Вот урод! Да кончится ли это когда-нибудь?! Зотову пришла в голову отчаянная мысль, что бесполезно расставаться с прошлым. Оно догонит и добавит. А то и не отпустит совсем. Посмотрев на сына, он вдруг насторожился. Из уголка рта Петьки текла пенящаяся слюна.
Черт! Черт! орал он, тыча в телефон. А потом молил бога, чтобы «Скорая» успела. А потом был очередной больничный коридор. А потом он ждал, пока выйдет врач. Зотов ждал, чтобы его успокоили, но слова «мы сделали, что смогли», поставили точку. Он только покачал головой. И пошел прочь. Позвонила Арина, но он не смог бы ее видеть. Зотов любил ее так, что не хотел, чтобы она отобрала бы у него хоть частичку его боли. А она бы отобрала. И сама бы заболела его горем. А ей и своего хватает. Или у них теперь все общее?
Зотов лег спать в своем бывшем кабинете. Прямо на диване, в одежде, подложив под голову дурацкую синюю подушку в виде сердечка. Разве сердце бывает синим?
И проспал до утра
Татьяне лучше? спросил он у врача, который подошел к нему сам.
Да, в общем. Сильный нервный срыв. Главное, оградить ее от волнений.
Как? Мать в морге.
Это она уже «переварила».
Вчера умер и сын. В наркологичке.
Я бы не советовал пока сообщать ей об этом. Подождите хотя бы до завтра. Это ваш общий сын?
До последнего времени я думал, да, бормотнул Зотов в сторону. Хорошо. Когда я могу ее забрать?
Похороны ее матери завтра?
Да.
А сына?
Наверное, тоже. Придется все-таки Татьяне сказать. Вы побудьте рядом. Я за нее не ручаюсь.
Пойдемте, врач кивнул на дверь палаты, в которой лежала Татьяна.
Зотов смотрел на нее с жалостью. Он не мог настолько контролировать мимику своего лица, чтобы скрыть эту жалость. Татьяна вдруг приподнялась на локтях, но посмотрела при этом на врача.
Петя где? спросила она тихо.
Его больше нет, Таня, язык Зотова отказывался ему повиноваться.
Что ты там бормочешь? Я вижу, что его нет! Я спрашиваю, где он? она бросила злой взгляд на Зотова и опять повернулась к врачу.
Татьяна Григорьевна, ваш муж пытается вам сказать, что
Ты его избил, да? Ты, Зотов, поднял на него руку! Он тебе никто, Петруша мой сын! Только я имею право его наказывать! Где он? В больнице? Я пойду к нему. А на тебя, Зотов, я подам в суд за избиение ребенка.
Зотов беспомощно отступил к двери. Вошедшая медсестра сделала Татьяне укол.
Татьяна Григорьевна, ваш сын мертв. Он ввел себе слишком большую дозу наркотика. Его не спасли.
Зотов, скажи, что это неправда. Лучше скажи!
Таня, Петя умер. Я сам его отвез в больницу. Но было поздно.
Лучше бы он молчал. Этот взгляд бывшей жены он будет помнить всегда. Все проклятья ада были в этом взгляде. Зотов подумал, что никогда не знал ее до конца. Он отгораживался от нее, выстраивая свое понимание этой женщины. Такое, какое устраивало его. Зотов вспомнил разом все вспышки злости, копившейся месяцами и выходившей наружу всегда в неожиданный момент. Вроде как и без повода. А он молча уходил от нее в другую комнату, давая успокоиться. Или уезжал к леснику Михеичу. Отпарив в баньке свою маету, залив ее водочкой под соленья, он возвращался к ней. И вроде бы терпелось. Он вспомнил это непривычное для простого уха словечко «зомбирует», как определил Михеич отношение жены к нему, Зотову. Только сейчас дошел до него смысл этого слова. Зотов вздохнул свободнее. Он опять посмотрел на бывшую свою жену с жалостью и вышел вон.
Глава 48
Почему мне сразу никто не сказал? Ладно они, но ты, моя подруга! Лена сквозь слезы требовательно смотрела на Арину.
Ты была в шоке. Тебе могло стать хуже.
Я ночь проспала спокойно. А мой муж в это время лежал в морге! Как мне теперь дочери в глаза смотреть?
Господи, ну, о чем ты беспокоишься, Кислова! Арина намеренно назвала Лену по фамилии. Они так всегда выражали недовольство друг другом. Варюшка за тебя испугалась, сама умоляла всех ничего тебе до утра не говорить.
Где она?
Мы с Зотовым ее к Эмме отвезли переночевать. Правильно? Она, собственно, и сама туда просилась.
Хорошо, Лена вдруг расплакалась.
Ленусь, ты, может, выпьешь чего?
Ага. Яду. Вот ведь напасть какая, Ариша! Кольки нет больше, а я только то и делаю, что все грехи, перед ним совершенные, считаю.
Что уж ты, грешница великая? Это ты поездку в Сочи вспомнила никак?
Это ерунда. Там, с этим жиголо, и не было ничего такого. Поцелуйчики украдкой да купание нагишом в море. Я же знаю, что Колька мне изменял. И знаю с кем.
Что же молчала?
Да видела я, что любит только меня. И глаза закрывала. Только червоточинка маленькая имелась. Вот в Сочи на приключения и потянуло. А в принципе вспомнить нечего.
А грех-то великий? Ты что, о чем-то другом? догадалась Арина.
Помнишь Буклеева?
Как такого забудешь?! Мне Судняк из-за него чуть челюсть не вывихнул!
Да, Ванька обхаживать умеет! Вот и я повелась. Знала, что в отместку тебе он за мной ухлестывать стал, и все равно повелась. Только ты так ничего и не узнала, как он ни старался. Он думал, я тебе сразу доложусь. А я промолчала.
А зачем ты с ним?
Колька тогда совсем сдурел. Это я сейчас понимаю, что и сама виновата. Кроме как «отойди, козел», он от меня ничего в последнее время и не слышал. Достал со своими кобелиными случками!
Лен, ты что такое говоришь!
Правду, Галанина. Только правду. Господи, знала бы я, что ему так мало осталось! Он, я только сейчас поняла, просто жить торопился. Словно предчувствовал что. А я его отталкивала. А потом с Буклеевым Лена опять заплакала. И прощения теперь попросить не у кого!
Лен, нам пора. Держи, одевайся, Арина протянула ей пакет с одеждой.
Куда мне сейчас? Нужно похоронами заниматься, да? А где Ирина? Лена вдруг забеспокоилась.
Она жива. Ей вчера операцию сделали. Здесь, в реанимации лежит. Туда не пускают, я с Машей разговаривала, она в коридоре на кушетке рядом с отделением ночь провела. А похоронами есть кому заниматься.
Зотов, да?
Нет, Лен. На него столько свалилось! Вчера теща умерла. И жена в больнице. Мне Алексей только и сказал, что там сын во всем виноват, что-то с наркотиками связано. Арина вынула из сумки вибрирующий телефон. Да, Леша. Я все поняла. Я пока с Леной. Хорошо, будем созваниваться.
Ты что побледнела?
Вчера вечером умер сын Алексея. Случайно или нет, ввел себе слишком большую дозу наркотика. Господи, ну за что Лешке все это? Неужели он грешен только тем, что полюбил? Или же грех то, что жил без любви тридцать лет? Знаешь, его жена ему призналась, что Петр не его сын. Он сын погибшего Курлина. Ну, того фотографа.
Лена только покачала головой, пытаясь осмыслить услышанное. «Роман пиши жизни не хватит», подумалось ей.
Глава 49
Глава 49
За веселостью и легкостью Саша пытался скрыть тревогу. Он слишком хорошо знал свою мать, чтобы поверить в то, что упомянутые ею в разговоре оставленные отцом квадратные метры это все, о чем она хотела сказать. Но он не считал себя вправе лезть ей в душу. Мать сильно волновалась, Саша терпеливо ждал, пока она решится открыться ему, но она промолчала.
Сейчас, глядя на закрытую дверь ее спальни, он уговаривал себя подождать еще немного. Может быть, мама просто спит. Хотя уже одиннадцать часов.
Вчера она приехала домой, когда он, наевшись пельменей (больше ничего в холодильнике не было, что уже было непривычно), сидел в своей комнате и готовился к семинару. Саша решил, что сейчас допишет страничку и выйдет к ней. Страничек написалось несколько, и, когда он осторожно постучался к ней в спальню, она не ответила. Полоска света от ночника пробивалась сквозь застекленную вставку над дверью, и у Саши уже в который раз мелькнула мысль, что мама не иначе как под наркозом приобрела эту квартиру. Он считал, что привести ее в порядок, сделав хотя бы косметический ремонт, встанет в круглую сумму. Какой, как он понимал, у них сейчас нет.
Он помнил их старую коммуналку. Бабушкину комнату с мебелью, как «при царе Горохе», как называла ее соседка. Необъятное кресло, в котором он засыпал, слушая бабушку. Вместо сказок она рассказывала ему истории о Курлиных.
Сказки ты прочтешь и сам, а о наших предках нигде не написано. Наша ветвь Курлиных считается вымершей.
Это как, бабуль? Мы же живые!
Немецкий барон фон Курлин приехал в Россию по приглашению самого Петра Первого. Со всем своим семейством. Никто не знает, что на самом деле произошло, но однажды крутой на решения Петр Первый выгнал Карла фон Курлина вон со двора. На Волгу приехали уже просто супруги Курлины с двумя сыновьями и дочерью. Купив небольшую мукомольню, Карл поселился в доме рядом с ней, и единственным его желанием было выдать удачно замуж красавицу Эльзу и женить близнецов Генриха и Эриха. Послушная Эльза и спокойный Эрих согласились с выбором отца. А Генрих взбунтовался. Невеста ему не нравилась, к тому же она была старше его, да еще и непомерно глупа. Он заявил отцу, что уедет в Германию, к дяде. Сил спорить с ним у Карла не было, и он его отпустил. Но до Германии Генрих вроде как не доехал. Брат Карла прислал письмо, что племянник пропал.
Умерла в родах Эльза. Не выжил и ее ребенок. После смерти любимой дочери Карл, не отличавшийся крепким здоровьем, совсем слег и вскоре скончался.
Жена Эриха родила ему сына Павла.
Павел это мой прапрапрапрадедушка?
Да.
Мать Саши слушала бабушку так же внимательно, как и он. Она сидела на обитом потрескавшейся от времени кожей стуле, который ставила вплотную к креслу, и гладила его по голове. А потом его, заснувшего, относила в кровать. Последнее, что он помнил, уже засыпая накрепко, ее горячее дыхание на своей щеке
Саша прислушался. За дверью было тихо. «Пусть спит. Оставлю записку, проснется, прочитает», решил он.
Сегодня ему предстояло ехать в маршрутке через весь город. Человек, назначивший ему встречу, жил в Кировском районе, за мостом, где в основном были только одни заводы. Сергей Сергеевич Карташов был самым известным в городе исследователем старых фамилий. Саша «отрыл» его в Интернете, когда искал хоть какое-то упоминание о Курлиных.
Еще в десятом классе мать, видя его интерес к истории, отдала ему шкатулку бабушки. О существовании этой шкатулки Саша знал давно. И знал, что в ней. И еще он знал, что документу, хранившемуся в ней, цены нет. Это было письмо Петра Первого, написанное собственноручно барону Карлу фон Курлину. Кольцо, видимо, обручальное, принадлежало когда-то жене Карла. Конечно, семилетний Саша мало что запомнил из рассказов бабушки, но мать, как она потом призналась, по просьбе самой бабушки, пересказала ему все, что запомнила сама. Мало этого, не надеясь на свою память, она подробно вела записи в тетрадке. Еще в шкатулке была метрика отца бабушки Карла Курлина, рожденного в тысяча восемьсот девяностом году, и свидетельство о рождении бабушки.