Ну!
Скажем, подложить под дверь врубленный динамик?
Под дверь? Тиш опасно усмехнулся. Скинул с плеч рюкзачок и достал моток широкого скотча. Да нет, зачем под дверь? Под дверь тихо Прям в кабинет! На всю ночь!
А выключит?
Обездвижим.
А сигнализация?
А нет сигнализации!
Антон открыл было рот, однако сказать ничего не успел услышал вскрик Громовицы. Обернулся. Оказалось, Тихуша улучил момент и выхватил из рук девушки злополучный гаджет. Та кинулась отнимать, но дорогу ей отважно заступил субтильный Тихоня. Похититель же, отбежав на десяток шагов, вскрывал устройство.
Э! сурово одернул Треплев. Молодежь! Вы как с дамой обращаетесь?
Тихуша захлопнул крышку и вскинул сияющее мурло.
Работает! заверил он. Порядок!
С композитором молодые люди, следует признать, справились вполне профессионально не то что давеча с Антоном Треплевым. Враг человечества номер два даже не успел вскочить со стула. Оставалось лишь зафиксировать жертве конечности с помощью скотча и залепить рот.
Разумеется, старшие товарищи пытались помешать юным террористам, но те оказались куда проворнее. Когда Антон с Громовицей, взбежав на второй этаж, ворвались в кабинет, все уже было кончено.
А сигнализация, кстати, так и не включилась. Возможно, взаправду отсутствовала.
Идиоты прошипела Громовица и в бессильном отчаянии оперлась плечом на косяк.
Озадаченно помаргивая, примотанный к стулу композитор крутил крупной лысеющей головой. Особо испуганным он не выглядел, чего, кстати, никак не скажешь о юных диверсантах. Похоже, ребята сами ошалели от собственной дерзости и удачливости.
Когда-то был у Антона Треплева котенок. Звали его Лап. Выпущенный однажды во двор, кинулся он в плотную стаю голубей и, к изумлению своему и восторгу, действительно поймал одного. Поймать-то поймал, а что с ним делать дальше? Но пока Лап соображал, голубь (солидная крупная птица) стукнул наглеца сгибом крыла по носу и, освободившись от слабеньких объятий, с достоинством улетел.
Так вот выражение, оттиснувшееся на лицах трех Тихонов, живо напомнило Треплеву тогдашнюю очумелость кошачьей мордашки.
Комната была погружена в полумрак, тлел один ночник да помигивал огоньками музыкальный центр, издававший тихое подобие той какофонии, с помощью которой отшибленные совсем еще недавно гоняли пятерых тихушников по всей окрестности. Приглушенный долбеж был беспомощен, как взятый в наручники бандит.
Видимо, не только избыток средств побудил композитора отхватить столь огромную территорию под дачный участок. Бытовала в старину такая мера длины переклик. Иными словами, расстояние, одолеваемое человеческим воплем. Так вот, надо полагать, радиус владений составлял переклика полтора.
А с другой стороны, как иначе? Сочинять лучше в тишине даже если сочиняешь что-либо оглушительное.
На фиг ты ему рот залепил? буркнул Тиш, пытаясь хотя бы командирским тоном вернуть себе уверенность.
Чтоб молчал робко отозвался Тихоня.
А кто услышит?
Клейкую ленту, коей были опечатаны уста композитора, оторвали, но возвращенным ему даром речи тот воспользовался не сразу. Еще раз оглядел с интересом незваных гостей, пожевал губами и внятно произнес:
Ну-ну
Помолчал и добавил:
Может, лучше чаек поставим?
Зря он это добавил. Предложение принято было кое-кем за издевательство, каковым, возможно, и являлось.
Чаек? взвился Тихоня. Будет тебе чаек!
Вопреки общепринятому мнению, чем трусливее человек, тем беспримернее его отвага, поскольку в критические моменты рассудок у подобных субъектов отключается, а стало быть, жди подвига. Тихоня наверняка был трусоват и, как следствие, чрезвычайно опасен. Выхватив у Тихуши динамик, он неистово предъявил его обездвиженному.
И что? с любопытством осведомился тот.
А вот что страшным предсмертным шепотом ответил ему Тихоня и нажал клавишу.
Это в замкнутом-то пространстве! Нет чтобы поставить устройство на таймер, а самим быстренько покинуть место преступления Казалось, мир лопнул по швам. Содрогнулся огонек ночника, мигнули диодики на ящиках музыкального центра. Композитор и тот поморщился. Террорист же выронил динамик и медленно в три приема опал на ковер. Как застреленный.
Глава 4Иоганн СебастьяновичЧай пили в столовой. Празднично пылала хрустальная люстра, сверкала крахмальная скатерть, и лишь немногочисленные обрывки скотча на пижаме хозяина напоминали о досадном инциденте. Окна, лишенные противомоскитных сеток (откуда бы взяться комарам в августе!), были распахнуты в населенную цикадами и сверчками ночь. Веяло прохладой.
Знаете, Антон, задумчиво говорил композитор, с любопытством поглядывая на старшего из гостей. Вы так мне кое-кого напоминаете, что вас иногда хочется назвать Антоновичем честное слово!
Хочется называйте, позволил тот.
К тому времени он уже пришел в себя, и следует сказать, что в себе ему не понравилось. Было там как после погрома. Ничего себе будущее: не бомбежка так облава, не облава так дурацкий демарш трех малолетних отморозков.
Извините! сказал композитор. Вас уже, наверное, достали Но кроме шуток очень похожи. Очень.
Не было у Треплева сыновей, буркнул Тиш, не поднимая головы.
Три незадачливых диверсанта сутулились каждый над своей чашкой и друг на друга не смотрели. Переживали позорный провал. Хуже всех приходилось Тихоне опять подвел! Чуть не помер, самоубийца. Какой уж тут теракт! Не до теракта
Зато Громовица сияла. Подобное развитие событий совершенно ее устраивало.
Верно, не было, кивнул композитор, одобрительно взглянув на Тиша. Закоренелый холостяк. Но мог ведь и на стороне соорудить
А вы что, встречались с Треплевым? неприязненно осведомился Антон, хотя только что настрого запретил себе открывать рот. И так вон уже успел глупостей натворить сверх меры.
Так Пару раз
Это где же, позвольте узнать?
У прапорщика Оболенского за преферансом
Звякнула ложечка. Гость выпрямил спину, всмотрелся.
Иоганн Себастьяныч?
Слушаю вас с готовностью откликнулся хозяин.
Но тот, кого хотелось назвать Антоновичем, онемел. Ошеломленно пошевелил губами и снова уставился. Да никогда бы не узнал Вот что, оказывается, делают с человеком какие-нибудь двадцать лет! Бывший карточный партнер заметно раздался вширь, массивное лицо обрюзгло, обрело не то львиные, не то обезьяньи черты, солидная проплешина обрамлена короткой седоватой бахромой.
У вас грива была туповато вымолвил Антон.
Была согласился композитор и с преувеличенной скорбью огладил обширную плешь. Грива была все было Да вы, деточки, пейте чай, пейте
Деточки совету не последовали тоже изумленно драли глаза на Иоганна Себастьяновича. Ишь, с кем знакомство водил! На Антона не смотрел никто. И слава богу
У вас грива была туповато вымолвил Антон.
Была согласился композитор и с преувеличенной скорбью огладил обширную плешь. Грива была все было Да вы, деточки, пейте чай, пейте
Деточки совету не последовали тоже изумленно драли глаза на Иоганна Себастьяновича. Ишь, с кем знакомство водил! На Антона не смотрел никто. И слава богу
Хорошо играл? с трепетом спросил Тихуша.
Треплев? Так Ничего выдающегося. Хотя Может, просто не в ударе был Мы ж всего два раза пулю расписывали
Улыбнулся, достал трубку настоящую, не электронную. Раскурил неторопливо. Первый клуб дыма покрутился под люстрой, расточая аромат вишни, затем, подхваченный сквозняком, кинулся стремглав в ночное окно. К сверчкам и цикадам.
Тем не менее, продолжал Иоганн Себастьянович, перемежая речь вдумчивыми затяжками, при всей мимолетности знакомства вашему знаменитому двойнику, Антон, я обязан многим В частности, нынешним своим благополучием
Вот как?..
Да, представьте Сразу после теракта стали искать сообщников. И что ж вы думаете? Загребли! Объявили правой его рукой, главой подполья
Вас?!
Меня. А вот не садись в карты с кем попало
А Оболенский?
Оболенский в своем амплуа Он ведь тогда под трибунал угодил за растрату и промотание За месяц до событий оправдали, уволили к чертям из рядов, и уехал он к дочери в Торонто А я, стало быть, отвечай за всех! Чувствую, вот-вот начнут допрашивать с пристрастием Ну и какой мне смысл перечить?.. Да, говорю, глава Рассказчик выдержал паузу и с удовольствием оглядел приоткрытые рты гостей. Пальцем не тронули!.. победно сообщил он. А самое-то забавное тихушники тоже решили, будто я их глава! Раз в газетах написано, значит, глава Что ж вы чай-то не пьете?
Успеем, заверил Антон. Вы продолжайте
Да-с удовлетворенно молвил хозяин. Раз глава, начали меня обхаживать.
Тихушники?
Нет. Контора А что, говорят, если вы публично отречетесь и покаетесь? Обратите внимание, сдать подполье с потрохами даже не предлагали видно, сдавать еще было нечего Ага, думаю, это уже что-то конкретное Нет, говорю, не отрекаются, любя Так мы ж не задаром, говорят. Чего бы вы хотели?.. Композитор пододвинул поближе мельхиоровую пепельницу и долго располагал в ней трубку так, чтобы не упала набок. Установил, полюбовался, проводил глазами восходящую к потолку струйку дыма. Ну я им условие: готов уйти из политики, если дадут возможность творить в свое удовольствие. И ведь не надули, как ни странно дача, госзаказы, пиар
А вы не боитесь все это разглашать?
Ну не будьте вы так наивны, Антон! Там, наверное, тоже не дурачки сидели. Какая им разница, тот я, не тот! Задача в чем? Чтобы публика поверила, будто подполье обезглавлено Ну так попробуй не поверь, если мое отречение в ленте новостей! Таким вот, стало быть, манером я и попал из Савлов в Павлы, ни тем, ни другим не будучи Печенье берите
Спасибо А что тихушники?
Решили облить презрением. На здоровье, я не против
Отомстить не пытались?
За что?
Н-ну вы ж говорите, они и впрямь поверили, будто вы
Пытались, но Да вот как сегодня
Три Тихона вновь нахохлились и уткнули носы в чашки.
А отшибленные?
А что отшибленные? Теперь это мои фанаты, моя финансовая опора
Непрост, ох непрост был Иоганн Себастьянович. И тогда, за карточным столом, и сейчас, за обеденным. Глядя в карие с насмешливой искоркой глаза, Антон давно уже заподозрил, что узнан с первого взгляда и что композитор просто не желает посвящать посторонних в тайну их знакомства, потому и ограничивается намеками.
Если так, то побег, считай, удался Себастьяныч наверняка все входы и выходы знает, связи у него