Воздух над ним заискрился, молочно-белое сияние залило пущу окрест.
Спасибо, пробормотал он, приседая перед крестом.
Две очень ровно вырезанные доски потолще глубоко воткнута и подперта камнями, та, что повыше, горизонтальная, с выжженными вдоль нее большими буквами.
Замойский провел по ним пальцами, стирая грязь и осадок (наверняка здешний мох).
Эдвард Т. Монклавье
R.I.P.
Exoriare aliquis nostris ex ossibus ultor[13]
Значит, Монклавье тоже умер! Ох, проклятие, за это время они наверняка умерли все
За исключением меня.
Сколько трупов нашел «Гнозис» на «Вольщане»? Шесть все анабиозеры были заняты.
Тогда кто лежит здесь?
И еще: если уж оба челнока «Вольщана» покоятся на поверхности Нарвы, то как мы вернулись на корабль, как отремонтировали его и каким чудом покинули систему Гекаты?
А может мы ее так никогда и не покинули?..
Полная луна вставала над темной гладью озера как наполненный светящимся газом воздушный шар. Еще шаг, и он вспомнит
Он вскочил на ноги.
Смауг! Выкопай его!
Двуворон присел на кресте.
Что мне сделать?
Эксгумацию, черт побери!
Адам?
Он оглянулся. Анжелика, полуопершись о камень, подозрительно поглядывала то на Замойского, то на крест. Открыла рот, но слова замерли у нее на губах, когда земля, скрывающая могилу, начала на ее глазах проваливаться. Замойский заметил удивление на лице девушки и проследил за ее взглядом, снова поворачиваясь к кресту.
На самом деле земля не проваливалась, но толстыми струями растекалась в стороны. В результате, под ногами Адама возникала симметричная воронка, глубиной в полметра, метр, полтора и все глубже. Замойский отступил на два шага, граница насыпи приближалась к его ботинкам.
Электрический двуворон сидел на кресте и таращился всеми четырьмя глазами в центр воронки пока крест не закачался, не покатились окружающие его камни, а доски не упали в могилу; тогда он перелетел на камень, громко каркая.
На самом деле земля не проваливалась, но толстыми струями растекалась в стороны. В результате, под ногами Адама возникала симметричная воронка, глубиной в полметра, метр, полтора и все глубже. Замойский отступил на два шага, граница насыпи приближалась к его ботинкам.
Электрический двуворон сидел на кресте и таращился всеми четырьмя глазами в центр воронки пока крест не закачался, не покатились окружающие его камни, а доски не упали в могилу; тогда он перелетел на камень, громко каркая.
Призрачный яркий свет выжег все полутени и переходные цвета. Или Замойский только казался таким бледным, или же кровь и правда отлила от его лица, когда он увидел высовывающийся из-под последних слоев земли, обернутый грязными тряпками белый скелет?
Господи Боже.
Анжелика подошла ближе, склонилась над ямой.
Кто это?
Понятия, сука, не имею.
Она притронулась к его плечу он отступил.
Она нахмурилась.
В чем дело?
Он уже не обращал на нее внимания. Перепрыгнул открытую могилу и зашагал между папоротниками, раздвигая их и топча. Теперь стало ясно: никакие это не папоротники. Их чернота происходила не от растительного красителя но лишь от роев мелких насекомых, что полностью закрывали собой сложный крой листьев. Едва Адам их шевельнул, его облепила кружащая туча мелкозернистой тьмы. Смауг отреагировал молниеносно, сосредотачивая нанополе и сжигая насекомых, и так Замойский бежал сквозь спираль внезапного огня, секундные пожары, оставляя позади аллеи серого дыма и нагие кусты.
Есть! прошипел сквозь зубы, найдя второй крест.
Протер его рукавом и прочел фамилию похороненного.
Даниэль К. Вашингтон
Вернулся по тропе пепла. Теперь раздвигал заросли, которые успел миновать.
Третий крест.
Адам Анжелика встала за ним, когда он упал у могилы на колени, положила ладони на его плечи. Это были твои друзья с корабля, да?
Он не ответил. Мрачно таращился на кривые доски.
Адам Замойский
R.I.P.
Он везде
Но эта-то пустая, верно? прошептала она.
Идем.
Он вскочил, дернул ее, потянул следом.
Что?.. Куда?
Тут Мойтля не было. Должно быть, он сразу полетел в город.
Но те могилы.
Что могилы? рявкнул он.
Она вырвалась, стиснула губы.
Не говорили уже ничего.
В «Катастрофе», снова погрузившись в висящее кресло, в сластолюбивую хватку семиорганической сети безопасности, Замойский сумел немного расслабиться. Немного уже не стискивал зубы и не сжимал кулаки. Но когда Анжелика обращала к нему взгляд, все еще видела лицо, окаменевшее в гримасе ярости, словно Адам давился собственным гневом и сам с собой сражался, чтобы не дать пылающей злости себя понести.
Город лежал километрах в двухстах дальше, над рекой, красной от размножившихся в ней микроорганизмов. Лишенная растительности пустынная равнина, по которой текла река, тоже была цвета крови: песок, тучами гонимый по ней ветром, был песком органическим, петрифицированной формой тех же самых микроорганизмов.
«Катастрофа» летела над плоскостью темного кармина настолько высоко, чтобы не поднимать на ней кровавых туч, и одновременно настолько низко, что Адам и Анжелика видели несущуюся тень корабля, вибрирующий скат.
Башни были высотой более ста метров, и тени их тянулись по равнине длинными автострадами тьмы. Геката вертикальная зеница всевидящего бога вулканов медленно сползала к горизонту.
Когда Замойский приближался к мертвому мегаполису, снова был вечер но другой. Он рефлекторно поднял голову к верхним голограммам, темнеющему небу. Тогда он тоже ее не видел, и все же помнил, что она была здесь: сверхпланета. Сверхпланета, эфемерное детище Щелкунчика Планет, астрономический призрак, то появляющийся над Нарвой, то исчезающий без следа и без каких-либо гравитационных эффектов. Теперь Замойский помнил.
Они пронеслись над стеной, окружающей город.
Верон, если ты что-то заметишь
Конечно.
И перехват.
Веду непрерывно на всех частотах.
И?
«Проказа», похоже, не передает сигнал локализации и не отвечает на вызовы. Должно быть, стахс Мойтль отменил эти процедуры.
А может просто-напросто разбился вместе с челноком, проворчала Анжелика.
Они накручивали над руинами сжимающуюся спираль. Адам думал: «руины» поскольку под стенами и в изломах домов наросли слои красной пыли, органического и неорганического мусора, но город-то, по крайней мере, не был разрушен. Конструкции обладали четкими гранями, прямые углы продолжали оставаться прямыми углами, обломки не громоздились на улицах конусами курганов.
Впрочем, когда они так неслись над растворяющимся в тенях мегаполисом, Замойский подчинился барочным ассоциациям архитектурного плана Нарвы с древней микроплатой, электронной схемой. Дома, за исключением башен, были низкими, двухэтажными, с плоскими крышами, что скрывали под собой обширные пространства.
Казалось бы, благодаря этому найти «Проказу» будет нетрудно. Но город оказался огромным. Адам хотел увеличить потолок и скорость, войдя в более широкую спираль. Но Верон обратил его внимание на маскировочную систему челноков: черный хамелеоновый полимер сумеет раствориться на любом фоне, особенно в таких густых тенях; впрочем, программа выравнивала до фона излучение по всему спектру. Потому они продолжили лететь с постоянной скоростью.
Анжелике передалось мрачное настроение Замойского. Подтянув под сеткой босые ноги к груди, она поглядывала из-под нахмуренных бровей на затянутый масляной темнотой небосклон. Адам попытался переломить гробовую атмосферу и потянулся к девушке; но заколебался, уже поднеся кончики пальцев к коже ее предплечья, уже ощущая ауру ее тела.
Я знаю, что в этом есть какой-то смысл. В Нарве на Крюке в моей голове. В этом во всем этом. Могила, которую ты видела Даже если
Кто первый сюда доберется тот нас и получит, фыркнула она, не глядя на него. Вместе с Нарвой. Да еще и поблагодарит, что ты сам ее открыл!..
Помнишь, что ты мне говорила? Тогда, в Мешке. Что раз уж предопределено то нечего и переживать. Самое большее, будет отрезано это ответвление наших френов. Ты и так параллельно живешь во Фарстоне. Значит, по крайней мере, тем временем
Есть! Верон повесил «Катастрофу» над треугольной площадью. Садиться?
У «Проказы» не была включена маскировка. Она стояла подле стены прямоугольного дома, почти касаясь ее: веретенообразный струп тьмы на темном фоне, во мгле густой тени.
И вот уже половина Гекаты скрылась за горизонтом, Щелкунчик Планет вставал на севере Ночь на планете тайн.
Замойского сотрясла дрожь:
Садись.
Они вышли на площадь, и только тогда отчетливо почувствовали, что они пришельцы в этом мире. Было холодно, правда, но не потому они сплели руки на груди оба, Замойский и Анжелика, словно в зеркальном отражении, растерли плечи, поджали губы; не потому.
«Катастрофа» присела параллельно второй каракке. Дом был значительно ниже корабля, мачты челнока возвышались над структурой коричневого цвета. Площадь была в длину сто сто двадцать метров, потому к другим строениям Адам присмотреться не мог. Ни он, ни Анжелика не намеревались отдаляться от «Катастрофы» несмотря на опекающее нанополе, несмотря на двухголовую птаху, повисшую над их головами в электрическом ореоле.
Из-под брюха опирающейся на телескопические опоры «Проказы» опускался длинный трап, почти касаясь коричневой стены. Замойский молча кивнул. Анжелика пожала плечами.
Красная пыль хрустела под ботинками Адама, отзвук шагов плыл через большую площадь плоским эхом; Макферсон же шла бесшумно. Замойскому вспомнились кинематографические увертюры страха, так шагают пустыми коридорами безымянные убийцы. Он осмотрелся. Ни живой души. Даже то, что он топтал, было миллионами мертвых организмов. Что там рассказывала о них Джус?..
Они вошли под брюхо каракки.
Мойтль! крикнула Анжелика. Мойтль!
Замойский аж остановился.
Смауг панически раскаркался.
Ну что? девушка снова пожала плечами. Если он жив, то отзовется.
Адам подошел к трапу.
Я не уверен, за Мойтлем ли мы сюда прилетели проворчал в усы.
Что?
Он махнул рукой.
Дом был настолько невысоким, что встав на цыпочки, Замойский мог дотянуться до края его крыши. Стена гладкая, монолитная, словно полностью отлитая из единой формы; плоскость крыши выступала за ее границу на десяток-другой сантиметров, выступ этот, кажется, был чуть фигурным, тени укладывались там чуть более сложно Бывал ли я уже здесь? Знаю ли эту архитектуру? Притрагивался ли к этому тиснению?
Обгоняемый фронтом нановетра, он вошел внутрь «Проказы», Анжелика на два шага позади.