Вся процедура заняла у наномата более двух часов; у них не было хронометра, солнце не перемещалось по небосклону, Адаму пришлось полагаться на внутренние часы организма, на то, сколько времени отмеряли крутящие кишки и удары голода. Потом Смауг умер. Замойский убедился в этом, когда, обеспокоенным долгим молчанием наномата, поднялся, приблизился, дотронулся и рептилия распалась у него под рукою тучей пыли, дерущей горло и щиплющей глаза.
Замойский раскашлялся. Анжелика даже не оглянулась она все время лежала на спине, положив руки под голову, с самого начала последовательно игнорируя Адама. Земля вокруг них начала довольно быстро менять цвет, появились трещины, бугорки, ямки, некто вспахивал твердую глыбу саванны «снизу»; некто Смауг. Адам тогда пробовал расспрашивать дракона, потом замолчал, как молчал дракон; молчали они созвучно, вытянувшись на готовящейся земле в единый ряд: девушка, воскрешенец, чудовище. Слабый ветер колыхал одинокие стебли трав.
Но вот что Замойский внезапно понял: молчание его не тяготило. Редкость, большая редкость, особенно когда молчишь рядом с лицом противоположного пола, тут всегда возникают подтексты. Но здесь ничего подобного; полный психологический комфорт. Несмотря на то что он до сих пор всякий раз видел на ее лице отражение той гримасы, что была на нем, когда она тянула за спуск. И уже не был уверен, что ощущает: отвращение или очарование?
Если бы она не была столь молодой, если бы не была настолько отчаянно чуждой происходящей из чужого мира, из чужих времен он мог бы, по крайней мере, объять ее неким конкретным чувством: ненавистью, презрением, отвращением, хоть каким-то. Но вместо того эмоциональная эпилепсия.
Она отозвалась, когда он вернулся от превращенного в прах Смауга:
Я не уверена, как именно он это устроит, но лучше сядь на место.
Только теперь он заметил, что земля там, где он сидел, окрашена в другой, более светлый цвет. Словно он оттиснул на ней негатив своей тени. Дотронулся. Что-то вроде плесени, мягкое, влажное.
Садись.
Он уселся, лег.
Он не мог одновременно удерживать свою манифестацию?
Боже, нановар без жесткого порога прироста массы?.. Нет никого столь безумного! пробормотала Анжелика.
У Замойского начали свербеть спина и ноги. Хотел почесаться и понял, что едва может поднять и согнуть руку: плесень молниеносно вросла в материал рубахи. Рубахи, штанов, ботинок он проверил по очереди конечности; сплелась даже с волосами через десяток секунд Адам не мог поднять головы.
Анжелика
М-м?
Я, кажется, пустил корни.
Не дергайся, все должно пройти без риска
И тут тряхнуло, Замойскому показалось, что задрожал весь Мешок, а пепельное небо сдвинулось, повиснув на петлях небосклона. От земли начал подниматься вонючий пар.
а значит он должен надеть на нас ремни безопасности, верно?
Распятие, совмещенное с перевариванием и похоронами живьем, подумалось Замойскому.
Когда речь зашла о шаре, вздохнул он, косясь в стороны, не знаю уж почему, но я вообразил себе круглую оболочку и гондолу снизу, мы в той гондоле Шар, нет?
Может лучше тебе перестать разговаривать, сейчас обрежут швартовы, и откусишь себе яз
Земля пнула его в спину и голову, на миг Адам потерял сознание. В себя его привело рычание ветра, воздух давил в лицо, не давая раскрыть глаза. Тело (тело, которое помнит) настаивало на большой перегрузке, кровь отливала вниз, мышцы дрожали, мозг погружался в вату. И тут Замойский подумал: а кто пилотирует? Вашингтон? Только потом пришла мысль: дух Смауга.
Потихоньку убирались с груди кирпичи, но ветер все так же склеивал веки. Замойский начал считать удары сердца, сбился после двенадцати, начал снова; сердце билось нерегулярно, не держало ритм из-за изменений силы тяжести.
Легче, легче, легче, а потом хлоп! он упал лицом вниз на что-то твердое и лишился дыхания. Еще раньше верх и низ поменяли направление, еще раньше что-то вцепилось костистыми пальцами в конечности и плечи Замойского не мягкие путы плесени, но железные оковы. Он снова не мог двигаться, единственная разница была в том, что теперь лежал на животе.
Зато мог открыть глаза.
Среброперый триворон подбирался к нему по мягкой кривизне Клыка.
Спокойно! каркнул. Потихоньку! (Остальные головы кивали согласно.)
Окружал их ядовитый фиолет неба, сдвигающегося по параболе вправо. Адам, прилепленный к Клыку сплетенной из грязи сетью, будто муха, влипшая в смоляной ствол, проворачивался спиной к пятикилометровой пропасти.
Часть II
Изменчивая совокупность условий определяет изменчивую среду. Если изменяется среда, изменяется ее Совершенная Форма. Совершенная Форма использует условия среды в максимальной степени и побеждает, и вытесняет все прочие формы.
Среды содержатся в себе: от очерченных особенными условиями до очерченной условиями наиболее общими.
Для текущей среды существует лишь одна Совершенная Форма. Совершенная Форма среды, опирающейся на условия более общие, побеждает и вытесняет Совершенную Форму среды, опирающейся на условия более частные.
В текущей среде всякое изменение Совершенной Формы означает дегенерацию.
Глава 4. Плато
UI (ULTIMATE INCLUSION), ПРЕДЕЛЬНАЯ ИНКЛЮЗИЯ
В общем значении: инклюзия с такой комбинацией физических постоянных, которая гарантирует максимальную эффективность размещенного в инклюзии логического конструкта, бо́льшую, чем эффективность конструктов всех прочих инклюзий, всех прочих комбинаций физических постоянных.
В узком значении: сам этот конструкт (логическая инклюзия)
UC (ULTIMATE COMPUTER), ПРЕДЕЛЬНЫЙ КОМПЬЮТЕР
Самый эффективный логический конструкт (на любых негэнтропианах), который можно создать, опираясь на данную комбинацию физических постоянных.
SI (SEMIINCLUSION), СЕМИНКЛЮЗИЯ
Логическая инклюзия с ограничениями, которые делают невозможным для нее выращивание френа.
ТРАНС
Трансфер минимальной порции энергии/материи между двумя инклюзиями.
Стоимость того или иного Транса описывают уравнения, принимающие во внимание физические постоянные обеих инклюзий; эта цена выражается исключительно в единицах физических величин исходной инклюзии.
ПЛАТО
Любая инклюзия из такой точки на Графике Тевье, где: (а) ее координата цены Транса минимальна; (б) ее координата времени максимальна (Время Словинского).
Наиболее эффективные Плато находятся в высших частях Графика.
Разгов.: графическая репрезентация на Графике Реми потенциальных френов, соответствующих подобным точкам отсюда название.
Внимание: платовые френы первой и второй терции возможны лишь при радикальной Деформации.
Оригинальный френ Плато находится на правом конце Плато, на Кривой Прогресса
«Мультитезаурус» (Субкод HS)
Кажется, это Малые Магеллановы. А справа, за Морским Змеем
Ты разбираешься.
Когда-то разбирался, правда. Не можешь привести это в движение?
Я в жизни не видела внутренности Клыка, даже в фильме. Кому интересны кишки машин? Это какой-то технический люк. Сам попытайся.
А если в нем нет защиты от дурака?
Ну, тогда мы удивимся.
Они находились в маленькой, прямоугольной кабине, с одним только креслом потому оба стояли. Стены кабины были мягкими, уступали под малейшим прикосновением. Оказалось, если нажать под соответствующим углом, в них открываются экранные окна, которые показывают цветные двухмерные картинки, порой в месте нажатия. Новые нажатия запускали новые функции. Таким-то образом Адам и Анжелика прокрутили на экранах сканы неба, идущие из замешочных Клыков.
Непросто найти более интуитивный интерфейс; разве что аудио но такой не работал, они пытались. Боялись наткнуться на языковый барьер. Потом заметили, что на полу выжжена инструкция из четырех пунктов. Инструкция была написана по-английски, хороший знак: Клык происходил из Прогресса Homo Sapiens.
Была она короткой, а заканчивалась пунктом:
Была она короткой, а заканчивалась пунктом:
кулак Плато
Замойский мог боксировать сколько угодно, они находились под блокадой.
Проблема состояла в том, чтобы добраться до навигационных функций Клыка. Поскольку все здесь как и во всей Цивилизации проектировали с мыслью о процессировании на Плато, дело казалось невыполнимым.
Они уже какое-то время играли с сенсорным интерфейсом, но не вышли даже за пределы базовых команд: смена точки обзора, внутренние схемы Клыка, автодиагностика и тому подобное. Когда Анжелике удалось расшифровать макрос, который закрывал люк, она обрадовалась, словно ребенок.
Все остальное, скорее всего, было вписано в соответствующие Поля Плато.
Они вышли из одного порочного круга, чтобы попасть в следующий.
А ты что скажешь?
Триворон беспомощно затрепыхал крыльями.
Память не сохррранилась, мне жаль.
Да-а, конечно.
Анжелика позволяла Замойскому свободно беседовать с наноматом и испытывать на мясистых стенах помещения любые комбинации ласк и ударов. Она наблюдала за Адамом, отступив к коридору. В ретроспекции не слишком-то могла распознать тот момент, когда сама сдалась и положилась на находчивость воскрешенца. Не желала соревноваться с ним в технозагадках: если она выиграет, то лишь еще больше его унизит; если проиграет оскандалится поражением от невежды. К тому же она прекрасно знала, что Замойский все еще ставит ей в упрек ликвидацию биологической манифестации похитителя.
Она прошла по погруженному в полумрак коридору до самого порога шлюзовой камеры; тут уселась на пол (тоже мягкий). Высунувшись, могла выглянуть в перистальтационный люк на внешнюю сторону Клыка верх, вправо, низ, через миг снова верх. Помещения вдоль его оси, за эластичным шлюзом, оставались в притворной неподвижности, но сам Клык продолжал вращаться они не сумели его остановить, наверняка это было невозможно, и в круглой раме люка попеременно мелькало небо цвета апокалиптической грозы и земля: светло-коричневый гобелен с невыразительным узором. И даже эта узкая картинка была частично заслонена, поскольку люк зарос сеткой наноматического кокона безопасности Анжелики (Замойский вошел в Клык первым).
Он все еще оценивает жизнь и смерть в абсолютных категориях, думала она. Трах-бах, on/off. Однако здесь все в отрезках, в кусках, в кривых приближения. С чисто логической точки зрения такая порционность не имеет смысла но через столько-то веков культура должна была это как-то принять, «понять». Что хоть я и умру, буду жить в новой пустышке; не я, но все же я. Субъективно это абсурд. Живу, умираю; я тут, пустышка там, тождественность чисто внешняя. Но когда человек воспитывается и живет в мире в культуре в Цивилизации, где такие вещи считаются нормой, где члены его собственной семьи, ближайшие из родственников, живут-не-живут во фрагментарных формах, где эта размытость «я» достигает в случае многократных манифестаций размеров, свойственных, скорее, объектам родом из квантовой физики, тогда он невольно «врастает» в эту ментальность; и нахрен логику. Как же вспороть настолько глубокую сеть ассоциаций?