Я почувствовала, что неловкость между нами усиливается. Надо наладить контакт.
Миссис Палмер
Грета, попросила она. Называй меня Гретой.
Она тоже стремится найти общий язык со мной, как и я с ней. Приятельские отношения непременно ведут к тому, что люди начинают делиться секретами, а это, если правильно воспользоваться, очень важно в искусстве расследования. Необщительные сыщики мало что узнают. В этом вопросе великий Холмс ошибался.
Грета, повторила я. Меня интересует один вопрос. Может быть, вы меня успокоите.
Блестяще, Флавия. Сделай вид, что обеспокоенная сторона это ты (и неважно, что это не так).
Не успела она собраться с мыслями, как я выпалила:
Где был Орландо в то утро, когда убили трех Граций?
У меня уже было два ответа на этот вопрос. Поппи Мандрил утверждала, что он был с ней. Обвинитель каноника Уайтбреда говорил, что он уехал в Лондон.
Скорее всего, в лодочном доме, ответила Грета. Он приехал из Лондона накануне вечером.
Он же уехал в Лондон в субботу. За день до убийств.
Так сказала мне Клэр.
Грета засмеялась.
Видишь, как путаются показания, когда речь идет об убийстве? Как я сказала, он приехал. Я знаю точно, потому что встретила его на вокзале.
Из «Доллилендс», сказала я. Его только что выпустили из частной клиники.
Из «Доллилендс», сказала я. Его только что выпустили из частной клиники.
Верно, подтвердила она.
Тогда вот мой вопрос, продолжила я. Его лечение было успешным? Или он все еще находился под воздействием паральдегида?
Откуда ты знаешь? изумленно спросила она. Если бы у нее были перья, они бы встали торчком.
Я пожала плечами. Мне надо было знать, находился ли Орландо в момент отравлений под воздействием паральдегида и во власти галлюцинаций, которые иногда сопровождают его употребление.
Я чувствовала ее сопротивление. Она не хотела отвечать, но неохотно промолвила:
Все это вскрылось, когда обвинили его отца. Можешь прочитать об этом в «Великих судах».
У меня нет под рукой экземпляра «Великих судов», объяснила я. Кроме того, мне бы хотелось услышать вашу версию.
Зачем ты это делаешь, Флавия? спросила она, доставая очередную сигарету.
Потому что я вам доверяю, ответила я, охваченная внезапным приступом вдохновения.
Сработало. Грета разговорилась.
Орландо побывал в нескольких заведениях и частных больницах, все они обещали многое, но никто не смог его вылечить. «Доллилендс» был последней надеждой. Они принимали только самых тяжелых пациентов. Он приехал вечерним поездом в субботу, отправился в лодочный дом и, насколько я знаю, сразу же сделал себе укол. Через час явился в «Дуб и фазан», и я провела его через заднюю дверь во дворик. От него пахло за несколько метров. Он находился в состоянии крайнего возбуждения. Твердил, что сплетни погубили его репутацию и доброе имя. Ему присылали ужасные письма. Он сказал, что у него не остается другого выбора, кроме как обратиться в полицию. Я велела ему идти домой и проспаться. Это было просто ужасно. Он рыдал. Я тоже, только позже.
Вы видели его в воскресенье?
Нет. Судя по всему, никто его не видел. Он утверждал, что до понедельника пролежал не вставая в лодочном доме.
Спасибо, Грета, поблагодарила я. Вы очень полезны.
И я не лукавила.
Я рада, ответила она. А теперь я хочу, чтобы ты забыла об этом деле. Орландо мертв, но в Воулсторпе есть много секретов. Некоторые из них выйдут на поверхность, а другие нет. Проблемы никому не нужны. Возьми это, езжай домой и забудь обо всем.
И она снова протянула мне стопку банкнот.
Оставьте себе деньги, отказалась я. Взятки не беру. Я не такая.
А какая? обиженно спросила она.
Я человек, который изменит мир, объяснила я. Вот только брекеты сниму.
Грета тихо засмеялась, но смех умер в ее горле, как подстреленный фазан. Неподалеку послышался мужской голос:
Грета!
Она схватила меня за руку и затащила за старый памятник, прошипев:
Это Арвен! Мой муж. Он пришел за мной. Он меня убьет!
Почему он хочет вас убить? прошептала в ответ я.
Тебе не нужно знать, ответила она, прижимая мой локоть к груди, словно утопающий спасательный жилет.
Я не потрудилась объяснить, что уже все знаю. Выглянула из-за надгробия. Арвен Палмер стоял в тридцати футах от нас, оглядываясь и почесывая голову.
Видишь его? прошептала она.
Я утвердительно кивнула.
Тихо, взмолилась она. У Арвена не хватает терпения. Он бросит эту затею и уйдет, не осмотрев кладбище целиком.
Вы хорошо его знаете, заметила я.
Она мрачно усмехнулась.
Слишком хорошо. Ему не хватает терпения, но он никогда не забывает ошибок
И после паузы она добавила:
Никогда!
Минут десять мы тихо сидели, опираясь спинами на памятник. Потом миссис Палмер встала на ноги и отряхнула юбку.
Я ухожу. Пойду кружным путем. Но обещай мне, Флавия она поймала мой взгляд. Когда констебль Оттер придет допросить тебя, не упоминай мое имя. Пожалуйста. Умоляю тебя. Спасибо тебе заранее и прощай.
Она прикоснулась к моей руке и ушла. Я потеряла ее из вида еще до того, как она подошла к реке.
Глава 24
Я надеялась, что найду Хоба в отцовской лавке. Это все сильно упростило бы. Но нет.
Несколько минут я стояла на улице и глазела, как я всегда делаю, когда хочу, чтобы меня приняли за туриста. В окнах ритуального бюро Найтингейла не было никаких объявлений о похоронах, что неудивительно; выцветшие и потертые бордовые занавески скрывали все, что таилось за окном. Я приложила ладони ковшиком к стеклу и попыталась рассмотреть, что внутри.
Ничего, кроме нескольких дохлых мух.
Ничего, кроме нескольких дохлых мух.
Я подергала дверь, но она была заперта. Ходить на задний двор смысла нет. Не хочу, чтобы меня заметили на частной территории.
Что делать?
Как часто случается с умными девочками, ответ уже был в моей голове, готовый для немедленного использования, словно божественная отвертка.
Я вспомнила, как однажды летом сидела на проповеди Денвина Ричардсона, посвященной книге Матфея. Может, дело в том, что Денвин часто цитировал свои зимние проповеди, потому мне это так запомнилось. Так или иначе, я слышала эти слова не один раз:
Просите и дано вам будет, ищите и найдете, стучитесь и отворят вам. Ибо всякий, кто просит, получает, кто ищет, находит, и тому, кто стучится, отворяют.
Какой замечательный и полезный текст! Я закрыла глаза, сложила руки и попросила.
В этот самый миг я вспомнила, что через несколько домов находится магазин шерсти. Развернулась и прогулочным шагом отправилась в том направлении.
Звякнул колокольчик, и я вошла внутрь.
Хорошего дня, сказала женщина за прилавком, сидевшая в кресле и вязавшая. Она показалась мне смутно знакомой, и я не сразу поняла, что она напоминает мне овцу.
Я сделала вид, что меня интересуют мотки шерсти.
Вы вяжете? спросила она.
Нет, я нет, ответила я. Но моя тетушка Фелисити да. Она потрясающе вяжет. Обещала мне связать свитер с фарерскими узорами[35], если я найду пряжу моего любимого цвета.
Какого? спросила женщина.
Павлиньего.
Она отложила вязание и начала выбираться из кресла.
Павлиньего? уточнила она.
Да, с энтузиазмом ответила я. Это один из моих школьных цветов.
А в какой школе вы учитесь? скептически спросила она.
Мисс Бодикот, сказала я и добавила, как будто это все объясняет, в Канаде.
Не говоря больше ни слова, она пошаркала в сторону задней комнаты, на что я и рассчитывала.
Я тут же схватила пару крючков для вязания с прилавка и сунула их в карман.
Разумеется, я легко могла заплатить за них, но я не хотела оставлять улики. Компенсирую добрыми делами в другой раз.
Женщина, чтоб ее черти побрали, вернулась через несколько секунд и вывалила с полдюжины мотков на прилавок.
Павлиний, гордо сказала она. На распродаже. Могу уступить за шесть шиллингов.
Я взяла моток и тщательно его ощупала.
О боже, сказала я, мне кажется, это индийский павлин. Цвет мисс Бодикот яванский павлин. Видите ли, сама мисс Бодикот выросла в Батавии. Говорят, яванский павлин получил свой уникальный зеленый оттенок от вулканической земли.
Я изобразила жуткий косой взгляд всезнайки, который якобы должен был подтвердить смесь вымысла и фактов. И одновременно, сама себе не веря, вознесла молчаливую хвалу моей несносной кузине Ундине за то, что она без устали трещала о природе Сингапура и бывшей Малайи.
Ну хорошо, ответила женщина-овца, но по ее голосу было понятно, что она вовсе не рада.
Она убрала пряжу под прилавок и вернулась к своему вязанию.
Спасибо, громко и жизнерадостно сказала я, направляясь к выходу. Милый магазинчик.
Я неторопливо прогулялась по улице обратно к лавке Найтингейла.
Ненадолго остановившись у окна, я незаметно в кармане согнула крючки в форме буквы Г. Когда на ощупь мне показалось, что я сделала все как надо, я достала оба крючка из кармана и приложила к замку как импровизированные плоскогубцы.
Доггер долго и тщательно учил меня искусству открывания замков. Это одно из многочисленных умений, которые он отточил в своей прежней жизни. Я бы с удовольствием поинтересовалась, где, как и почему, но я слишком хорошо воспитана. Остается только слушать и наблюдать.
Словно по волшебству в замке что-то щелкнуло и ручка легко повернулась. Бросив быстрый взгляд направо и налево, я вошла в помещение.
Не первый раз в жизни я провожу рекогносцировку в лавке гробовщика. Штука в том, чтобы найти то, что мне надо, и не попасться. Хотя это может показаться хорошей идеей, но при свете дня довольно трудно объяснить, что я делаю в обществе мертвецов.
Итак, первым делом надо определить, здесь ли труп Орландо.
Арка справа от меня вела в маленькую часовню, где лицом к пустой стене стояли стулья в несколько рядов.
Ничего. Слева сдвоенные двери, при виде которых мое сердце ускорило бег: сдвоенные двери предназначены для того, чтобы вкатывать и выкатывать то, что не может перемещаться на своих двоих.
Я легко постучала по деревянной панели просто на всякий случай вдруг внутри кто-то есть. На этой стадии я еще могу объяснить, что я тут делаю. Ищу Хоба. Входная дверь оказалась открытой, и так далее.
Я толкнула дверь и заглянула внутрь. Вот это уже поинтереснее! Святыня, сердце империи смерти.
Две фарфоровые плиты с канавками стояли бок о бок. К сожалению, на них ничего не было. Стеклянные резервуары находились под рукой, и в них поблескивала бальзамирующая жидкость карамельного цвета, которая, как предполагается, должна сохранить здоровый цвет лица субъекта.
На стене висели хирургические инструменты из нержавеющей стали, в том числе огромный шприц с иглой величиной с хоботок доисторического москита, предназначенный для извлечения содержимого желудка.