И как только я сказал себе эти слова, тотчас почувствовал такую нежность к этому телу Я вгляделся в несчастное, измученное лицо мамы и улыбнулся ей, а потом протянул руку и погладил ее по коротко стриженным седым волосам, успокаивая и обещая ей вскоре увидеться. Затем я подошел к кровати, оперся руками о ее кромку и залез на нее сверху. Я шагнул к стопам своих ног, укрытых белой простыней, выпрямился и широко расставил в стороны руки, точно так, как делал тогда, когда проникал в тело Тенётника, и ласково глянув в исхудавшее лицо, рухнул своей прозрачно-кремовой сущностью-душой на собственное тело.
Однако попасть в тело я не смог. Упав на него сверху, я почувствовал глухой удар о, что-то твердое и ощутил своим мешковатым животом его судорожную дрожь. Мгновенно вскочив на ноги, я вгляделся в себя. Мое тело не просто судорожно вздрагивало, оно тряслось, раскачиваясь вправо и влево, и раскачивались не только руки, ноги, грудь, мотылялась из стороны в сторону и голова. Поспешно глянув на прибор, что показывал биение моего сердца, я увидел как внезапно взлетела вверх линия, возвещающая резкий скачок пульса, а после также резко линия упала вниз и выпрямилась. Испугавшись, что мое тело сейчас умрет, я подпрыгнул вверх, поджал к туловищу естества ноги, обхватил их руками, и сгруппировался, в надежде, что в таком уменьшенном состоянии смогу попасть вовнутрь тела. Но стоило мне вновь удариться душой о твердую поверхность тела, не пускающую в себя чужую сущность, как я почувствовал глухой звон, а миг спустя тело мое перестало раскачиваться и замерло. Поднявшись на коленки, прямо на груди моего тела, опираясь руками о его плечи и вглядываясь в знакомые черты лица, увидел я, как задергались на его землистой коже жилочки, задрожали мельчайшие мышцы. Увидел я тонкие кровеносные сосуды, которые неожиданно перестали перекачивать кровь, остановили ее движение, ее поток. Еще пару секунд я глядел в это родное, захлебывающееся смертью лицо, которое трепетно колыхнулось последний раз своей жилкой, словно махнув на прощание рукой, и замерло
И тогда я услышал вопль и плач мамы
Я не слышал слов не мог их разобрать
Я слышал лишь дикий вой вой раненного, умирающего зверя.
Я оглянулся, посмотрел на нее и увидел полное ужаса и боли ее лицо и понял, понял тогда, что сам себя убил
Материнский вой, резко прорвавший тишину, немедля стих стоило мне спрыгнуть с моего тела на пол.
В каком-то не понятном мне ощущении, в беспамятстве я стоял и смотрел, как уводили мою плачущую маму, видел, как привезли каталку, и, положив на него сверху мое мертвое тело, да накрыв его серой простынею, увезли из палаты.
Теперь я стоял посередине этой палаты возле кровати, на которой так долго томилось мое тело, и ждал
Я не знал, что надо делать а потому я ждал, ухода в иной мир в тот мир, куда уходят все души после смерти.
Я ждал
Ждал
Очень долго я там стоял, озирался, и надеялся. Но кроме знакомой мне стеклянной лестницы, каковая появилась сразу, лишь я убил свое тело, ничего не показывалось. Словно теперь я ставший не душой, а сердцевиной Тенётника, убивший собственное тело, не имел право ни на, что другое кроме этой лестницы, и того цилиндрического здания, пол которого был покрыт серой перьевой пылью.
«Убил убил», повторяли мои губы то тихим шепотом, то громким криком
Убил но наверно наверно я убил себя не сейчас, когда прыгнул чужой сущностью на свое тело, а еще тогда тогда когда все искал уединения и тишины. Когда вместо того, чтобы повести девушку на вечеринку, вместо того, чтобы любить, жить, творить детей, как мой брат Сережка, разглядывал всякие чудные, расписные узоры на потолке. Наверно я убил себя еще тогда, когда отказывался бегать по двору со сверстниками, драться, смеяться и жить!
Жить!!!
Нет ничего чудеснее этого слова и смысла вложенного в него. Жить, ощущая свои руки, ноги, глаза и губы Радоваться людскому смеху, говору и ссоре Трудиться на благо семьи, жены, детей. И проводить в последний путь своих родителей: отца и мать
Однако теперь у меня нет жизни в моем мире, потому что я умер Я не могу уйти в тот мир, куда попадают после смерти люди с планеты Земля, потому, что я не душа, а сердцевина Тенётника. Теперь передо мной лишь два пути: вернуться в тело Тенётника или превратиться в паука на поручнях перил.
Внезапно я остановился. Оказывается занятый тяжелыми мыслями, я и не заметил, как ноги мои направились к своему хозяину, к нему к Тенётнику, и уже поднимали меня по ступеням лестницы. Я увидел перед собой яркие полыхающие и распадающиеся серые лучи, силуэт фонаря и понял, понял, что окончательно принадлежу ему.
Впрочем это ноги и руки, да грудь принадлежали ему, но моя душа, частица меня самого, еще ему не принадлежала. Да и не хотел я ему подчиняться, не хотел, чтобы он властвовал мной, пользовался, и, конечно же не собирался превращаться в желтого паука, а потому я стоял на этой лестнице смотрел на ее стеклянные ступени с острыми краями и думал думал.
Тяжесть непреодолимая тяжесть сжимает моё естество так, что нет, сил кричать, нет, сил плакать и, увы! теперь это бесполезно, и, по сути невозможно.
Каждый миг, каждую секунду находясь здесь, я думаю лишь об одном
Зачем, зачем я пошел по этой стеклянной лестнице?!
Зачем, зачем подверг свою сущность этому ненужному вселению?!
Зачем, зачем не послушался предостережений оставленных там, в серой безбрежной вышине?!
А теперь мне надо принять решение, мне надо выбрать тот единственно верный путь, быть может спасительный для меня, и уйти к нему Тенётнику, или
Я развернулся на лестнице, и глянул туда вниз, откуда я пришел и где продолжал жить мой мир и увидел там серые опадающие лучи.
Те лучи приземлялись на ступени, а их яркие края: фиолетового, голубого, зеленого и даже черного цвета, впитывались в поверхность стеклянной лестницы
Еще миг я медлил А потом решил, что не стану принадлежать этому огромному пауку-крестовику, высасывающему бессмертие из глупых душ Не стану я и пауком в поручнях перил И тогда я сомкнул веки, закрыв ими глаза, расставил в стороны свои длинные, уродливые руки, и, оттолкнувшись от ступени, полетел вниз
Туда вниз, чтобы погибнуть мгновенно, но не принадлежать Тенётнику!..
Лестница. многие народы считают, что она служит связующим звеном между разными мирами, и не только миром людей и Богов, но и теми, другими мирами, находящимися в разных космических местах, галактиках и планетах. Тот, кто решится пройти по лестнице, ступая вверх, преодолевая ступень за ступенью, быть, может, выйдет на новый рубеж в постижении собственной души и плоти, а может этот путь будет сопряжен лишь с горестями и невзгодами, и кроме разочарования ничего не принесет. Ведь по лестнице можно не только подниматься, но и спускаться, двигаться не только вверх, но и вниз а схождение души и плоти туда к низшим ступеням, может завершиться посещением мира иного, не светлого и чистого, того, где правят Боги Добра, а того, где правит всесильное Зло и властвует он- Тенётник, пожиратель душ!
Тенётник продолжал сидеть в своем кресле, он, правда, уже надел на себя обсохшие брюки и рубаху, подкинул парочку поленцев в камин и, прикрыв веками с короткими щетинистыми ресничками глаза, вслушивался в этот мир. Внезапно он услышал похожий на звук разбившегося стекла звон, и немного поморщив свои толстые, широкие губы, спокойным, ровным и немного рыкающим голосом заметил: «Ну что ж на поручнях перил стало одним паучком больше!»
Он вновь сомкнул рот, резко взмахнул правой рукой с удлиненно-заостренными пальцами, и фонарь, там на той стеклянной лестнице, принялся мигать призывнее и ярче, раскидывая свои серые лучи с краями, окантованными иными, насыщенными цветами, заманивая новые, глупые и наивные души в свои искусно расставленные ловчие сети.