Глава 5
Ясачные. Черневые татары, их нравы и обычаи. Охота. Рябчиковый промысел. Рыбный промысел. Стерляжьи станки. Добывание стерлядей. Телецкое озеро. Сельди. Омули.
Можно ли Алтай рассматривать, как край промысловой, имеющей значение в торговле продуктами, охоты? По-моему, нет и нет потому, что на Алтае не существует в этом значении ни рыбного, ни зверового промыслов, как это с давних пор есть в Забайкалье. Тут, как и во многих местах России, бьют белок, лисиц, зайцев и даже соболей и куниц (в южном Алтае), но все это почти не составляет торговли в массе, и вся подобного рода пушнина расходится тут же, на месте, за исключением небольших партий, которые попадают в руки торговцев и поступают на ярмарки или известные рынки.
Тут нет в массе того класса людей, которые называются промышленниками, хотя и есть так именуемые «ясачные». Все это когда-то было и исчезло, как исчезли во многих округах и самые леса, кормильцы и поильцы бывших «ясачных».
Так, например, многие села и деревни Салаирского края образовались из ясачных людей и в них немало настоящей татарской крови. Даже в нынешнее время в окрестностях Салаира, Гавриловского и Гурьевского заводов живет еще много некрещеных татар, которые в большой массе встречаются в Кузнецком и Бийском округах, а также в горах Алтая. Тут они настоящие аборигены страны и носят название черневых татар и калмыков (телеуты и кумандинцы).
Тут нет в массе того класса людей, которые называются промышленниками, хотя и есть так именуемые «ясачные». Все это когда-то было и исчезло, как исчезли во многих округах и самые леса, кормильцы и поильцы бывших «ясачных».
Так, например, многие села и деревни Салаирского края образовались из ясачных людей и в них немало настоящей татарской крови. Даже в нынешнее время в окрестностях Салаира, Гавриловского и Гурьевского заводов живет еще много некрещеных татар, которые в большой массе встречаются в Кузнецком и Бийском округах, а также в горах Алтая. Тут они настоящие аборигены страны и носят название черневых татар и калмыков (телеуты и кумандинцы).
Крайне сожалею, что мне не удалось познакомиться с ними поближе, чтобы познакомить и читателей с их бытом, жизнью, нравами и проч. Я только слышал, что этих жалких остатков великой орды Кучума не коснулась еще никакая культура, и они прозябают все в тех же жалких условиях, которые были и во время побоищ Ермака, с тою только разницею, что в настоящее время люди эти более чем мирные обитатели своих лесных вертепов. По своему уединенному положению и незнанию они возмутительно эксплуатируются не только именитым купечеством Кузнецка и Бийска, но многими торгашами, истыми кулаками и управляемой ими ближайшей властью.
Эта последняя до того ненавистна всему, оставшемуся от великой орды, что всякому путешественнику достаточно иметь на костюме хоть одну ясную пуговицу, чтоб напугать любого татарина или калмыка и не добиться от него не только правды, но даже и простого гостеприимства, чем отличаются вообще сибирские туземцы.
Сколько именитых миллионеров г. Бийска пошли, так сказать, жить с этой несчастной татарвы и трудно поверить тем сказаниям, которые выходят из уст очевидцев относительно той вопиющей эксплуатации, какая допускается в торговом отношении с этим невежественным людом, в каких баснословных оценках принимается, например, от него пушнина, сырой материал, и в каких небывалых ценах спускается ему вся дрянь, весь залежалый товар и проч.
Что касается подлежащей власти, то трудно сказать хотя что-нибудь даже приблизительно со слов тех же очевидцев. Знаю только, что возникало немало официальных дел и что в прежнее, недавнее время многие бросали давно насиженные места и с удовольствием шли в «черневые заседатели» в татарские трущобы. Думаю, что эти люди, вероятно, были истыми охотниками, любителями нетронутой природы и дорогой пушнины!..
Что касается нравов и обычаев этой татарвы, то, слушая рассказы, читая очерки и смотря на фотографии и рисунки заезжих художников, право, трудно поверить, что и в девятнадцатом столетии, среди современной более или менее высокой культуры существуют еще такие варварские обычаи и обряды.
По словам родственника моего, талантливого художника А. Э. Мако, бывшего в горах юго-восточного Алтая, летом у калмыков почти постоянное и поголовное пьянство. Они при малейшем подходящем случае сами «сидят» вино перегонкой из кобыльего молока, которое и называют «арак». Заквашивают они его нечищенным бараньим желудком, вследствие чего вино получается крайне вонючее и противного вкуса, что могут переносить только неразборчивые калмыки, привыкшие к своему ужасному произведению, противному тем более потому, что этот «душу ворочающий» напиток пьется теплым.
Богатые калмыки летом одеваются в шелковые китайские халаты, а бедные даже и в самую жару носят шубы, как и все калмыцкие женщины, зимой и летом, надевая их прямо на голое тело. Но женщины для красоты или для более приличного вида надевают поверх шубы черные бархатные или плисовые тюники, обшитые галуном или позументом.
Калмыки коротко стригут свои волосы и, как китайцы, с маковки имеют длинную косу, к которой привязывают простые или шелковые кисточки, а их князьки и именитые родовичи большие шелковые, с золотом, кисти. Женщины носят две косы, а девушки штук по 20 мелких заплетенных косичек, которые украшают привязанными деньгами или белыми раковинками. Головные их уборы состоят из высоких меховых шапок, срезанных косо к затылку, наподобие киверов павловцев.
Тип калмыков, как и вообще сибирских инородцев, подходит более к китайскому: буро-темный цвет кожи, скулистый, с узкими, поставленными вкось глазами и скудными признаками черной бороды.
Вообще калмыки народ честный, слово свое держат свято и воровства не знают это их достоинство и гордость народная.
Вообще калмыки народ честный, слово свое держат свято и воровства не знают это их достоинство и гордость народная.
Из их быта интересны некоторые обряды и обычаи. Так, например, при перевалах через снеговые вершины белков, они привязывают на деревья всевозможные ленточки, тряпочки, ремешки, даже пучки из конских волос хвоста или гривы; это есть своего рода жертва в знак благодарности за благополучное путешествие через такие грандиозные возвышенности.
Преимущественно летом бывают у них особые празднества с богослужением, что называется «камланием». Их священники, обызы, вообще играют важную роль: они и врачи, и ворожеи, и служители богам. Одеваются они в это время особо и навешивают на себя всевозможные принадлежности, не имеющие никакого значения, как например, ленты, колокольчики, дощечки и проч., и с бубном в руках очень напоминают сибирско-восточных шаманов. Они также совершают свое камлание около костра, где скачут, кричат, словом, неистовствуют до изнеможения, после чего как мертвые падают около огня и лежат минут 20 до восстановления сил.
Во время праздника камлания калмыки приносят жертвы из молодых, рыжей масти лошадок, которых они после разных обрядов богослужения привязывают и веревкой закручивают им часть головы повыше ноздрей. Вследствие этого лошадь перестает дышать, глаза несчастного животного выходят из орбит, хвост поднимается султаном и затем, в момент смерти, вдруг опускается, и тогда животное в полном смысле слова раздергивают веревками, привязанными за ноги, так что лошадь падает на грудь и живот. Можете себе представить, какие страшные звуки являются при этом варварском обряде, когда ломаются кости, хрустят суставы!.. Словом, картина ужасная и до того потрясающая, что ее безобразие сознали и сами калмыки, не дозволяющие при этом присутствовать женщинам.
Вообще их богослужение выражает что-то неприятно сказочное, демоническое, что русские простолюдины называют просто «бесовщиной».
При калмыцких свадьбах нет никакого богослужения и есть только обрядности как при уговоре с женихом, так и при выдаче «калыма» за невесту. Калмыки просватывают своих детей еще ребятами, лет 58, и отделяют в сожительство, а более взрослые как бы крадут своих суженых, за что и платятся возвышенным калымом. Бывает, что оскорбленный будто бы отец невесты несколько поломается над женихом ради приличия, а сватов отдерет нагайкой тем дело и кончается.