Большую часть дня я был свободен. Я бы с удовольствием остался у себя в классе, но Тишенс вел там урок математики у третьего класса, так что я отправился в комнату отдыха (там, к сожалению, не покуришь), чтобы уютно поболтать с кем-нибудь из подвернувшихся коллег.
Комната отдыха, конечно, неверное название. Что-то вроде общего кабинета, посредине столы, а вдоль стен шкафы. В этой комнате рождаются слухи и сплетни, хотя приходят сюда под предлогом проверки работ. Есть у нее и то преимущество, что она располагается точно под моей, и благодаря этому счастливому совпадению можно, если надо, оставить класс работать самостоятельно и без разговоров, а самому пить чай или читать «Таймс» в мирной обстановке. Внизу отчетливо слышен любой звук, узнаваем любой голос, и для меня минутное дело спуститься вниз, поймать с поличным и наказать нарушителя. Именно так я заработал репутацию всеведущего, которая весьма мне на руку.
Комната отдыха, конечно, неверное название. Что-то вроде общего кабинета, посредине столы, а вдоль стен шкафы. В этой комнате рождаются слухи и сплетни, хотя приходят сюда под предлогом проверки работ. Есть у нее и то преимущество, что она располагается точно под моей, и благодаря этому счастливому совпадению можно, если надо, оставить класс работать самостоятельно и без разговоров, а самому пить чай или читать «Таймс» в мирной обстановке. Внизу отчетливо слышен любой звук, узнаваем любой голос, и для меня минутное дело спуститься вниз, поймать с поличным и наказать нарушителя. Именно так я заработал репутацию всеведущего, которая весьма мне на руку.
В комнате отдыха я застал Криса Кина, Китти Чаймилк, Робби Роуча, Эрика Скунса и Пэдди Макдоноу, ведущего уроки религии. Кин читал, время от времени делая пометки в красном блокноте. Китти и Скунс заполняли табели успеваемости. Макдоноу листал «Энциклопедию демонов и демонологии». Порой мне кажется, что он слишком серьезно относится к своей работе.
Роуч был погружен в «Миррор».
Еще целых тридцать семь, сказал он.
Тишина. Поскольку никто не переспросил, он пояснил:
Тридцать семь рабочих дней до середины триместра.[16]
Макдоноу фыркнул:
Что-то не припомню, когда это ваши дни были рабочими.
Свою часть я уже выполнил, сказал Роуч, переворачивая страницу. Не забывайте, что с августа я был в школьном лагере.
Летний лагерь был вкладом Робби во внешкольную программу: каждый год он уезжал на микроавтобусе с мальчиками в Уэльс на три недели, ходил с ними в пешие и байдарочные походы, играл в пейнтбол и занимался картингом. Все это он любил там он всегда ходил в джинсах, и дети называли его по имени и все равно утверждал, что с его стороны это великая жертва, дающая право бездельничать все остальное время.
Лагерь! насмешливо воскликнул Макдоноу.
Скунс взглянул на них с неодобрением.
Я полагаю, мы находимся в комнате отдыха, ледяным тоном подчеркнул он и снова уткнулся в свои табели.
На минуту воцарилось молчание. Эрик славный малый, но характер у него переменчивый; вообще он и сам может сплетничать взахлеб, сегодня же был мрачен. Должно быть, из-за пополнения на французской кафедре, решил я. Мисс Дерзи молода, тщеславна и умна еще один человек, которого придется опасаться. К тому же она женщина, а ветеранам не нравится работать бок о бок с женщиной на тридцать лет моложе. Пятнадцать лет он ждал повышения в любой момент, но теперь его не получит. Слишком стар и к тому же несговорчив. Это знают все, кроме него самого, и любая перемена в составе кафедры только напоминала ему о том, что он не молодеет.
Китти весело посмотрела на меня, подтвердив мои подозрения.
Кучу всякой канцелярщины не доделали, прошептала она. В прошлом триместре была неразбериха, и почему-то эти отчеты пропустили.
Она имеет в виду, что пропустил их Грушинг. Я видел его кабинет забитый никчемными бумагами, нужные папки тонут в море непрочитанных записок, утерянных курсовых, тетрадей, старых кофейных чашек, экзаменационных работ, ксерокопий и бессмысленных каракулей, которые он чертит, разговаривая по телефону. Возможно, мой кабинет выглядит так же, но я, по крайней мере, знаю, что где лежит. Грушинг просто захлебнулся бы, если бы Китти его не выручала.
Что скажете о новенькой? задал я провокационный вопрос.
Больно умна для своего блага, с раздражением ответил он.
Смущенно улыбаясь, Китти объяснила:
У нее новые идеи. Я уверена, она здесь хорошо устроится.
Грушинг превозносит ее до небес, насмешливо добавил Скунс.
Кто бы сомневался.
Грушинг большой ценитель женской красоты. Поговаривают, что Изабель Тапи ни за что не взяли бы на работу, если б не мини-юбка, в которой она пришла на собеседование.
Китти покачала головой.
Наверняка она прекрасно справится. У нее полно идей.
Сказал бы я, чего у нее полно, проворчал Скунс. Но ее взяли по дешевке, так ведь? Не успеем опомниться, как нас заменят прыщавыми выскочками с грошовыми дипломами. И сэкономят кучу денег.
Я заметил, как усмехается Кин, слушая и по-прежнему записывая. Материальчик для великого британского романа, подумал я. Макдоноу изучал своих демонов. Робби Роуч с кислым видом согласно кивал.
Китти, как всегда, постаралась всех примирить.
Ну, всем нам придется подтянуть пояса, сказала она. Даже смета на учебники
Тоже мне, удивили! прервал ее Роуч. Кафедру истории урезали на сорок процентов, в моем классе протекает потолок просто позор. У меня полная нагрузка, а они что делают? Выбрасывают тридцать тысяч на никому не нужные компьютеры. А крышу починить? А покрасить Средний коридор? А как насчет ди-ви-ди-проигрывателя, о котором я прошу уже бог знает сколько?
Часовне тоже нужен ремонт, ворчливо напомнил Макдоноу. Нужно снова повысить плату за обучение, вот и все. На сей раз этого не избежать.
Плату не повысят, вмешался Скунс, забыв о жажде тишины и покоя. Если мы это сделаем, то потеряем половину учеников. Вы же знаете, что есть и другие школы, и, по правде говоря, получше нашей.
«Нет, не сошелся клином свет на Риме»[17], тихо процитировал я.
Я слыхал, нас прижали, чтобы мы продали часть школьной земли, сказал Роуч, допивая кофе.
Неужели игорные поля? потрясенно спросил Скунс, заядлый регбист.
Не площадку для регби, успокоил его Роуч, а те поля, что за теннисными кортами. Ими сейчас никто не пользуется, разве что ребята бегают курить тайком. Они же всегда полузатоплены и для спорта все равно не годятся. Так что лучше их продать под строительство или еще для чего.
Строительство. От него добра не жди. Появится какой-нибудь торговый центр, где после школы будут собираться «солнышки», чтобы принять дневную дозу пива и поиграть в кегли.
Директор не одобрит эту затею, сухо заявил Макдоноу. Не захочет он войти в историю как человек, продавший «Сент-Освальд».
Может, мы перейдем к совместному обучению, мечтательно предположил Роуч. Представляете, девочки в форме
Скунс передернулся.
Уф! Боже упаси.
Воцарилась тишина, и вдруг сверху донесся шум, топот, скрип стульев и громкие голоса. Я поднял голову.
Это ваш класс?
Я покачал головой.
Нет, новенького, бородача-компьютерщика. Его фамилия Тишенс.
Похоже на то, сказал Скунс.
Топот и грохот не стихали, затем резко усилились, и, кажется, послышалось невнятное блеяние учителя.
Схожу-ка загляну туда.
Наводить порядок в чужом классе всегда немного неловко. Обычно я этим не занимаюсь в «Сент-Освальде» не принято совать нос в чужие дела, но шумели в моей комнате, и я чувствовал смутную ответственность за то, что в ней происходит. Я преодолел подъем в Колокольную башню, подозревая, что делаю это не в последний раз.
По дороге я встретил доктора Дивайна.
Ваш класс устроил этот жуткий гам?
Меня это сильно задело.
Конечно, нет, раздраженно ответил я. Там новенький, Тишенс. Вот что происходит, когда пытаются нести компьютерную науку в массы. Маниакальное безумие.
Ну так я надеюсь, вы с этим разберетесь. Я еще в Среднем коридоре услышал шум.
Ничем его не прошибешь.
Только отдышусь немного, с достоинством ответил я. Лестница с каждым годом становится все круче.
Дивайн хмыкнул.
Если бы вы меньше курили, вам были бы нипочем любые лестницы.
И был таков, прыткий, как всегда.
Встреча с Зелен-Виноградом не подняла мне настроения. Я вошел в класс, не обращая внимания на загнанного кролика за учительским столом, и разозлился, увидев среди учеников несколько своих. Пол был усеян бумажными самолетиками. Одна парта опрокинута. У окна стоял Коньман, разыгрывавший, очевидно, какую-то комедию, потому что остальные просто задыхались от хохота.
При моем появлении сразу воцарилась тишина, я услышал шепот: «Кваз!», и Коньман попытался но слишком поздно стащить с себя мантию.
Он посмотрел на меня и испуганно выпрямился. Еще бы. Застукан в моей мантии, в моей комнате, изображающим меня нет сомнений, чья эта обезьянья гримаса и прихрамывающая походка. Наверняка молится, чтобы провалиться сквозь землю.
Надо сказать, что Коньман меня удивил: хитрый и недоверчивый, он обычно с готовностью предоставлял первенство другим, а сам наслаждался представлением. Тот факт, что даже он осмелился так себя вести, не говорил ничего хорошего о способности Тишенса поддерживать дисциплину.
Вы. Вон.
Громкий шепот в таких случаях действует сильнее крика.
Коньман немного помедлил.
Сэр, я не
Вон!
Коньман исчез. Я повернулся к остальным и выдержал паузу. Никто не смотрел мне в глаза.
А вы учтите: если мне еще раз придется появиться здесь по такому же поводу, если я услышу, что кто-то повысил здесь голос, я оставлю после уроков всех и нарушителей, и их подручных, и безмолвных болельщиков тоже. Ясно?
Головы закивали. Среди учеников я заметил Аллен-Джонса и Макнэйра, Сатклиффа, Джексона и Андертон-Пуллита. Половину моего класса. Я удрученно покачал головой.
Я был лучшего мнения о вас, третий «Ч». Я считал вас джентльменами.
Простите, сэр, пробормотал Аллен-Джонс, уставившись на крышку парты.
Полагаю, извиниться вы должны перед мистером Тишенсом.
Простите, сэр.
Простите.
Простите.
Тишенс, выпрямившись, стоял на кафедре. Из-за непомерности моего стола он казался еще меньше и неприметнее. Его печальное лицо, казалось, состояло из одних глаз и бороды не столько кролик, сколько обезьянка-капуцин.
Я м-м-м спасибо, мистер Честли. Я н-наверное м-м-м т-теперь с-справлюсь сам. Мальчики ну