Несмотря на размеры поляны, Люси не покидало ощущение замкнутости пространства, тропические заросли показались ей живой тюрьмой.
Но вот оператор перестает следить за обезьянками и делает несколько шагов вперед в направлении хижин. Изображение следует ритму его медленных тяжелых шагов. Вот крыши хижин, сложенные, на первый взгляд, из пальмовых листьев, вот стены из стеблей бамбука, тесно прижатых один к другому и связанных лианами. Первобытные жилища, словно выплывшие из глубины веков, в каждой такой хижине может поместиться четыре-пять человек. В проеме, заменяющем дверь одной из хижин, внезапно вырисовывается плотная темная туча, это сбившиеся в стаю москиты и мухи, они напоминают облако пыли при песчаной буре.
Люси съежилась в кресле, ожидая чего-то еще более страшного.
Оператор, все так же медленно, входит в хижину, он все время начеку, он опасается сделать лишнее движение. Становится темно, только какие-то черные пятна плавают вокруг. Здесь, кажется, все жужжит, даже воздух. Люси машинально почесала затылок, потом шею.
Тучи насекомых встают стеной Вот-вот произойдет нечто ужасное.
Луч лампы, скорее всего прикрепленной к камере, прорезает тьму.
Вот же оно, вот это ужасное!
В глубине, в пятне света, шесть скрюченных тел, все лежат рядом, совершенно голые. Явно семья туземцев. Раздутые и превратившиеся в какую-то адскую массу лица, высохшие уже глаза, набитые мошкой и червями орбиты. Струйки крови изо рта, из носа, из ануса словно все шестеро взорваны изнутри. Животы тоже раздуты наверное, от кишечных газов. Оператор не упускает ни малейшей подробности, один бесконечно долгий план сменяется другим, еще крупнее. У всех трупов черные волосы, стертые ноги, выдубленная кожа, как у людей из первобытных племен на картинках. Но черты неразличимы, отчаяние и смерть сделали всех одинаковыми.
Люси дышала с трудом, она хорошо представляла себе, какая вонь стоит в хижине, как там жарко и влажно и с какой скоростью в такой жаре и влажности разлагаются тела. А жирные зеленые мухи подтверждали: все именно так.
Внезапно одно из тел содрогнулось. Открылись большие темные глаза господи, сколько в них боли! Этот наполовину покойник посмотрел прямо в объектив. Люси вздрогнула, откинулась в кресле и, не в силах сдержаться, вскрикнула. Рука туземца протянулась вперед, будто он просил о помощи, потом упала тяжело, как ствол мертвого дерева.
Они живые Некоторые из них еще живы
Люси быстро глянула на хозяйку дома, та нервно крутила в руках носовой платок. Люси вспомнился преследовавший ее кошмар: мертвое обугленное дитя открывает глаза как здесь.
Дрожа, она снова обернулась к экрану. А там продолжался кошмар. Оператор носком башмака трогал скрюченные тела, чтобы проверить, живы эти люди или мертвы. Вздохнуть Люси смогла только тогда, когда этот человек вышел из хижины. А там, на поляне, снова были обезьянки, теперь они застыли на ветвях, словно чем-то подавленные. Словно на джунгли набросили одеяло.
Передышка оказалась недолгой, оператор продолжил обход. Во всех хижинах повторялось одно и то же: среди мертвых туземцев кто-то живой, его снимали и оставляли подыхать как животное.
Кончался фильм общим планом селения: десяток хижин с умершими или агонизирующими обитателями, отданными во власть джунглей.
Темнота.
35
Скажи, а что такое «непереносимость лактозы»? Насколько часто она встречается и почему возникает?
Не останавливая машины, Шарко позвонил своему другу-судмедэксперту, Полю Шене. Ему хотелось убедиться в том, что непереносимость лактозы случай редкий, иначе не понять, на верном он пути или еще нет. Он включил громкую связь, чтобы Леваллуа тоже услышал ответ.
Поль несколько секунд помолчал, подумал, потом сказал:
Ты спрашиваешь меня о том, чем я занимался страшно давно, но поскольку это из курса общей терапии и биологии, то и не забывается. Еще в студенческие годы врезалось в память. Мы тогда изучали естественный отбор и эволюцию. Представляешь хоть примерно, что это такое?
Полицейские переглянулись.
Спрашиваешь! В последнее время мы с коллегой просто увязли в этом. Давай, говори!
Вот и отлично. Прежде всего надо понимать, что лактоза специфический компонент молока, которым млекопитающие кормят своих детенышей. Переносимость или непереносимость лактозы передается исключительно с генами, а заметить непереносимость можно только тогда, когда младенца отнимают от груди и пытаются накормить коровьим молоком.
Пока ничего особенного
Сейчас начнется особенное, не беспокойся! Слушай дальше. Переносимость лактозы я подчеркиваю, именно переносимость! явление, возникшее относительно недавно, примерно пять тысяч лет назад, и отмечается оно лишь там, где люди приручали коров и превращали их в домашних животных специально затем, чтобы питаться их молоком. У Человека, Человека с большой буквы, ген переносимости лактозы находят исключительно в тех регионах, где у коров тоже существуют особые гены те, что обеспечивают высокие удои молока.
То есть природа воздействовала одновременно на людей и на коров, изменяя ДНК тех и других и создавая в этой ДНК гены, которых прежде не было?
Шарко вспомнил главную мысль научной работы Евы Лутц: жестокость тех или иных народов как бы «впечатывает» в ДНК ген леворукости. Воздействие культуры на генетику
Совершенно верно. Ген, обеспечивающий высокие надои, у коровы и ген переносимости лактозы у человека. Если я правильно помню, это называется коэволюцией, или, говоря образно, «гонкой вооружений» между человеком и коровой. Естественный отбор приводит к тому, что человек, по природе своей собиратель и охотник, питавшийся исключительно плодами и мясом, начинает пить молоко одомашненной им коровы, а в связи с этим и к тому, что корова начинает давать больше молока. И чем больше коровы дают молока, тем больше молока пьют люди Отсюда и термин «гонка вооружений», занятно, да?
Если я правильно понял суть твоих объяснений, можно сказать, что те современные люди, которые не переносят лактозы, не обладают нужным для этого геном только потому, что их предки не одомашнивали коров, так?
Да-да, именно так. Предки нынешних людей с непереносимостью лактозы жили, очевидно, далеко от тех регионов, где одомашнивали и разводили молочный скот. Чем дальше от предков наших современников с непереносимостью лактозы находились коровы, тем меньше встречалось среди них таких, кто мог пить молоко без опасности для жизни, и тем у меньшего их числа вырабатывался ген переносимости. Когда я учился, на медицинском факультете говорили, что в Европе непереносимость лактозы наблюдалась примерно у пяти процентов населения, а в Китае у девяноста девяти процентов! И представляешь, из-за такой неравномерности выходило, будто лактозы не переносит в среднем семьдесят процентов населения мира. И в самом деле: дай выпить молока азиату, и его немедленно вырвет, тогда как «чистокровные» французы из поколения в поколение пьют его хоть залейся, и ничего. Я ответил на твой вопрос?
Замечательно ответил. Спасибо, Поль!
Шарко повесил трубку. Уму непостижимо, что она вытворяет, эта эволюция, но ведь действительно, природа, человек и животные тысячелетиями влияют друг на друга, формируют друг друга Леваллуа тем временем размышлял вслух и делал собственные выводы:
Если я правильно понял, Грегори Царно и Феликс Ламбер похожи не только тем, что оба в высшей степени жестоки и оба молоды: их сближает и куда более глубокое, генетическое родство. Причем одни признаки этого явные: генами определяется высокий рост того и другого, генами определяется крепкий костяк того и другого а другие, как непереносимость лактозы, невидимы.
Ты правильно понял, Жак. Пока не знаю точно, с чем мы тут столкнулись, но во всем этом, тут нет сомнений, чувствуется привкус медицины и генетики.
Машина въехала на аллею, кроны деревьев смыкались над ней, неба не стало видно. Справа и слева возвышались черные стволы, время от времени между ними мелькали фасады все более красивых домов. Заметив, что здания становятся все роскошней, комиссар сверился с навигатором. Нет, все в порядке. Чуть позже, выбравшись на кольцевую дорогу, они проехали еще несколько сот метров и заметили в стороне от леса поместье Ламбера: огромный парк, богатый дом, построенный в XIX веке, трехэтажное здание с белыми стенами и шиферной крышей. Густой плющ укрывал фасад зеленым занавесом. В аллее стояли две машины: спортивный автомобиль-купе и классический «Пежо-207».
Они дома, выдохнул комиссар. Оба, папаша и сынок. Явно не бедствуют.
Теперь бы вызвать подкрепление
Я бы предпочел сначала сам разведать, что тут и как.
Комиссар поставил машину на обочине дороги и направился к входу. Конечно же все тут было на запоре, а окружала поместье высоченная, метра три, кирпичная стена.
О том, чтобы представиться по домофону, не может быть и речи, тихо сказал Шарко. Нам надо застать их врасплох. И нельзя допустить, чтобы Феликс Ламбер хоть как-то к нашему визиту подготовился или попросту сбежал.
Понятно. Но тогда каким образом мы туда войдем, может, объяснишь?
Что-то слабо ты сегодня соображаешь! Иди за мной.
То есть? Мы что, действительно никого не вызовем на подмогу? Ты же знаешь, что мы
Шарко уже двинулся вдоль каменной стены к чаще леса.
Нарушаем порядок, неуверенно прошептал лейтенант упавшим голосом и поспешил догнать комиссара, успевшего скрыться за деревьями.
Лес вокруг них становился все гуще, папоротники хлестали по ногам, ветки угрожающе подступали к ограде. Спустя несколько минут Шарко остановился и чуть отступил назад. Ему стала видна верхняя часть западной стены дома.
Ага, тут вроде бы торец без окон, сказал он. Отличное место, чтобы проникнуть в парк незамеченными.
Жак подпрыгнул на месте:
Чистое безумие! Черт, этот тип угробил двух ребятишек, мы понятия не имеем, кого увидим там, за стеной, и потом
Шарко вернулся к лейтенанту и, пристально глядя на напарника, оборвал его стенания:
Либо ты продолжаешь стоять тут и ныть, либо идешь со мной. Но в любом случае, пока я тут, ты молчишь, понятно?
Комиссар огляделся, приметил ветку, расположенную достаточно низко, и, держась за нее, начал карабкаться на стену. Шарко не был создан для подобного рода акробатики и двигался, как марионетка в руках неумелого кукловода, но ему было на это плевать: значение имел только результат. И вот он уже с руганью приземлился в густую траву и рванул к дому. Леваллуа чуть позади.