Не грешнее, чай, других-то, хмуро ответил Фома, обидевшись за отца.
Кого к примеру? строго спросил Щуров.
Мало ли грешников!
Грешнее Игната-покойника один есть человек на земле окаянный фармазон, твой крестный Яшка отчеканил старик.
Вы это верно знаете? осведомился Фома, усмехаясь.
Я? Я знаю! уверенно сказал Щуров, качнув головой, и глаза его потемнели. Я сам тоже предстану пред господом не налегке Понесу с собой ношу тяжелую пред святое лицо его Я сам тоже тешил дьявола только я в милость господню верую, а Яшка не верит ни в чох, ни в сон, ни в птичий грай Яшка в бога не верит это я знаю! И за то, что не верит, на земле еще будет наказан!
И это вы знаете? спросил Фома.
И это Ты не думай я ведь и то знаю, что смешно тебе слушать меня Какой-де прозорливец! Но человек, который много согрешил, всегда умен Грех учит Оттого Маякин Яшка и умен на редкость
Слушая сиплый и уверенный голос старика, Фома подумал:
«Смерть, видно, чует»
Коридорный, маленький человек с бледным, стертым лицом, внес самовар и быстро, мелкими шагами убежал из номера. Старик разбирал на подоконнике какие-то узелки и говорил, не глядя на Фому:
Дерзок ты И взгляд у тебя темный Раньше светлоглазых людей больше было раньше души светлее были Раньше все было проще и люди и грехи а теперь пошло все мудреное эхе-хе!
Он заварил чай, сел против Фомы и снова начал:
В твои годы отец твой водоливом тогда был он и около нашего села с караваном стоял в твои годы Игнат ясен был, как стекло Взглянул на него и сразу видишь, что за человек. А на тебя гляжу не вижу что ты? Кто ты такой? И сам ты, парень, этого не знаешь оттого и пропадешь Все теперешние люди пропасть должны, потому не знают себя А жизнь бурелом, и нужно уметь найти в ней свою дорогу где она? И все плутают а дьявол рад Женился ты?
Нет еще, сказал Фома.
Вот и это не женат, а уж, чай, давно поган Ну, а работаешь в деле твоем много?
Приходится я с крестным пока
Какая теперь у вас работа? качая головой, говорил старик, и глаза его все играли, то темнея, то снова проясняясь. Нет у вас труда! Раньше купец по делу на лошадях ездил в метель, ночью едет! Разбойники ждали его на дороге и убивали умирал он мучеником, кровью омывши грехи свои Теперь в вагоне едут депеши рассылают а то вон, слышь, так выдумали, что в конторе у себя говорит человек, и за пять верст его слышно тут уж не без дьяволова ума!.. Сидит человек не двигается и грешит оттого, что скучно ему, делать нечего: машина за него делает все Труда ему нет, а без труда гибель человеку! Он обзавелся машинами и думает хорошо! Ан она, машина-то, дьяволов капкан тебе! В труде для греха нет времени, а при машине свободно! От свободы погибнет человек, как червь, житель недр земных, гибнет на солнце От свободы человек погибнет!
Нет еще, сказал Фома.
Вот и это не женат, а уж, чай, давно поган Ну, а работаешь в деле твоем много?
Приходится я с крестным пока
Какая теперь у вас работа? качая головой, говорил старик, и глаза его все играли, то темнея, то снова проясняясь. Нет у вас труда! Раньше купец по делу на лошадях ездил в метель, ночью едет! Разбойники ждали его на дороге и убивали умирал он мучеником, кровью омывши грехи свои Теперь в вагоне едут депеши рассылают а то вон, слышь, так выдумали, что в конторе у себя говорит человек, и за пять верст его слышно тут уж не без дьяволова ума!.. Сидит человек не двигается и грешит оттого, что скучно ему, делать нечего: машина за него делает все Труда ему нет, а без труда гибель человеку! Он обзавелся машинами и думает хорошо! Ан она, машина-то, дьяволов капкан тебе! В труде для греха нет времени, а при машине свободно! От свободы погибнет человек, как червь, житель недр земных, гибнет на солнце От свободы человек погибнет!
И, произнося раздельно и утвердительно слова свои, старик Ананий четырежды стукнул пальцем по столу. Лицо его сияло злым торжеством, грудь высоко вздымалась, серебряные волосы бороды шевелились на ней. Фоме жутко стало слушать его речи, в них звучала непоколебимая вера, и сила веры этой смущала Фому. Он уже забыл все то, что знал о старике и во что еще недавно верил как в правду.
Ананий смотрел на Фому так странно, как будто видел за ним еще кого-то, кому больно и страшно было слышать его слова и чей страх, чья боль радовали его
И все вы, теперешние, погибнете от свободы Дьявол поймал вас он отнял у вас труд, подсунув вам свои машины и депеши Ну-ка, скажи, отчего дети хуже отцов? От свободы, да! Оттого и пьют и развратничают с бабами
Ну, тихо сказал Фома, развратничали и пьянствовали и прежде не меньше
Молчал бы! крикнул Ананий, сурово сверкая глазами. Тогда силы у человека больше было по силе и грехи! Тогда люди как дубы были И суд им от господа будет по силам их Тела их будут взвешены, и измерят ангелы кровь их и увидят ангелы божии, что не превысит грех тяжестью своей веса крови и тела понимаешь? Волка не осудит господь, если волк овцу пожрет но если крыса мерзкая повинна в овце крысу осудит он!
Откуда людям знать, как бог осудит человека? задумчиво спросил Фома. Видимый суд нужен
Пошто видимый?
Чтобы понимать людям
А кто, кроме бога, судья мне?
Фома взглянул на старика и замолчал, опустив голову. Ему вспомнился беглый каторжник, убитый и сожженный Щуровым, он снова верил, что это так и было. И женщин жен и любовниц этот старик, наверное, вогнал в гроб тяжелыми ласками своими, раздавил их своей костистой грудью, выпил сок жизни из них этими толстыми губами, и теперь еще красными, точно на них не обсохла кровь женщин, умиравших в объятиях его длинных, жилистых рук. И вот теперь он, ожидая смерти, которая уже близко от него, считает грехи свои, судит людей и говорит: «Кто, кроме бога, судья мне?»
«Боится он или нет?» спросил себя Фома и задумался, исподлобья рассматривая старика.
Да, парень! Думай покачивая головой, говорил Щуров. Думай, как жить тебе О-о-хо-хо! как я давно живу! Деревья выросли и срублены, и дома уже построили из них обветшали даже дома а я все это видел и все живу! Как вспомню порой жизнь свою, то подумаю: «Неужто один человек столько сделать мог? Неужто я все это изжил?..» Старик сурово взглянул на Фому, покачал головой и умолк
Стало тихо. За окном на крыше дома что-то негромко трещало; шум колес и глухой говор людей несся снизу, с улицы. Самовар на столе пел унылую песню. Щуров пристально смотрел в стакан с чаем, поглаживал бороду, и слышно было, что в груди у него хрипит
Трудно тебе жить без отца-то? раздался его голос.
Привыкаю ответил Фома.
Богат ты Яков умрет еще богаче будешь, все тебе откажет. Одна дочь у него и дочь тебе же надо взять Что она тебе крестовая и молочная не беда! Женился бы а то что так жить? Чай, таскаешься по девкам?
Нет
Говори! Э-эхе-хе!.. Помирает купец Сказывал мне один лесничий, врет ли, нет ли, что-де раньше все собаки волками были и выродились в собак Так вот и наше звание тоже скоро все собаками будем Науки изучим, модные шляпы на башки воткнем, и всё там, что надо, сделаем для того, чтобы свое обличье потерять И ничем нас от других людей не отличишь Завели такой порядок, чтобы всех детей в гимназисты отдавать И купцов, и дворян, и мещан всех под один колер подгоняют Оденут в серое и учат всех одной науке растят человека, как дерево Зачем это? Никому не известно И полено одно от другого хоть сучком, да отличается, а тут хотят людей так обстрогать, чтобы все на одно лицо были Скоро нам, старикам, крышка да-а! Может, никто уж и не поверит через пятьдесят эдак лет, что на свете я жил Ананий, Саввин сын, по прозвищу Щуров так-то! И что я, Ананий, окромя бога, никого не боялся И что был я в молодости мужик, а земли имел две с четью десятины, а под старость накопил одиннадцать тысяч десятин и всё под лесом да денег, может, два миллиона
Вот всё говорят деньги? сказал Фома с неудовольствием. А какая от них радость человеку?
Мм промычал Щуров. Плохой из тебя купец будет, коли ты силы денег не понимаешь
Кто ее понимает? спросил Фома.
Я! уверенно сказал Щуров. И всякий умный человек Яшка понимает Деньги? Это, парень, много! Ты разложи их пред собой и подумай что они содержат в себе? Тогда поймешь, что все это сила человеческая, все это ум людской Тысячи людей в деньги твои жизнь вложили. А ты можешь все их, деньги-то, в печь бросить и смотри, как они гореть будут И будешь ты в ту пору владыкой себя считать
Этого не делают
Оттого, что у дураков денег не бывает Деньги пускают в дело около дела народ кормится а ты надо всем тем народом хозяин Бог человека зачем создал? А чтобы человек ему молился Он один был, и было ему одному-то скучно ну, захотелось власти А как человек создан по образу, сказано, и по подобию его, то человек власти хочет А что, кроме денег, власть дает?.. Так-то Ну, а ты деньги принес мне?
Нет ответил Фома. От речей старика в голове у него было тяжело и мутно, и он был доволен, что разговор перешел, наконец, на деловую почву.
Это напрасно! сказал Щуров, строго нахмурив брови. Срок прошел надо платить
Получите завтра половину
Зачем половину? Все давай!
Уж очень нам теперь нужны деньги-то
А их нет? Однако и мне нужны
Подождите!
Э, брат, ждать не буду! Ты не отец ваш брат, молокосос, народ ненадежный в месяц можешь ты все дело спутать а я от того убыток понесу Ты мне завтра всё подай, а то векселя протестую У меня это живо!
Фома смотрел на Щурова и удивлялся. Это был совсем не тот старик, что недавно еще говорил словами прозорливца речи о дьяволе И лицо и глаза у него тогда другие были, а теперь он смотрел жестко, безжалостно, и на щеках, около ноздрей, жадно вздрагивали какие-то жилки. Фома видел, что, если не заплатить ему в срок, он действительно тотчас же опорочит фирму протестом векселей
Что, видно, плохи дела-то? усмехнулся Щуров. Ну, говори начисто где отцовы деньги рассыпал?
Фоме захотелось испытать старика.
Дела не очень веселые сказал он, хмурясь, поставок нет задатков не получили ну, и трудновато.
Та-ак!.. Пособить, что ли?
Сделайте милость отсрочьте платежи-то, попросил Фома, скромно опустив глаза.
Мм али из дружбы к отцу пособить? Пожалуй, пособлю
А на сколько времени отсрочите? осведомился Фома.
На полгода