Как грубо, миссис Норис, сказал директор, не перебивая ни саму женщину, ни доктора Гая.
Доктор Гай сделал вид, что не услышал этих слов. Он молча стоял и внимательно смотрел на старуху.
А что? Я не ждала сегодня Дьявола, к вашему сведению. Как я должна на вас реагировать?
Это вы мне, миссис Норис? спросил доктор Гай, который принял удивленный вид.
Нет, Сатане. Понимаете, я предложила ему даже чай. Кстати, почему вы не пьете? обратилась женщина к «нечисти».
Директор принял решение не брать в руки чашку с чаем в присутствии доктора Гая, так как это могло вызвать пару вопросов у миссис Норис. Например, почему доктор Гай не видит чашку, плавно двигающуюся в воздухе? А если он ее видит, то почему не издает раздирающие душу вопли и не убегает вон из комнаты с криками о помощи?
«Нет, чашку решительно не стоит трогать пока», подумал директор.
Я подожду, пока он остынет. Не люблю горячий чай.
А в аду жарко? вдруг спросила миссис Норис.
Не жарче, чем в горящем доме, и не холоднее, чем наше отношение к предателям. Я никогда не был в аду, миссис Норис, с насмешкой в матовых глазах заявил директор.
«Нет, чашку решительно не стоит трогать пока», подумал директор.
Я подожду, пока он остынет. Не люблю горячий чай.
А в аду жарко? вдруг спросила миссис Норис.
Не жарче, чем в горящем доме, и не холоднее, чем наше отношение к предателям. Я никогда не был в аду, миссис Норис, с насмешкой в матовых глазах заявил директор.
Как так? Вы же представились Дьяволом?
Как сказал Шекспир: «Ад пуст, все бесы здесь».
Я придерживаюсь того же мнения, заявила пожилая женщина.
Этого мнения придерживаются все циники.
Вы тоже циник?
Нет, я сонная Джульетта, воспламененная чувствами к своему возлюбленному, который яростно сражается за меня с моим женихом.
Что? миссис Норис, по всей видимости, не читала эту пьесу, так как не разделяла юмора своего собеседника.
Вы спросили у меня, циник ли я, я вам ответил. Хотя, возможно, и не стоило вам спрашивать синее ли небо, круглая ли земля и дышим ли мы с вами воздухом, миссис Норис, на протяжении всей нашей жизни. Я не мог вам ответить, что мы дышим смертельным ядом, вы бы все равно не поверили.
Поэты пишут иногда картины, но чаще всего им приходят на ум стихи. Конечно, можно предположить, что черный цвет, если смешать его с черным, может стать белым. Но только предположить! На практике, смешав два одинаковых цвета, вы увидите всю абсурдность заданного себе вопроса.
Вы смеетесь надо мной? возмутилась миссис Норис, которая решительно не понимала этого словесного недержания с запахом сомнительной оригинальности.
Конечно, тем же серьезным голосом заявил директор, которому нравилось играть на подмостках комнаты миссис Норис, играть великого и бессмертного Разрушителя.
Директор вошел в роль и смаковал каждое слово, на мгновение забыв об истинной причине своего нахождения здесь. Ему в голову даже закралась мысль прикончить старуху и забрать ее душу себе, как нечто ценное.
Но затем он вспомнил, что он не темный лорд, а всего лишь директор в клинике для душевнобольных, и его истинное предназначение не пугать всяких бесстрашных старух на закате их бессовестной жизни, а всего лишь лечить их! Искореняя сначала ту их прогнившую, незаметную простому глазу часть, которая отравляет их душу и существование. А затем искоренить и себя.
Может быть, мне уйти, миссис Норис, и прийти, когда вы перестанете общаться с Дьяволом при мне? задал вполне разумный вопрос доктор Гай.
Нет, останьтесь, доктор. А вдруг он меня пришибет, когда я отвернусь?
Уверяю вас, миссис Норис, сказал директор, я вас не пришибу.
И на том спасибо. А вы не слушаете, случайно, Моцарта? женщина не знала, как обращаться к Дьяволу. Просто «Дьявол»? Или, может, лучше «человек», «мужчина» или
И решила обращаться к нему без упоминания его статуса, просто на «вы»!
Я люблю классическую музыку, но совершенно не разбираюсь в ней, честно признался директор.
Понятно, даже Дьявол не разбирается в классической музыке, что уж говорить о простых смертных. Молодежи, например! Они знают «Битлз», но им совершенно не интересна классика. Потерянное поколение начала жаловаться старуха.
Старый деревянный стол всегда жалуется новому деревянному столу, что тот недостаточно осведомлен насчет силы ветра.
Это я старый стол, по-вашему?
А кто же еще? Не я же жалуюсь сейчас на молодежь, которая слушает «Битлз» и не слушает Моцарта, Баха и Бетховена.
Кстати, с Бахом у директора были особые ассоциации.
Я говорила только о Моцарте. Знаете, что?
Что? поинтересовался директор.
Давайте лучше послушаем музыку. Мне действительно есть, о чем с вами поговорить, неожиданно заявила старуха. Если подобные вещи заявил ей не Дьявол, а, скажем, доктор Гай или доктор Стенли, то она бы гнала их взашей из своей палаты.
Но мнение Дьявола было авторитетным для нее. На склоне лет она искала встречи с тем, кто мог бы ее выслушать, кому бы она могла пожаловаться на жизнь, докторов, санитаров, на собственных гадких детей и их внуков, даже на самого Бога.
И этот слушатель, наконец, появился. В глубине души старуха боялась Бога, но куда меньше, чем боялась себе признаться, что верит в него.
Создатель прекрасен тем, что он создает. Разрушитель прекрасен тем, что готов вечно слушать, как нечто прекрасное разрушают. Миссис Норис в своей жизни не раз разрушала прекрасное. И не раз прекрасное разрушало ее
Уходите, пожалуйста, доктор Гай. И не забудьте записать на мой счет еще одну шизофреническую опухоль. Спасибо, что зашли.
Доктор Гай молча ушел и, разумеется, никому не подумал сообщать о том, что и так уже знали все доктора в этой лечебнице. Лечащий врач миссис Норис оставил свою подопечную наедине с директором.
Странно, что директор только в самый последний момент решил представиться старухе Дьяволом и сыграть его роль. Мужчина сначала хотел предстать перед миссис Норис Шекспиром, обогатить ее пресную душу поэзией.
Но недавние события, связанные с Эрихом Бэлем, угнетали директора, запутывали, отвлекали от всех будничных дел, а самое главное от пения мертвых птиц. Директор был убежден, что Дьявол умеет слушать тишину, что он пошел еще дальше и умеет слышать пустоту сердца в пустой оболочке.
Нет, Шекспир с детства был для директора театрален и прозаичен. Прекрасный вор! Нужно было отойти от роли кого-то прекрасного и слушать только то, что подсказывает ему собственное сердце, единственный на свете предмет, который отвлекает его от того восхитительного пения.
И директор услышал. Сердце подсказало ему, кого нужно на этот раз сыграть
Когда доктор Гай покинул палату, миссис Норис встала с кровати и предложила своему темному гостю сесть на свободный стул и угоститься остывшим чаем, который, по ее мнению, был обыкновенной водой со вкусом чая.
А сама миссис Норис тем временем поставила пластинку, последнее незавершенное произведение Моцарта «Реквием». И они с Дьяволом пили холодный чай и слушали «Реквием»
5Что вы там говорили о деревянном столе? спросила вдруг миссис Норис, когда закончилась мелодия, трогающая душу.
Я сказал, что вам не стоит жаловаться на молодежь. Им виднее, от чего их душа пьянеет. Слушают «Битлз»? Пусть слушают. А вы слушайте классику.
Директор ничего не имел против «Битлз», которые в одно мгновение взлетели на самую вершину славы и пленили своими голосами весь мир.
Однако мода на «Битлз» давно прошла, еще когда директор учился в старших классах. Появились другие герои. Но почему-то именно «ливерпульская четверка» не давала старухе покоя.
По всей видимости, от «Битлз» сходили с ума ее дети, а она, в свою очередь, прививала им любовь к вечному, вот и получился конфуз.
Адольф Добельманович тоже против новомодных музыкальных групп. Он, как и я, консерватор. Замечательный человек! Надеюсь, его душу вы забирать не станете?
Мне не нужна его душа, быстро ответил мужчина в черном, представившийся своей собеседнице Дьяволом. Я буду приходить к вам по пятницам, и, к большому сожалению, у меня не выйдет с ним познакомиться. Сами понимаете, дела
Да, наверное, в пятницу он ко мне точно не придет.
А почему он ходит к вам исключительно по субботам? Этому есть причина? директор начал свою тонкую и интересную работу.
Адольф Добельманович много работает, а еще и семья старуха вздохнула. У всех работа, а у меня всегда выходной!
И вы нормально относитесь к тому, что у Адольфа Добельмановича семья? У вас с ним «свободные отношения»?
Ох, какое новомодное словечко придумали «свободные отношения». В моем возрасте любые отношения свободны. Выходить замуж я не собираюсь, детей рожать тоже, а знаки внимания галантного высокого мужчины, от которого всегда прекрасно пахнет и который, к тому же, еще и богат, льстят моему самолюбию.
Вам может показаться странным, но, несмотря на свои семьдесят лет и уродские морщины, которые портят все мое тело, я все еще женщина. А женщинам, как вы знаете, свойственно расцветать, если в них находят цветы.
Директор плохо разбирался в женщинах и совсем не понимал их хрупкую природу. Может быть, поэтому у него за сорок лет ни разу не было жены, бурных длительных страстей и полуночных разговоров «о главном».
Для директора с двадцати лет, когда он еще был обыкновенным практикантом в своей первой клинике, самым главным было предаваться тишине.
И странно, что самый лучший психиатр в этом небольшом, но прогрессирующем городке выбрал для себя занятие изображать плод чужой шизофрении, выкидыш больного мозга, а не стал, как его душе было угодно, буддистом.
Общество привыкло всегда обходить стороной те отдельные экземпляры, которые, вместо того, чтобы нормально жить и жаловаться на жизнь, предаются тишине. Словно поклоняются Дьяволу во времена Святой инквизиции.
Директора могло бы реабилитировать в глазах общества только одеяние буддийского монаха, наголо выбритая голова и поход в «сад камней».
Кстати, кабинет директора и был для него «садом камней». И, вообще, этот удивительный и необъяснимый человек, который больше своей сладкой сигары любил только тишину и переодевание в самые различные психические болезни, раскрывался всегда по-новому около своих пациентов. Словно женщина, расцветающая возле источника тепла, директор расцветал рядом со своими пациентами.
С ними ему всегда было легче, чем с докторами, санитарами, интернами. С ними он не скрывал свое настоящее «я» психа, социопата. Они не могли его осудить, цокнуть языком от недовольства или, того хуже завязать на нем смирительную рубашку и бросить доживать свой век в «сад камней» против его воли.