Бережно погладив тиснение-полукруг, под которым было изображено здание музея, сунула билеты обратно в конверт и развернула договор. Пробежала глазами первую строчку:
«Мисс Шарлотта Руа предоставляет сюжет Девушка в цепях для выставочного показа в Королевском Музее Искусств».
«Подписать и отправить с посыльным до завтра», гласила прикрепленная к договору записка.
Мой первый договор!
Мой первый договор на выставку!
Сердце колотилось так, что я не слышала собственных шагов. Поднялась в классную комнату, чтобы прочитать целиком, поставить подпись и как можно скорее передать его мистеру Ватингу (а может быть, и отвезти лично). Быстро пробежала бумаги глазами, подхватила перо, и споткнулась о последнюю строчку.
«Мисс Шарлотта Руа не возражает, что сюжет Девушка в цепях будет представлен в выставочном зале под псевдонимом Чарльз Руа».
Сначала мне показалось, что я ошиблась, поэтому перечитала еще раз. Нет, в договоре было действительно оговорено, что выставляться мне предстоит под мужским псевдонимом. Своей подписью я соглашусь с тем, что рядом с моей картиной будет табличка с именем Чарльза Руа (ничего умнее, как взять мужской вариант моего имени, мистеру Ваттингу, видимо, в голову не пришло), а это значит Значит, что представлять меня коллегам, искусствоведам и критикам никто не собирался. Равно как и разглашать мое авторство.
Поднявшись, решительно сложила бумаги в ридикюль и поспешно собралась. В этой части города омнибусы не ходили, пришлось ловить кэб: пусть это дороже, зато быстрее доберусь до места. Конечно, не было никаких гарантий, что я застану мистера Ваттинга, но подписывать договор в таком виде я не собиралась. Не окажется на месте сегодня оставлю письмо с просьбой о встрече и приеду завтра!
Мне повезло: в связи с предстоящей выставкой, директор оказался в музее. На этот раз разговаривать и препираться с сидящим за конторкой мужчиной я не стала, просто сунула ему под нос договор, и он, пробурчав что-то невразумительное, отправил меня по известному адресу. То есть в кабинет с дверью из туанэйского дерева (между прочим, безумно редкого и дорогого) и золоченой ручкой.
Когда я вошла, секретарь колдовал у подноса, источавшего аромат крепкого чая и сахарного печенья. Обернувшись на щелчок открывшейся двери, подчеркнуто вежливо, но холодно произнес:
Добрый день, мисс. Мистер Ваттинг сегодня не принимает.
Мне очень нужно его увидеть.
Нет, мисс. Только не сегодня.
Мне прислали договор
Да, конечно. Вы можете оставить его мне.
Нет, вы не понимаете. Там
Прежде чем я успела договорить, дверь распахнулась, и на пороге появился директор музея.
Джордж, сколько можно! Я просил подать чай полчаса назад
Сию минуту, мистер Ваттинг, все уже почти готово, но мисс
Взгляды мужчин скрестились на мне.
Что вы здесь делаете? сухо поинтересовался директор.
Мне принесли договор, в котором указан псевдоним Чарльза Руа. Вы собираетесь выставлять мою работу под другим именем. Раньше я бы стушевалась, но только не сегодня. Не сейчас, не в такой ситуации. Почему?
Неслыханная наглость! Мистер Ваттинг шагнул ко мне. Вы хотели выставляться, мисс Руа, и я предоставил вам такую возможность. В вашей мазне и без того достаточно провокаций, не хотите же вы, чтобы для полноты картины я еще и подписал ее женским именем?
На слове «мазня» обидно стало до слез.
В любой другой день я бы развернулась и ушла. Наверное, опустила бы глаза, как учила леди Ребекка, и просто покинула бы приемную без малейших возражений. Но сейчас только решительно шагнула к нему.
Вы не имеете права так со мной разговаривать. И подписывать картину чужим именем тоже.
Секретарь как-то подозрительно побледнел, а вот надутое, словно шар (возможно, это впечатление создавалось из-за плотно обхватившего толстую шею воротничка), лицо директора музея приобрело оттенок багряного заката.
Немедленно покиньте мой кабинет!
Он попытался схватить меня за локоть, но я отскочила в сторону.
И не подумаю! воскликнула, задыхаясь от переполнявших меня чувств. Я забираю картину с выставки, а вы вы просто недалекий шовинист!
Что-о-о?!
Вообще-то, девушка права, из кабинета раздался знакомый надтреснутый голос.
Надтреснутый, но не сломленный. Низкий, тягучий и сильный, как шум ураганного ветра, ломающего ветки и выворачивающего деревья с корнем.
Секретарь побледнел еще сильнее, мистер Ваттинг пошел красными пятнами. Я же, напротив, вросла в пол. Точнее, в паркет, элитный паркет, оставшийся здесь еще со времен графа Аддингтона. Помнится, леди Ребекка говорила, что магия никогда не бьет в одно и то же место дважды. В моем случае это правило не работало. Ну или работало неправильно, потому что шаги, утяжеленные хромотой, говорили об обратном. Месье Орман возник на пороге кабинета, тяжело опираясь о трость. Лучше бы меня и правда ударило магией: несмотря на осеннюю свежесть, тянувшуюся из распахнутых окон, жаром окатило от макушки до пяток.
Вы не имеете права подписать картину псевдонимом, если она того не желает.
Не желает?! Помилуйте, месье Орман! Это же будет форменный скандал.
Скандалы привлекают внимание, а для общественного места это всегда плюс. Если они не спровоцированы ритуальным убийством с предварительной оргией.
Секретарь прерывисто вздохнул и начал медленно уменьшаться в размерах. Я даже не сразу поняла, что он опустился на стул.
У вас у вас странное чувство юмора. Оттянув воротничок, словно тот его душил, директор музея посторонился, позволяя гостю пройти.
У меня его нет, это прозвучало по-прежнему хрипло, но с тем же успехом лезвие ножа могло вспарывать дерево, выбивая щепку за щепкой. Замените договор.
Смысл последних слов дошел до меня, лишь когда он остановился, чтобы вонзить в меня пристальный взгляд. В глубине маски глаза отливали сталью, но я словно залпом глотнула кипятка. Мгновение, что он на меня смотрел, показалось долгим, как ожидание чего-то безумно желанного. Потом он просто вышел за дверь, и я, подчинившись порыву, поспешно шагнула за ним.
Месье Орман! воскликнула я. Спасибо за все, что вы для меня сделали.
Он остановился так резко, что я едва не убежала вперед. Сейчас мы стояли лицом к лицу, точнее, лицо к маске. Мне никогда не доводилось оставаться один на один с мужчиной, тем более так близко, поэтому сейчас я отвела руки за спину, чтобы сцепить пальцы и не начать теребить волосы от волнения. Дурацкая привычка, пожалуй, единственная, от которой гувернантке не удалось меня избавить.
Я сделал это не ради вас.
Холодная стружка голоса оседала на плечах, но вот странность от него становилось все жарче.
А ради кого же?
Почему. Потому что могу.
Но вы могли этого и не делать. И не только этого, все, что вы делаете, я имею в виду выставку и прочее это очень благородно.
Вы интересовались мной, мисс Руа?
Взгляд задержался на моих губах, я почувствовала его столь же отчетливо, как если бы он их коснулся.
Не боитесь расстроить своего покровителя? Или он не из ревнивых?
Я не что?
К щекам прилила кровь. Не только к щекам, к ладоням, шее, груди и вообще, я сейчас сама себе напоминала свечку, готовую вот-вот вспыхнуть от корней волос. Как-то так само собой получилось, что рука метнулась к его лицу. Он перехватил мое запястье в дюймах от прикрытой маской щеки. Швы перчатки впечатались в кожу там, где его пальцы сомкнулись, как кандалы.
Пустите! выдохнула яростно. Пустите, или я позову на помощь.
Зовите, мисс Руа. Только в этом случае вместе с расположением графа вы лишитесь и места.
Сейчас его голос прозвучал как нахлест цепей, и я поняла, в каком положении оказалась. Сама пошла за ним, сама остановилась поговорить с мужчиной наедине. Случись кому-то выйти и увидеть нас, ситуация точно будет истолкована не в мою пользу. Кровь мигом отхлынула от лица. Как я вообще могла подумать, что в этом мужчине есть что-то благородное?
Отпустите, потребовала уже тише.
Уже лучше. Но недостаточно.
Недостаточно чего? прошептала еле слышно.
Покорности. Женщину украшает покорность, вы разве не знали об этом?
От такого заявления лишилась дара речи, а он медленно опустил мою руку вниз. Так медленно и близко к себе, что моя перчатка скользнула по его пальто. Пальцы при этом так и не разжал, дернув меня следом за собой. Мы шли рядом, но именно мне приходилось подстраиваться под его ходьбу. Несмотря на то, что он прихрамывал. И на то, что мужчина должен замедлить шаг, если женщине приходится рядом с ним торопиться.
Куда вы меня ведете?
Усилием воли заставила себя отвести взгляд от стертого маской профиля: это уже становилось неприлично. Вовремя, надо сказать, потому что его взгляд скользнул по моему лицу.
К выходу, разумеется.
Я зажмурилась. Сейчас мы вместе появимся в служебном холле, и об этом наверняка доложат мистеру Ваттингу. А мистер Ваттинг с радостью напишет графу, и Всевидящий, какой позор! Он больше не захочет видеть меня не то что рядом с Линой, но даже в своем доме. Что подумает Лина? Что скажет леди Ребекка? Пальцы на запястье обжигали, и кожа под ними горела, как в раскаленных тисках.
Пожалуйста. Отпустите.
Отпустите, пожалуйста.
Я глубоко вдохнула и сказала со всем почтением (особенно, впрочем, ни на что не надеясь):
Пожалуйста. Отпустите.
Отпустите, пожалуйста.
Я глубоко вдохнула и сказала со всем почтением (особенно, впрочем, ни на что не надеясь):
Отпустите, пожалуйста.
Видите, это совсем не сложно.
Хватка разжалась, и я резко остановилась. Щеки снова пылали, но хуже всего было то, что кожа все еще полыхала, как от клейма. Невольно потерла ее и проследила его взгляд, обжигающий не слабее недавнего прикосновения.
Если собираетесь бить, снимайте перчатку.
Что?
Перчатка, произнес он, смягчает удар. Без нее все чувствуется ярче. Особенно кончиками пальцев.
Он развернулся и зашагал дальше по коридору, не утруждая себя прощаниями. Я же смотрела ему вслед, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Смотрела, пока удаляющуюся фигуру не украл поворот, и только тогда вспомнила, что так и не вернула ему платок.
Дурацкий платок, который я постирала, отгладила и положила во внутренний кармашек сумки, чтобы отдать при удобном случае. Платок, больше не пахнущий сандалом, аромат которого я уловила еще в первый раз в кабинете мистера Ваттинга. Сандалом, и еще чем-то, резковато-сумеречным, как жаркая ночь.
Наверное, что-то у меня в голове помутилось, потому что я пролетела по коридору столь стремительно, что мне могла позавидовать «Стрела Загорья»: поезд, по скорости уступающий разве что дирижаблям. Чудом вписалась в поворот, скользнув локтем по стене, и вовремя. Орман был уже в конце коридора.