Руслан глубоко вздохнул, потому как в груди не хватало воздуха, сердце увеличилось в несколько раз и заполнило всю левую сторону груди и тяжело бухая, протяжно стонало, и также протяжно стенала Нет! Не стенала, а выла выла, его голубо-черная душа, переживая духовную смерть народа с которым она навеки связана не только кровью, не только ее создателем ДажьБогом, но и тонкой, тонкой, будто паутинка духовной жизнью.
Как только Руслан увидел это крыжение, как только заглянул в лица несчастных, обездоленных и навеки ставших яремниками людей, отвел он взгляд от реки, холма, где вновь начинался путь предательства, где в очередной раз все те же воины валили на землю Сварожича Перуна, привязывали веревки к конским хвостам, топили Бога в реке, а после под страхом смерти гнали народ на крыжение. И подавляя вырывающийся изо рта стон, слегка распрямив спину, которая от пережитого согнулась, словно подломившись, где-то в середине, заглянул туда. вглубь города. Прямо в высокий, белый, каменный терем, прямо сквозь, искусно обрамленный по краям прекрасной резьбой по камню, оконный проем, прямо сквозь тонкое стекло, а может слюду вовнутрь. И углядел Руслан большую богато украшенную фресками залу, увидел он широкие столы, образующие полукруг, и уставленные явствами: мясом, дичью, выпечкой, крепким, хмельным питием, а на столах тех деревянные ложки, глиняные кувшины и блюда, а за столом восседают обряженные в парчу и шелка гости, воины и государь. Да недовольно поглядывают гости, воины, да и сам государь на простую утварь, и морщат они лбы, кривят губы. Но вот расправляет плечи государь предатель веры, потому как сидящий рядом прикарий, в золотых одеяниях, податливо кивает головой, и тотчас подают к столу золотые чаши, кубки, ложки и блюда. А миг спустя сверкают, блистают уж от этого слепящего золота и сами столы, и сами стены залы, и сам довольный, счастливый государь, и сами не менее довольные воины.
Руслан не в силах более смотреть на этот слепящий очи блеск золота, повернул голову направо, туда к дверному проему, и недалеко от колыхающегося одеяния демона, увидел он новое видение. А в этом видении, разглядел он группу людей, и у людей тех на груди не крыжи, а какие-то деревянные обереги. Людей тех было немного, но среди них находились и старики, и мужи, и жены, и юноши, и девы, и дети. И хотя люди те зрились худыми, а лица их изможденными, но они были такие ясные, чистые, что чувствовался даже в веках, даже на расстоянии этот свет, исходящий от них. Но вот Руслан замечает, что кругом этих людей, появляются другие, и у тех людей воинов, темные, злые лица, на груди висят крыжи, а в руках они сжимают пищали. Воины теснят людей старой веры, загоняют их в деревянную избу Еще доля секунды и забитая людьми, стариками, детьми изба ярко вспыхивает. Густое оранжевое пламя начинает пожирать ее стены и тела людей не пожелавших предать веру предков-славян, огонь разгорается сильнее, и вверх от полусгоревшей избы устремляется густой, серый дым. И подымается дым туда, в небесную высь, унося души людей прямо в Ирий-сад
И слышит Руслан, где-то подле правого плеча, там, около холодильника, сначала тихий шорох, потом топот множества копыт по поверхности твердой, точно мерзлой земли, и видит он всадников, много, много всадников на белых, гнедых, чалых, чубарых лошадях. Вскачь идут кони, несут они на себе воинов куда-то далеко на юг, в невиданные, малоизвестные страны. А у одного всадника, молодого, красивого с русыми волосами, и едва пробивающейся бородой и усами, завернутая в плотную ткань, прижатая к груди, находится большая, золотая книга. И уверен Руслан Нет! Не уверен, он знает, так, словно сам ее открывал и прочитывал много раз, знает он, что та книга и есть книга Вед, дарованная, когда-то великим славянам, книга знаний и веры, Бога Коляды.
Руслан чувствует, как перестав выть внутри, стала судорожно всхлипывать его душа и так же судорожно всхлипнул и он сам, и содрогнулся всем телом. Но внезапно слева, в районе раковины послышался новый звук Сначала грохот, гул, а после, словно барабанная дробь. Он резко повернул голову и посмотрел на новое видение, да в этом полупрозрачном мираже, явственно проступило знакомое с детство лицо Ульянова. Еще секунда и наполнился, и сам Ульянов, и мираж, жизнью и красками да послышались призывные слова революционера-освободителя: «Религия опиум для народа!» А немного погодя полетели с ропат колокола. Проснувшийся от многовековой спячки народ начал крушить, ломать ропаты и веру в Исшу, вымещая на зданиях, прикариях всю пережитую за это время яремническую, невольничью жизнь.
И слышит Руслан, где-то подле правого плеча, там, около холодильника, сначала тихий шорох, потом топот множества копыт по поверхности твердой, точно мерзлой земли, и видит он всадников, много, много всадников на белых, гнедых, чалых, чубарых лошадях. Вскачь идут кони, несут они на себе воинов куда-то далеко на юг, в невиданные, малоизвестные страны. А у одного всадника, молодого, красивого с русыми волосами, и едва пробивающейся бородой и усами, завернутая в плотную ткань, прижатая к груди, находится большая, золотая книга. И уверен Руслан Нет! Не уверен, он знает, так, словно сам ее открывал и прочитывал много раз, знает он, что та книга и есть книга Вед, дарованная, когда-то великим славянам, книга знаний и веры, Бога Коляды.
Руслан чувствует, как перестав выть внутри, стала судорожно всхлипывать его душа и так же судорожно всхлипнул и он сам, и содрогнулся всем телом. Но внезапно слева, в районе раковины послышался новый звук Сначала грохот, гул, а после, словно барабанная дробь. Он резко повернул голову и посмотрел на новое видение, да в этом полупрозрачном мираже, явственно проступило знакомое с детство лицо Ульянова. Еще секунда и наполнился, и сам Ульянов, и мираж, жизнью и красками да послышались призывные слова революционера-освободителя: «Религия опиум для народа!» А немного погодя полетели с ропат колокола. Проснувшийся от многовековой спячки народ начал крушить, ломать ропаты и веру в Исшу, вымещая на зданиях, прикариях всю пережитую за это время яремническую, невольничью жизнь.
Но через мгновение, напротив стола, возле экрана потухшего телевизора, полыхнул свет, послышалась веселая, хотя и тихая мелодия. И вроде как из плоского экрана вышел черный, толстый, танцующий в пьяном угаре президент, который в одной руке сжимал огромную, золотую монету, а другой рукой пожимал ладонь прикарию, одетому в золотые одежи, с большим крыжом на груди И миг спустя по земле русской вновь поползли ропаты, закабаляя, впрягая в ярмо народ, и росли, ползли те ропаты с золотыми, синими куполами Да только вместо крыжей на покатых куполах все чаще появлялся плоский круг с изображенным на нем лицом демона и горящими очами.
И слышит Руслан слышит Руслан тихую тихую песню едва различимы слова, призывающие его душу и падающие на него откуда-то из высот, просачивающиеся через белый, пластиковый потолок, через бетонные стены, металлопластиковое окно и наполняющие всю всю комнату. Еще немного и стал слышен и сам голос поющий песню, голос насыщенный силой, мужеством, теплом и светом, голос Бога, а секунду спустя стали различимы и слова той песни:
«Напрасно забываем мы доблесть прошедших времен
И идем неведомо куда.
И там мы смотрим назад и говорим,
Будто бы мы стыдились познавать обе стороны Прави и Нави
И быть думающими.
И вот ДажьБог сотворил нам это и то, что свет зари нам сияет,
Ибо в той бездне повесил ДажьБог землю нашу,
Чтобы она была удержана.
И так души пращуров сияют нам зорями из Ирия»[4]
Слова песни смолкли, исчез голос Бога, а Руслан, осмысливая все пережитое еще раз оглядел все видения. И вновь увидел он государя и воинов, разрушающих веру предков, людей сгорающих во имя сохранения веры в огне Семаргла, повернув голову, посмотрел на ратников-веры увозящих и спасающих от смерти книгу Вед, затем поворотился всем телом и воззрился в светлое лицо Ульянова, принесшего духовное освобождение, а напоследок кинул взгляд на выдающего гопака президента, каковой пропил, прогулял всю страну, ее душу и волю народа.
И немедля все миражи вспыхнули голубо-белым огнем и взвившееся вверх пламя, съело их, а вскоре огонь осел вниз, еще доля секунды и послышался тихий звук дзинь! И на полу уже нет пламени, а лишь бело-серебристые осколки, такие, какие бывают от разбитой вдребезги сосульки.
Руслан перевел взор с погасшего голубо-белого пламени огня и глянул прямо в глаза Босоркуна, и услышал, как тот высоким с хрипотцой голосом, сказал:
Ярмо иго, деревянный хомут на рабочий скот, на волов. Бремя, тягость, тяжкий труд, гнет, неволя. Яремник, яремница, на ком ярмо, кто впрягается в ярмо, невольник, угнетенный Но запомни не раб потому, как раб это слово имеет другое значение.
Зачем? Зачем тебе это надо? негромко спросил Руслан. Зачем тебе служителю зла, служителю Чернобога, надо пробуждать мою душу? Зачем тебе надо, чтобы я шел на бой с тобой, прозревал и становился ратником? Ведь, теперь, когда внутри меня перестала сжиматься моя душа и я могу и я буду без страха смотреть в твое лицо, в твои глаза, и видеть их красное сияние Теперь когда я узнал и пробудившись, познал правду я буду бороться против этой религии в Исшу Однако мне не понятно, зачем тебе, чье лико горит на тех кругах на ропате, зачем тебе надо разрушать все то, чем наверно владел все эти века, чего так долго добивался твой повелитель Чернобог Скажи мне Босоркун?
Руслан перевел взор с погасшего голубо-белого пламени огня и глянул прямо в глаза Босоркуна, и услышал, как тот высоким с хрипотцой голосом, сказал:
Ярмо иго, деревянный хомут на рабочий скот, на волов. Бремя, тягость, тяжкий труд, гнет, неволя. Яремник, яремница, на ком ярмо, кто впрягается в ярмо, невольник, угнетенный Но запомни не раб потому, как раб это слово имеет другое значение.
Зачем? Зачем тебе это надо? негромко спросил Руслан. Зачем тебе служителю зла, служителю Чернобога, надо пробуждать мою душу? Зачем тебе надо, чтобы я шел на бой с тобой, прозревал и становился ратником? Ведь, теперь, когда внутри меня перестала сжиматься моя душа и я могу и я буду без страха смотреть в твое лицо, в твои глаза, и видеть их красное сияние Теперь когда я узнал и пробудившись, познал правду я буду бороться против этой религии в Исшу Однако мне не понятно, зачем тебе, чье лико горит на тех кругах на ропате, зачем тебе надо разрушать все то, чем наверно владел все эти века, чего так долго добивался твой повелитель Чернобог Скажи мне Босоркун?