Говорят на языке призраков, сказал Еем. Жаль, я ничего не понимаю.
Жаль, я ничего не понимаю, сказал Призрак с дикой желтой шевелюрой.
Депутация из Латхвса спустилась по ступенькам в подземелье, погрузившись в могильный холод. Они молча и чинно прошли по каменному коридору, кивая друг другу, прикасаясь к плесени и железным решеткам, перешептываясь и жестикулируя. Свернули за угол и приблизились к камере.
Вытаскивайте нас отсюда! заголосил Черный Призрак.
Будьте вы прокляты! заорал Красный Призрак.
Депутация как ошпаренная взлетела вверх по лестнице.
Привидения, химеры!
На солнцепеке их колотил озноб.
Привидения, именно, злобные, жуткие химеры!
Их нужно уничтожить!
Уничтожить!
Они ухватились друг за друга, чтобы устоять на ногах.
А кто этим займется? Не ты ли, часом, Ылт?
Это не входит в мои обязанности. По этой части у нас Ремм.
Еще чего! Нужно провести судебное разбирательство и судить мать с отцом за колдовство!
Вы видели, во что превратился Кемм? Он умер, как только Призрак прикоснулся к нему. Почернел и умер.
В застенке один призрак повернулся к другому.
Видишь, что ты натворил?
Это я-то? Это мы оба.
Ты притронулся к нему. Чем ты вообще болен?
Чем я болен, придурок? Да ничем! Какой-то микроб. Для меня, для тебя, для всех землян он безвредный. А для него смертельный. Боже, как же он мгновенно обуглился. Ну и влипли же мы. Жди теперь беды.
Все равно, зря ты его тронул!
Депутация обрушила на них огонь, после огня залила кислотой. После кислоты изрешетила пулями. После пуль завалила их камнями, грязью и песком, пока узилище не оказалось глубоко погребенным. Затем они снесли дом. По кирпичику. И развеяли по всем четырем сторонам света. Мать и отца, умолявших о пощаде и отрицавших свои злодейства, порубили на тысячи кусочков и похоронили в тысяче городов. За детьми установили строгое наблюдение и определили их в новую семью, в которой нередко поздними ночами они говорили про призраков.
Как ты думаешь, мама и папа были ведьмами?
Наверняка. Страшно подумать.
Спустя год, когда призраки вновь появились на Марсе, то, вполне естественно, вину возложили на детей и безотлагательно умертвили.
Той ночью ветер взметал песок и заставлял свет звезд осыпаться как снег. В ту ночь окна дребезжали, словно хрустальные косточки, и сердце бурным потоком перегоняло кровь. Все обитатели дома оторвали головы от мятых подушек, протерли глаза и обратились в слух. Ведь внизу, во дворе, воцарился мрак, доносились шепоты, возгласы призраки вернулись!
Эй, кто-нибу-у-удь! завывали призраки. Эй, кто-нибу-у-удь, крики удалялись.
Ш-ш-ш! дети прильнули друг к дружке, сжав кулачки. Свернулись клубочками в своих постельках.
Эй, кто-нибу-у-удь! Кто-нибу-у-удь! заскрипели шаги на хрустальном песке. Раздавался хруст крошащихся алмазов.
Эй, кто-нибу-у-удь! Голоса смолкли.
Мама впопыхах вбежала в комнату с синим факелом в руке.
Дети, у вас все в порядке?
Да!
Она обняла их.
Папа захворал. Что-то с сердцем. Опять эти призраки. Просто невыносимо.
В распахнутые окна проникли голоса. В глухой ночи голоса перемешивались с ветром. Дети подняли головы с теплых подушек, чтобы повернуться, прищурить глаза, приложить к ушам сложенные ладошки.
Сюда, сюда, произнес голос во дворе.
Осторожно, промолвил другой голос в лунном свете.
Это и есть Марс?
Да.
Что-то мне на Землю захотелось!
Дети вцепились друг в друга, чтобы не завизжать от ужаса.
И так продолжалось каждую божью ночь.
Что говорят голоса? спросила десятилетняя девочка Эйо.
Они говорят на неведомом нам языке, ответил мальчик Тиа.
Голоса слышались минут десять или около того, а потом умчались, оседлав раскаленный вихрь. Серебристый снаряд растворился в небесах.
Призраки, призраки! стонал папа.
Наутро он не мог ни есть, ни работать в знойный день, а лежал пластом в постели, парализованный встречей с фантомами.
Домашний очаг разваливался на глазах. Всех обуяла паника. Тиа сжал запястья сестренки и сказал, глядя ей в глаза:
Ночью я поставлю западню, и мы поймаем призраков!
O-о, Тиа! вскричала она. Какой ты храбрый!
Весь день он проработал во дворе с сосредоточенным лицом.
Ночью с дрожащими губами и издерганными от ожидания нервами они думали о призраках, тряслись и холодели в своих постелях, не в силах смежить желтоватые глаза. Ведь они только и слышали про этих призраков от мамы и папы, от тетушек и дядюшек. И вот, как только двойные марсианские луны поднялись над голубыми марсианскими холмами, они подкрались к окну и выглянули наружу. Ирил, Крр и Вии все трое, затаив дыхание, ждали и следили за мглистым небом.
2010 г.
Джемима Трю
Джемима Трю прилетела на Марс весной 2160 года, и мужское население города-новостройки опустило ступни с подножки бара на пол, не отрывая глаз, ибо она была обворожительна, притягательна, а они все стояли, глядя ей вслед, хотя она давно исчезла из виду.
Это было шестое по счету здание, сколоченное в городе, снабженное лестничным пролетом, ведущим наверх, и дверью в длинный коридор, сквозь которую можно было поглазеть на женщин с перламутровыми телами, чей смех доносился до самых марсианских каналов. Аромат их духов был слаще домашней пищи для приходивших после работы на жаре парней, которые трудились, чтобы отстроить Марс по образу и подобию Земли. На окраине города, где холмы плавно спускались навстречу искусственному освещению, стоял дом, в котором не смолкал грохот падающих канделябров (опрокинутых бутылок) и топот.
Джемима Трю была молодой женщиной из комнаты 1, с волосами, подобными вспышке солнечного света, и белоснежной кожей.
Поначалу земляне прибывали не очень охотно, зато потом пошли косяком. Первыми прилетели самые любознательные. Микроскопист со своим инструментом, в боевой готовности и с горящими глазами, вырвался на увядшие просторы Марса в поисках невиданных одноклеточных организмов, инфузорий и амеб. Ученый лихорадочно метался из стороны в сторону, жаждая, подобно Тому Вулфу, проглотить все книги, ко всему прикоснуться, перерыть, осмыслить, переварить уйму новых материалов, и присвоить им названия. А формы жизни! Боже мой, какие там формы жизни! Крошечные существа из пыльцы, твари, обитающие на холмах, создания, сотканные из воздуха!
Они завезли пятнадцать тысяч футов орегонской сосны, семьдесят пять тысяч футов калифорнийской красной древесины и соорудили чистенький, аккуратненький городишко на берегах каменного канала. По воскресным вечерам в красных, синих и зеленых витражах церквей зажигались огни и слышалось пение занумерованных гимнов.
Теперь споем 79-й. А теперь споем 94-й.
А из некоторых домов доносился стрекот пишущей машинки. Это трудился романист. Из некоторых домов доносился скрип пера. Это творил поэт. Или ничего не доносилось. Это работал бывший бездельник. Казалось, будто величайшее землетрясение вырвало со всеми потрохами некий городок в Айове, а смерч из Страны Оз перенес его целиком на Марс и поставил на место без малейшего толчка.
Он бежал по улицам с маской в руке. Он нахлобучил ее и завыл: «Буууу!» Он прятался за зелеными вязами. Он хоронился под речными мостами, зажмурив глаза, в одиночестве, зарываясь все глубже и глубже. Ибо настал Хеллоуин, и ветер сдувал ребятишек с залитой лунным светом лужайки из бетона и смолы, сквозь чащи штакетника, а большие, как бледная луна, башенные часы на здании суда отбивали время, торжественно и скорбно, и звезды описывали круг на исполинском чертовом колесе, что раскинулось от горизонта до горизонта.
2010 г.
Деды были у всех
2010 г.
Деды были у всех
Среда 17 мая 2001 года, планета Марс.
Люди пробираются сквозь жесткие травы с мотками белой бечевки в руках, а за ними следом идут люди со стальными кувалдами и вбивают в землю колышки. Они привязывают к ним бечевку. По всей округе необъятной паутиной гудят веревки.
Здесь почта, ратуша, там бакалея, тут каталажка, галантерея, мелочная лавка
Они размахивали руками во все стороны света, поплевывали, придерживали шляпы на ветру.
Боязно, прошептал Самсон Вуд, до чего же боязно.
Что? спросил шериф города Нигде на Марсе.
Представляете, это же первый город, самый первый на всем Марсе, сказал Самсон Вуд. На этой земле. Только шпагат гудит. Слышите, как подвывает. Боже мой!
Они прислушались к струнам, намотанным на колышки, к огромной, распростертой на земле арфе, играющей свою мелодию.
Есть другие, древние города, построенные марсианами?
Да, но этот особенный. Этот наш. Этот город мы сами, медленно промолвил Самсон Вуд. Его глаза сощурились до щелочек и слезились на раннем утреннем холодке. Он высморкал свой крупный нос. Не каждый день выпадает такое, когда можешь сказать, что присутствовал при закладке первого города, когда натягивали шпагат на колышки, заливали бетон в фундаменты и забивали первый гвоздь. Господи, это все равно что попасть в Эдем, с Адамом, Евой, и все такое прочее.
Да уж, сказал шериф.
Все это знакомо, задумчиво сказал Самсон Вуд.
Откуда?
Фронтир. Взгляните. Взять хотя бы этот участок. Он похож на Вайоминг. Он мог бы вполне оказаться и в Миннесоте, и в Айове. Но больше всего он похож на Дикий Запад. Так и ждешь, что вот-вот, откуда ни возьмись, выскочит походная кухня, и кто-нибудь запустит в меня коврижкой и гаркнет «Кормежка!», и все сорвутся с места. Вам знакомо это гулкое громыхание сапог, когда все бегут? Оно и сейчас у меня в ушах.
Так вот вы откуда? спросил шериф.
Вайоминг? Да, черт возьми. А еще Аризона и Техас. Я немало поездил. Вот поэтому-то я не мог не прилететь сюда. Меня никогда не тянуло путешествовать по Европам-Азиям. Но Марс совсем другое дело.
Он насытил свой взор необъятными просторами пустошей. Он оглянулся, стоя рядом с шерифом, напряженно, до слез всматриваясь в дальние дали.
Я здесь для того, чтобы что-то найти. Я не знаю, что именно. Нечто такое, чего у меня не было на Земле. Я даже не знаю, чего хочу или зачем я здесь, но я собираюсь найти это нечто. Как только увижу, сразу пойму.
Пожалуй, мы все здесь ради этого.
Особенно я. По ночам в полете меня охватывал страх. Я думал: а что, если я ничего не найду, когда прилечу? А вдруг мне придется возвращаться на Землю с пустыми руками? Такие вот мысли меня посещали.
Есть такое.
Мой дед отправился на Запад в 1890 году. Всю свою жизнь я только и слышал про Запад, про освоение, крытые фургоны, про индейцев, бордели, банды и шайку братьев Джеймс. Дед рассказывал мне у костра по ночам и играл на гитаре. Господи, я и сейчас слышу его пение.
Да, славное было времечко, сказал шериф.
Отменное! Ты мог сказать, не нравится мне Нью-Йорк, и укатить в Иллинойс, а когда Иллинойс надоедал, ты отправлялся в Оклахому. В Техас, на просторы, потом на море. Они долго не выходили на морское побережье, а потом остановились. Это все равно что прекратить кровообращение в руке. Пока еще можно было передвигаться, находить новые места, все складывалось не так уж плохо. Но вот ты добрался до последнего берега последней суши и начинаешь скисать. Когда кровь перестала бежать по жилам Земли, а войны стали заметно оживленнее и увлекательнее, и жареным запахло совсем близко.