Бойко подробно рассказывает о переходе к мирной жизни, об эмиграции японцев к себе домой и о возрождении экономики, становлении образования, росте самосознания китайского народа. Не так просто выселить квалифицированных специалистов, покуда не будет подготовлена им замена. Поэтому японцы продолжали занимать руководящие посты.
Спустя годы в Китае разразится Культурная революция, а в Японии к власти придут реваншисты. Бойко так характеризует всю ситуацию: Япония в техническом совершенстве стремится в XXI век, но по политическим воззрениям остаётся в XX веке.
Спустя годы в Китае разразится Культурная революция, а в Японии к власти придут реваншисты. Бойко так характеризует всю ситуацию: Япония в техническом совершенстве стремится в XXI век, но по политическим воззрениям остаётся в XX веке.
19.02.2015 (http://trounin.ru/boiko90)
Александр Дюма «Графиня де Монсоро» (1846)
Цикл «Генрих Наваррский» | Книга 2
Читателю стоит на минуту задуматься, когда он берёт в руки очередную книгу Дюма, особенно из написанных в период между 1843 и 1847 годами. Никакой гений не мог так плодотворно излагать свои мысли, даже два гения не могли сделать такой колоссальный объём работы за столь короткий срок. Там, где Виктор Гюго пишет тридцать лет, а Лев Толстой не тридцать, но меньше, а в итоге можно держать в руках многотомные «Отверженных» и «Войну и Мир». А что мы видим у Дюма: 1843 год «Жорж», «Асканио»; 1844 год «Три мушкетёра», «Граф Монте-Кристо»; 1845 год «Двадцать лет спустя», «Королева Марго», «Шевалье де Мезон-Руж», «Дочь регента»; 1846 «Графиня де Монсоро», «Жозеф Бальзамо», «Две Дианы»; 1847 «Сорок пять», «Виконт де Бражелон». Некоторые произведения Дюма растягивал на два-три года, поскольку разумно держать читателя в напряжении, заставляя постоянно раздобывать свежий выпуск литературной газеты с продолжением похождений полюбившихся героев. И ведь все книги из данного периода это написанные для чтения в течение не одного вечера: иные затягивают на несколько дней, а то и недель, если не месяцев. Только не всё так превосходно, как может показаться на первый взгляд. Если цикл о Трёх мушкетёрах пропитан старанием автора показать действительно увлекательное повествование с проработкой персонажей, то цикл Генрих Наваррский, также известный под названием цикла о Гугенотских войнах это в большей своей части сухая историческая хроника, где Дюма уделяет большое внимание только диалогам, причём невероятно пустым по содержанию. Бесспорно, есть в сюжете несколько харизматичных героев, но трудно в них увидеть что-то действительно достойное внимания, особенно учитывая, что весь цикл имеет общими с реальностью только имена действующих лиц, чьи мотивы и мысли были изменены в угоду пера Дюма, извратившего для читателя важность происходящего с исторической точки зрения.
Временной отрезок, выбранный Дюма для «Графини де Монсоро», сам по себе содержит намёк на борьбу за власть над государством. Находящийся у власти Генрих III бездетен, он последний из династии Валуа, особо болезненно воспринимающий любой намёк на салический закон, благодаря которому его далёкие предки пришли к власти. Когда-то Филипп VI не желал отдавать власть над страной в руки английского монарха, также имевшего все права на французский престол, что также был внуком Филиппа IV, но его мать приходилась тому сыном. Именно для устранения недоразумений был придуман закон, трактующий право на власть строго по мужской линии, так и воцарились Валуа. Последующие события поставили Францию в условия возможного исчезновения с географической карты, но всё само собой образовалось. Только это не радует Генриха III, осознающего проблему передачи власти следующему правителю. Тут тебе и герцог Анжуйский Франсуа с одной стороны и король Наваррский Генрих с другой оба достойны принять регалии короля, но выбран может быть только один. Хоть цикл и относится больше к Королю Наваррскому, но самого Генриха в сюжете почти нет. Впрочем, по доброй традиции, нет в сюжете и того лица, которое громко вынесено в название книги: Дюма в очередной раз оставляет читателя с носом, повествуя о совсем других людях. Конечно, графиня де Монсоро будет показана читателю, но строго на второстепенных ролях.
Совсем неоднозначное отношение у читателя складывается к Генриху III и его придворному шуту Шико. Кажется, почему бы и не быть такой ситуации на самом деле. Но в сознание активно проникает недоверие к самой возможности подобного рода развития событий. Воспринимать короля в виде человека с мозгом маленького ребёнка, едва ли не с соской во рту, чья жизнь сводится к одним забавам, когда никто не стесняется ему указать на место, постоянно говоря, что король во Франции это шестая фигура по важности, далёкая от управления государством, являющаяся номинальным лицом. Не зря герои Дюма размышляют не столько над тем, кто же в итоге займёт трон следующим, а как сделать так, чтобы Франция перестала быть монархией, сменив режим правления на республиканский. И это всё при живом короле, дающим слишком большую волю своим приближённым. И в это же время далеко на Руси скипетр и булава находились в руках Ивана IV Грозного. Либо Дюма рисует деградирующее общество с правом считаться великосветским государством, либо Франция по своей сути была заражена червём вседозволенности придворных, не чующих, что они сидят на бочке с порохом.
Читателю может понравиться Шико язва, мудрец в колпаке и портативное подслушивающее устройство образца XVI века. Если не задумываться над его действиями, то всё может быть в порядке вещей, но если сравнивать события двадцати страниц назад и через следующие двадцать страниц, то ничего нового не происходит. Всё случается в точно том же порядке, где, прикинувшийся предметом интерьера, Шико узнаёт чей-то секрет, а дальше строит свои собственные умозаключения, предоставляя нужному человеку самостоятельно своим умом дойти до осознания важной информации. Каждый диалог в «Графине де Монсоро» не содержит ничего, кроме попыток Дюма пошутить, а каждая глава начинается с абзаца, который полностью раскрывает её суть, становящейся очевидной при углублении в повествование. На самом деле, эту книгу можно читать с любого места абсолютно ничего не потеряешь, поскольку всё понимаешь, а лишние строчки текста они действительно лишние.
Все отдыхают по-разному, а Дюма отдыхает в процессе написания проходных книг.
20.02.2015 (http://trounin.ru/dumas46)
Сачин Тендулкар «Playing It My Way: My Autobiography» (2014)
Крикет национальная британская забава, имеющая хождение в ограниченном количестве стран. На высшем уровне сборных имеют право участвовать только десять команд: Великобритания, Австралия, Новая Зеландия, ЮАР, Индия, Бангладеш, Пакистан, Шри-Ланка, Зимбабве и Вест-Индия. Причём, последний из приведённых участников это сборная из стран Южной Америки и государств Карибского бассейна. Национальные чемпионаты при этом существуют в ещё меньшем количестве государств, так, например, в Индии таковой появился только в 2008 году; и это несмотря на то, что в крикет начали играть ранее XVI века: традиции этого спорта сильны, а пробить консервативный строй не так просто. Самое удивительное, иные матчи в крикете могут длиться более пяти дней, настолько уникальными являются его правила. Сторонний наблюдатель легко найдёт много общих черт с бейсболом, что возмужал почти в одно время с крикетом, но имеет французские корни.
Автобиография Сачина Тендулкара скорее всего никогда не будет переведена на русский язык, поскольку не имеет перспектив быть хоть кем-то востребованной. А между тем, автор книги практически икона успеха для индийских спортсменов и образец возможности стать успешным для всех остальных. Имя Тендулкара значит больше, нежели чьё-то другое. Если кем и мечтают стать дети в Индии, так это Сачином Тендулкаром, а если им не хватает умений, то вполне им стоит ждать ответ в одном стиле не всем дано играть подобно Сачину. На поле Тендулкар занимал позицию отбивающего, личные достижения сделали его одним из лучших бэтсменов в истории крикета, а количество ранов (пробежек) тоже остановилось на отличном показателе.
Текст книги довольно однообразен. В основном, читатель знакомится с каждым важным матчем с участием Сачина, кое-какими примечательными событиями, выводами и обязательно сухой статистикой. Толком никогда для себя и не вынесешь, отчего же Тендулкар добился такой популярности. Особый пласт повествования отводится детству, семье, первым увлечениям, жене и собственным детям, а также травмам. Вполне обычный набор для того, чтобы читатель понял звезда спорта такой же человек, который ничем от других не отличается, кроме верно выбранного призвания в жизни. Спортивную секцию Сачин начал посещать с одиннадцати лет, а в 1988 году принял участие в первом тестовом матче на высшем уровне за сборную Индии.
Очень много эмоций от Сачина исходит во время его выездов за пределы страны, о чём Тендулкар делится с читателем. Если Пакистан вызывает чувство бесконтрольной тревоги, связанной с тяжёлыми последствиями раздела Британской Индии на два государства, сопровождаемый массовыми убийствами на почве религии и внутренних противоречий, то поездка в Великобританию показала мир роскоши, до того Сачину неведомой. Крикет объединяет врагов политических и соседей по духу, чьи границы не всегда находятся в непосредственном соприкосновении, а основываются большей частью на ощущении некогда бывшего единства.
Сачин романтично рассказывает о встрече с будущей женой в аэропорту, когда ему было семнадцать лет, делится грустью о смерти отца, радуется рождению детей, переживает травму, что мешает отстаивать цвета флага сборной, с придыханием осознаёт капитанство в ранние двадцать три года. Текст хорошо разбавлен фотографиями, поэтому читатель обязательно почувствует себя причастным к успеху: вот Сачин обнимается с английской королевой, вот крепко жмёт руку Нельсону Манделе.
Очень много эмоций от Сачина исходит во время его выездов за пределы страны, о чём Тендулкар делится с читателем. Если Пакистан вызывает чувство бесконтрольной тревоги, связанной с тяжёлыми последствиями раздела Британской Индии на два государства, сопровождаемый массовыми убийствами на почве религии и внутренних противоречий, то поездка в Великобританию показала мир роскоши, до того Сачину неведомой. Крикет объединяет врагов политических и соседей по духу, чьи границы не всегда находятся в непосредственном соприкосновении, а основываются большей частью на ощущении некогда бывшего единства.