И тогда та первая сердцевина, открыла рот и громко закричала, а до меня долетел ее грубоватый, трескучий голос:
Ты, ты, душа, душа беги, беги от него Беги пока не поздно, пока ты не приобрела его черты Беги к своему телу спасайся, пока оно живо или не живо, все равно беги А иначе, иначе, этот паук, который расставил свои сети, опутает тебя паутиной, впрыснет в тебя яд и высосет из тебя всю твою жизнь жизнь твоей бессмертной души И тогда он будет бессмертен, а ты ты закончишь как я, и как он, сущность подняла свою плеть-руку вверх и бросила ее на безрукого собрата по несчастью, что стоял, полусогнувшись рядом, задев его своими пальцами по плечу, и немедля часть руки до локтя у второй субстанции оторвалась, и, распадаясь в воздухе на перья полетела вниз. Убегай, убегай от него, чтобы не закончить здесь с нами превращаясь в прах, - докричала она, даже не заметив, что произошло с собратом по несчастью.
Но не успела сущность до кричать, как я отскочил от окошка назад, отступил в сторону и сейчас, же услышал, как трескучий голос её стих
Я был потрясен
Я я был потрясен, напуган
Но это не значит, что было напугано тело, в котором я находился. Оно было совершенно спокойно, сердце билось ровно, легкие дышали тихо и размеренно, ни дрогнула ни одна мышца ни на лице, ни на руках, ни на груди. Прошло какое-то мгновение, и я услышал громкие слова, но эти слова сказала не та сердцевина, что сидела запертой внутри этого здания, эти слова сказал кто-то другой, они точно шли из меня и выходили из моего открывающегося и закрывающегося рта:
Успокойся. успокойся все не совсем так как он говорит он тебе завидует ведь его время прошло, теперь настало твое время Теперь ты живешь в этом чудесном сильном гибком и вечно молодом теле У тебя все впереди, долгая, долгая жизнь во мне, столько радости, новых впечатлений и достижений, а у него, ненужного и уже почти мертвого все пройдено, все прожито. Он будто старая рубашка, отжившая свой век. Теперь он никому не нужен и место его в этом доме, в ожидании смерти и серого пыльного праха.
Я молчал молчал а что я должен был сказать ответить Я жутко струхнул и даже не столько от тех слов, что крикнула та умирающая и оборачивающаяся во прах сущность, а оттого, что сейчас со мной разговаривало тело тело.
Значит оно все слышало все мои мысли, впечатления, оно слышало мою радость и восхищение им и этим миром слышало и молчало может боясь спугнуть меня, а может, приглядываясь ко мне. Но разве может жить тело без естества, без души, да еще и приглядываться, прислушиваться, выбирать?
Да, ты прав, внезапно вмешалось существо в мои мысли. Тело не может жить без естества, без души фе фе фе не нравится мне это слово, слишком оно вялое, слишком мало в нем жизни Ну да дело не в названии, дело в тебе Как ты теперь понял, я пока свободен потому как прежняя моя душа состарилась, и мне понадобилась свежая сердцевина сильная, смелая, которая сможет быть воителем, которая захочет познавать новое, не стоять на месте, а двигаться вперед И мне кажется, ты такая сердцевина, какая мне нужна И если так то я предлагаю тебе во владение, конечно во временное, свое тело И тогда мы сможем миновать эти бескрайние леса, найти себе новые поселения, где живут людишки, слабые и обремененные невзгодами И тогда мы сможем их покорить, подчинить себе, - голос тела был очень звонким и мощным под стать своему обладателю, он говорил слова быстро и отрывисто, и в них чувствовалась властность этого существа, оно было покорителем могучим и сильным.
Мне хотелось бы уединения, тишины, почти не слышно, промолвил я. Этого я всегда искал, за этим пришел сюда
Уединение, тишина, повторило тело, и я услышал нотки недовольства в его голосе. Что ж ты все получишь Я получу власть, то к чему стремлюсь, а ты тишину и уединение, и существо злобно засмеялось.
Я услышал этот смех и заколыхался внутри него, не ведая, что предпринять и как поступить, и даже боясь подумать потому как тело мгновенно прочитает мои мысли, и, чтобы хоть как-то хоть, что-то обдумать, пока оно говорит и не слышит меня, спросил:
А вообще далеко ли отсюда живут люди?
Далеко, - задумчиво протянуло слово тело и перестало смеяться, словно обрадовавшись моему вопросу. Да я и не знаю далеко ли, близко Я и не ведаю вовсе живут ли в этом мире люди Когда-то они жили в этом поселение, и существо подняло руку и указало на лежащие перед ним развалины. И когда они здесь жили, я был их властителем Я жил в своем доме на том берегу реки, а эти люди приносили мне еду, одежду, дары но потом они занедужили каким-то недугом и умерли Все и мгновенно И тогда я остался один очень это было не приятно Иногда мне кажется, что они это сделали нарочно, чтобы я перестал быть их властелином Они не хотели дарить мне свои сердцевины, после смерти моей Скверно скверно они поступили вот потому я и ищу себе сердцевины там на звенящей лестнице Но пока пока ни разу ни пришло ничего подходящего ни одного смельчака, с которым я смогу пройти эти леса Так приходили лишь жалкие, слабые душонки, хилые и трусливые.
Я услышал этот смех и заколыхался внутри него, не ведая, что предпринять и как поступить, и даже боясь подумать потому как тело мгновенно прочитает мои мысли, и, чтобы хоть как-то хоть, что-то обдумать, пока оно говорит и не слышит меня, спросил:
А вообще далеко ли отсюда живут люди?
Далеко, - задумчиво протянуло слово тело и перестало смеяться, словно обрадовавшись моему вопросу. Да я и не знаю далеко ли, близко Я и не ведаю вовсе живут ли в этом мире люди Когда-то они жили в этом поселение, и существо подняло руку и указало на лежащие перед ним развалины. И когда они здесь жили, я был их властителем Я жил в своем доме на том берегу реки, а эти люди приносили мне еду, одежду, дары но потом они занедужили каким-то недугом и умерли Все и мгновенно И тогда я остался один очень это было не приятно Иногда мне кажется, что они это сделали нарочно, чтобы я перестал быть их властелином Они не хотели дарить мне свои сердцевины, после смерти моей Скверно скверно они поступили вот потому я и ищу себе сердцевины там на звенящей лестнице Но пока пока ни разу ни пришло ничего подходящего ни одного смельчака, с которым я смогу пройти эти леса Так приходили лишь жалкие, слабые душонки, хилые и трусливые.
Значит книги, что стоят в твоем шкафу приносили те сущности, что жили в тебе? спросил я дрогнувшим голосом, почему-то вспомнив и стеклянную лестницу с пауками в поручнях, и фонарь, и массивный книжный шкаф.
Да эти бесполезные кипы листов книги, как ты их называешь, приносили они, ответило тело. Они приходили ко мне и приносили из своего мира эти листы, и ставили, ставили в шкаф, где когда-то хранилось иное. то, что почитали жители этого поселения, похожее на цветы и украшенное голубыми камнями Душонки ставили эти листы в шкаф, а потом брали их в руки, перелистывали, проглядывали и тревожились, беспокойно трепетали во мне Но я позволял им это приносить позволял ставить в шкаф в надежде, что они те самые сердцевины, каковые помогут исполнить мои замыслы Но нет! они были не то, что мне надо Боялись даже сходить на этот берег, оглядеть это поселениеНо ты мне понравился, ты решительный Я думаю, мы с тобой сживемся станем едины на долгое время, а потом когда ты состаришься и усохнешь, я найду новую сердцевину Но ты не расстраивайся! Твой срок жизни, если ты мне понравишься и подойдешь, будет долгим Однако я должен сказать тебе истину, в этом мире ты душа тленна, ты умрешь и передашь мне свои силы, и я благодаря им буду жить вечно Я молодое, гибкое, ловкое, мощное тело разве ты не хочешь продлить мою жизнь отдать свою жалкую сердцевину, чтобы продлить жизнь моего как ты сказал чудесного дивного тела?
Существо спросило, а я я не знал, что ответить вернее знал, но боялся боялся высказать вслух, то о чем думал.
Однако тело внезапно прыгнуло к краю крыши, подскочив вверх метра на два, и выхватило рукой из воздуха огромную бабочку с узорчатыми рисунками по красной поверхности крыльев. Затем оно грубо схватило пальцами колышущиеся крылья бабочки, а изгибающееся изумрудное тельце поднесло к тем самым червячкам наростам, которые тотчас перестали трепыхаться, выпрямились и, обхватив тельце несчастной жертвы, впрыснули в нее своими кончиками, из коих показались тонкие острые иглы, какую-то жидкость. Бабочка вскоре перестала извиваться и беспомощно повисла на своих крылышках. Прошло несколько секунд, может чуть больше и рука направила бабочку, которая прямо на глазах начала превращаться во что-то отдаленно напоминающее изумрудное желе, в рот, наросты опять приняли свое исходное состояние, а кубовидные зубы откусили крылья своей жертве и принялись пережевывать мягкую податливую плоть насекомого. Пальцы еще миг сжимали крылья, а после выкинули их вниз с крыши.
Теперь я понял, для чего служили телу эти наросты, и, слушая, как громко чмокая, пережевывает бабочку рот, ощутил на языке приятный сладковатый вкус.
Наконец, тело пережевало и сглотнуло еду
Оно молчало
Молчал и я
Боясь, что либо возразить и мгновенно быть выплюнутым, и оказавшимся внутри этого дома, рядом с теми умирающими сущностями.
Я мечтал лишь об одном
Лишь об одном.
Оказаться как можно скорее вне его на свободе но я не то, чтобы сказать я боялся даже подумать об этом. А потому я еще сильнее сжался внутри него и тихо так прошептал: «Вернемся домой».
Тело кивнуло головой и, широко ступая, двинулось к краю крыши. Оно подошло к его кромке, присело и обхватив руками каменный выступ, повисло на нем, после протянуло правую руку и схватилось за ту самую зеленую и немного переливающуюся лиану, и только теперь я понял, что на самом деле тело сжимало в руках не растение, а плотную, крученную веревку.
И я вроде, как сжался внутри тела
Замер
Затих
Желая стать незамеченным для него
Желая раствориться в нем на время
На время. покуда не удастся каким-нибудь обманом покинуть его
Теперь я видел, что более не командовал этим телом, безоговорочным и единственным властителем был он а я просто в нем сидел чтобы он мог жить вечно.
Существо быстро спустилось по веревке на землю и, выпустив ее из рук, направилось в обратный путь. Однако оно не шло по тому пути, по которому прибыл я, оно почему-то не отправилось к мосту, а обойдя здание по кругу, двинулось сквозь лес прямо к реке. По дороге тело хватало с листьев растений улиток и подносило их к червячным наростам, оные при помощи вылезающих из концов длинных игл делали тела жертв мягкими, а затем выливало получившееся желе себе в рот насыщая этим свою плоть.