Когда-нибудь вы будете просить у меня прощения, Рауль, за свои злые слова, и я прощу вас!
Он покачал головой:
Нет! Нет! Вы сводите меня с ума Когда я думаю о том, что единственная цель моей жизни дать свое имя девушке из Оперы
Рауль!.. Несчастный!
Мне кажется, я сейчас сгорю со стыда и умру.
Живите, друг мой, строгим, прерывающимся голосом сказала Кристина. И прощайте!
Прощайте, Кристина.
Прощайте, Рауль.
Юноша, пошатываясь, пошел к двери.
Вы позволите мне иногда приходить поаплодировать вам? саркастически спросил он у порога.
Я больше не буду петь, Рауль
Ну, разумеется. Ирония его возрастала. У вас теперь есть другое занятие, с чем вас и поздравляю Но, может быть, мы еще увидимся когда-нибудь в Булонском лесу.
Ни в Булонском лесу, ни в каком другом месте вы больше меня не увидите, Рауль.
По крайней мере, вы можете мне сказать, куда вы отправляетесь? В какой ад или в какой рай?
Я хотела сказать вам, мой друг, но теперь не могу Вы мне не поверите, потому что потеряли веру в меня. Все кончено, Рауль.
Эти слова «все кончено» были сказаны с таким отчаянием, что юный виконт вздрогнул, почувствовав угрызения совести за свою невольную жестокость.
Я вас умоляю! воскликнул он. Объяснитесь же наконец! Вы свободны, вы прогуливаетесь по городу, надеваете маскарадный костюм и идете на бал. Почему же вы не возвращаетесь к себе домой? Чем вы занимались две недели? Что это за история с ангелом музыки, которую вы рассказали госпоже Валериус? Кто-то обманул вас, воспользовался вашей доверчивостью Я сам видел в Перросе Но теперь вы в своем уме, Кристина. Вы отдаете себе отчет в своих поступках А госпожа Валериус продолжает ждать вас и вспоминает вашего «доброго гения» Объясните, Кристина, умоляю вас! Что это за комедия?
Кристина сняла с себя маску и сказала:
Это трагедия, друг мой
Рауль не мог удержаться от удивленного и испуганного восклицания. Он увидел смертельную бледность на этом лице, которое знал таким прелестным и нежным и которое теперь было искажено до неузнаваемости. Горькая складка нарушила его чистую гармонию, а прекрасные глаза, когда-то чистые и прозрачные, как озера, служившие глазами маленькой Лотте, теперь пугали таинственной, темной, бездонной глубиной и были окружены мрачной тенью.
Любовь моя! Моя любовь! простонал виконт, протягивая к ней руки. Вы обещали простить меня
Может быть Когда-нибудь, может быть. Она снова надела маску и удалилась, коротким жестом остановив собравшегося последовать за ней Рауля.
Он нерешительно шагнул вперед, но она обернулась и тем же царственно-повелительным движением руки пригвоздила его к месту.
Некоторое время он смотрел ей вслед. Потом спустился вниз и присоединился к веселящейся толпе, но ничего вокруг не видел. Сердце его разрывалось от отчаяния, в висках стучала кровь; пробираясь через зал, юноша то и дело спрашивал, не видел ли кто человека в костюме Красной смерти. В ответ недоуменно пожимали плечами. Тогда он объяснил, что это неизвестный с головой мертвеца и в широком красном плаще, и получил ответ, что Красная смерть только что прошла здесь, волоча за собой королевскую пурпурную мантию. Но он так и не встретил ее и к двум часам утра в полном изнеможении оказался за сценой в коридоре, ведущем к артистической уборной Кристины Даэ.
Ноги сами привели его к тому месту, где начались его страдания.
Он постучал в дверь. Ответа не было Он вошел так же, как и в прошлый раз, когда разыскивал «голос». Артистическая была пуста. Ее тускло освещал газовый фонарь. На маленьком бюро лежала стопка бумаг. Рауль решил написать Кристине записку, но в эту минуту в коридоре послышались шаги Он едва успел спрятаться в будуаре, который отделяла от комнаты только легкая занавеска. Открылась дверь. Вошла Кристина.
Он затаил дыхание. Он хотел видеть. Он хотел знать! Что-то подсказывало ему, что сейчас должно произойти событие, которое, возможно, рассеет туман таинственной неизвестности
Кристина вошла, усталым жестом сняла маску, бросила ее на стол, тяжело вздохнула и села, обхватив руками свою прелестную головку. О чем она думала? О Рауле? Нет! Потому что он тут же услышал, как она прошептала:
Бедный Эрик!
Сначала ему показалось, что он плохо расслышал. Ведь ему казалось, что если кто-то заслуживает жалости, так это только он, Рауль. И было бы вполне естественным после всего, что произошло между ними, услышать из ее уст вздох: «Бедный Рауль!» Но она, покачивая головой, еще раз повторила:
Бедный Эрик!
Зачем этот Эрик вторгся в мысли Кристины и почему маленькая северная фея сокрушалась об Эрике, когда так страдал несчастный Рауль?
Кристина, склонившись над столом, принялась писать спокойно и деловито, и при этом вся ее фигура излучала такую безмятежность, что Рауль, который все еще дрожал от возмущения, был удивлен и раздосадован еще больше. «Какое хладнокровие», с горечью подумал он Между тем она писала, откладывая в сторону исписанные листки. Неожиданно она подняла голову и быстро спрятала написанное в корсаж Казалось, она к чему-то прислушивается. Рауль тоже прислушался. Откуда доносится этот странный шум, этот далекий звук? Что-то вроде глухого пения, которое просачивается сквозь стену. Впечатление было такое, будто стены поют Пение становилось все громче, слова отчетливее Вот уже хорошо слышен голос: красивый, нежный и в то же время мужественный, берущий за душу. Голос приближался, прошел сквозь стену, и вот он уже в комнате возле Кристины. Кристина встала и заговорила с ним, как будто перед ней был человек.
Я здесь, Эрик, сказала она. И я готова. А вот вы опоздали, друг мой.
Рауль осторожно выглянул из-за ширмы и не поверил своим глазам: рядом с Кристиной никого не было.
Лицо девушки светилось радостью. На обескровленных губах играла слабая улыбка, улыбка выздоравливающего человека, который обретает надежду и верит, что болезнь уже не страшна ему.
Невидимый голос снова запел, и никогда в своей жизни Рауль не слышал ничего подобного: в этом голосе, на одном дыхании, почти на одной ноте, слились мощная побеждающая страсть и нега, торжествующее коварство, трепетная сила, настойчивая нежность и, наконец, ликование. Это были величавые звуки, которые уже самим фактом своего звучания должны возносить в небо душу смертных, чувствующих, любящих и понимающих музыку. Это был чистый и незамутненный источник гармонии, к которому должны припадать посвященные, уверенные в том, что пьют из него квинтэссенцию музыки. И тогда их искусство, познавшее вдруг божественное начало, меняется неузнаваемо. Рауль жадно слушал этот голос и начинал понимать, каким образом Кристина Даэ в тот незабываемый вечер явила перед пораженной публикой невиданную до тех пор красоту звука и сверхчеловеческую экзальтацию, все еще находясь, без сомнения, под влиянием таинственного и невидимого учителя. Он понял всю значительность этого преображения только теперь, когда слышал этот неземной голос, поющий самые банальные слова, и он увидел, каким образом из грязи, пошлости и банальности вырастают дивные цветы. Непритязательные стихи и почти вульгарная мелодия превращались в красоту, преображенные вдохновением певца, уносившим их высоко в небо на крыльях страсти. Этот ангельский голос пел языческий гимн «Ночь Гименея» из «Ромео и Джульетты».
Рауль увидел, как Кристина протянула руки к «голосу» точно так же, как она тянулась на кладбище Перроса к невидимой скрипке, игравшей «Воскрешение Лазаря».
Судьба навек связала нас с тобой!..
У Рауля затрепетало сердце, и, стараясь не поддаться очарованию, которое, казалось, лишало его воли и энергии, почти лишало ясности мысли именно в тот момент, когда он больше всего в этом нуждался, он отодвинул ширму, скрывавшую его, и шагнул к Кристине. Она же, отойдя в глубь комнаты, где почти всю стену занимало большое зеркало, не могла видеть Рауля, который стоял за ее спиной.
Судьба навек связала нас с тобой
Кристина медленно приближалась к своему отражению, и собственное лицо надвигалось на нее. Две Кристины человек и его изображение коснулись друг друга, слились воедино, и Рауль неосознанным движением протянул руку, чтобы схватить обеих.
Но вдруг каким-то непостижимым образом Рауль был отброшен назад и почувствовал лицом ледяное дыхание; он увидел, что уже не две, а четыре, восемь, двадцать Кристин кружились вокруг него с необычайной легкостью, насмехались над ним и ускользали столь стремительно, что его рука натыкалась на пустоту. Наконец, застыв в неподвижности, он увидел в зеркале себя. Кристина исчезла.
Он бросился к зеркалу, но наткнулся на холодное стекло. Никого! А в артистической продолжал звучать далекий страстный голос:
Судьба навек связала нас с тобой
Рауль прижал ладони к потному лбу, ощупал пустой сумрак, прибавил пламя газового фонаря. Он был уверен, что это ему не снится: он оказался втянутым в какую-то зловещую игру, смысла которой он не понимал и которая, возможно, его уничтожит, и чувствовал себя любопытным и неосторожным принцем, который шагнул через запретный порог волшебной сказки и поэтому не должен удивляться, что стал добычей магических сил, которые в конце концов он разрушит силой своей любви
Но куда? Куда исчезла Кристина?
Откуда она появится вновь?
И появится ли она вообще? Увы! Разве она не сказала, что между ними все кончено! А сквозь стену доносилось по-прежнему:
Судьба навек связала нас с тобой
Тогда, доведенный до изнеможения, побежденный, неспособный размышлять, он сел на стул, на котором только что сидела Кристина. И так же, как она несколько минут назад, уронил голову в ладони. Когда он поднял ее, юное лицо было залито слезами настоящими крупными слезами, какими плачут обиженные ревнивые дети, слезами, которыми оплакивают горе, знакомое всем влюбленным на земле, и которое он высказал вслух.
Кто же этот Эрик? громко произнес он.
XI. Забыть имя «голоса»
На следующий день после того, как Кристина исчезла прямо на его глазах в какой-то ослепительной вспышке, заставившей его усомниться в собственном здравом уме, виконт де Шаньи отправился за новостями к госпоже Валериус и нашел в доме идиллическую картину.
В изголовье кровати старой дамы, сидевшей в постели с вязанием в руках, Рауль увидел Кристину, которая плела кружева. Никогда еще над девичьим рукоделием не склонялась более прелестная головка, более чистый лоб, более нежный взгляд. Щеки девушки обрели свежесть, исчезли синеватые тени вокруг ясных глаз. В ее лице уже не было вчерашнего трагического выражения. Если бы не легкая грусть, будто вуаль наброшенная на прелестное лицо, как последний след невероятных событий, обрушившихся на бедную девушку, никто бы и не подумал, что Кристина имела к ним самое прямое отношение.