Забей, не видела ты меня нигде и никогда! крикнул Саша, у которого нервы окончательно пошли вразнос, и понесся вниз не оглядываясь.
Вот ужас, вот где ужас Впервые в жизни тебе понравилась девчонка а она твой враг. Но самое главное она твоя сестра!
День близился к вечеру. Весь его Саша провел в уходе за Ахилкой. Лотка не нашлось пришлось пожертвовать крышку от старой кухонной вакуумной хранилки. Саму хранилку Саша еще в далеком детстве нечаянно поставил на газовую плиту. Мама ее почти сразу сдернула, но поздно: хранилка продырявилась, пришлось ее выбросить. А крышка осталась. Ни к чему другому она не подходила, валялась просто так, а вот теперь очень даже пригодилась. Ахилка ее мигом освоил, а потом начал бродить по кухне, подергивая носом. Саша насыпал ему в блюдце сушеных стрекоз, но еж отвернул от них мордочку и потопал к холодильнику. Встал около него и начал требовательно фыркать.
Умный какой! Все понимает! пробормотал восхищенно Саша.
Наскреб на дне кастрюли остатки вареного мяса, нарезал сыра, яблока, положил в другое блюдце все это было принято Ахилкой с горячим одобрением, а на десерт и стрекозы сгодились. Аппетит у зверька оказался исключительный!
Потом Саша попытался провести опыт наколоть на ежиные иголки яблоко, но опыт не удался. Пожалуй, Ася сказала правду! Наверное, и про молоко было правдой, но тут Саша не стал рисковать и проверять.
Наевшийся Ахилка обошел, постукивая когтями, комнаты, выбирая себе место поуютней, забился за Сашин диван и захрапел. Причем довольно громко! Саша надеялся, что к ночи он выспится и проснется. Все-таки ежи относятся к ночным животным.
В отличие от человеческого (даже папиного!), ежовый храп не раздражал, а успокаивал. Саше даже спать захотелось! Улегся на диван, под которым храпел Ахилка, и закрыл глаза. И тотчас поплыл, поплыл сон
Снился ему парк, ночь и тишина. Снилось, будто идет он по траве к тому самому кусту, где находится дромос, и вдруг слышит из-под земли чей-то слабый-слабый голос такой слабый, что и слов не разобрать. Приглядевшись, понимает, что голос доносится из-под земли, и наконец видит откуда: из какого-то красно-черного пятна. Но вот вместо этого пятна появляется глубокая прямоугольная яма. Саша становится на колени на самом краю, заглядывает в нее и видит: на дне лежит человек, до подбородка укрытый чем-то черным. Впрочем, и волосы у него тоже очень черные, так что лицо кажется белым пятном. Внезапно человек открывает глаза и из них вырываются две струи черного дыма, свиваясь в одну. Но это уже не дым, а змея, которая устремляется к Саше. Он с ужасом отскакивает от ямы, но змея не отстает, летит к нему, разевая пасть, а над ней парит нетопырь. Внезапно он пикирует в могилу и тотчас выпархивает оттуда, сжимая в лапках бледный лоскут, но это не лоскут, а лицо того человека, который лежал в яме! Лицо, отделенное от тела, от головы, просто ЛИЦО!
Саша с воплем сел на диване, прижимая к себе подушку, словно надеясь спрятаться за ней от всей этой жути.
В комнате было полутемно за окном густели сумерки.
Сопя, фыркая и кряхтя, из-за дивана выбрался Ахилка и затопал на кухню.
Саша вспомнил, что днем еж опустошил свои тарелочки, и тоже пошел на кухню. Опять нарезал ему сыра и яблок (мясо кончилось), без всякой охоты поел и сам, да еще шлифанул прошлогодним смородиновым вареньем. На самом деле варенье Саша не любил, тем паче смородиновое, но сейчас просто необходимо было срочно успокоиться. Сладкое лучший транквилизатор, говорила мама, а уж она в сладком знала толк, недаром в их доме зефир, мармелад, шоколадные конфеты и вафли дольше одного дня не залеживались, сколько бы ни было куплено!
После варенья в желудке стало потяжелей, а на душе полегче. Саша посмотрел на часы: время приближалось к десяти. Наверное, за ним вот-вот зайдет Ангелина Богдановна. Саша переоделся в черные джинсы и черную футболку, которую пришлось искать довольно долго. Все-таки в черном он будет менее заметным в темноте, чем во всем светлом.
Время шло, но соседка не приходила. Саша забеспокоился. Не то что бы он вот так прямо рвался в бой наоборот, его ощутимо потряхивало, но ведь известно: ожидание страшного события пугает даже больше, чем само это событие!
Наконец ждать надоело. Может быть, стоит зайти за Ангелиной Богдановной? Помочь ей нести руку-воровку и еще какое-нибудь оружие для предстоящего «последнего и решительного»?
Саша посадил Ахилку в ту же самую коробку, в которой принес его от Аси, и внезапно сообразил, что не знает, где живет Ангелина Богдановна! Он никогда не был у нее в квартире. Может, это вообще в соседнем подъезде находится?
Хотя нет, вряд ли. Вчера утром Ангелина Богдановна примчалась в халате, надетом на ночную рубашку, вся растрепанная. Вряд ли она бежала в таком виде по двору из одного подъезда в другой! Значит, квартира ее где-то здесь. Но где?!
Пытаясь пробудить свою память, Саша прошелся по всему подъезду, поочередно замирая перед каждой из трех дверей на каждом из четырех этажей и качая головой. Вернулся к своей двери и остановился перед ней, чувствуя себя дурак дураком. Он знал всех жильцов своего подъезда. Он ведь вырос здесь! Но Ангелины Богдановны среди них не было и в то же время она была!
Когда она тут поселилась?
Как Саша ни старался, он так и не смог вспомнить Ангелину Богдановну до того момента, когда встретил ее в парке и впервые услышал это странное слово савватистис. Нет, еще раньше мама позвонила и сказала, что деньги на еду ему даст Ангелина Богдановна. И Саша тогда ничуть не удивился, не спросил, кто это такая, и когда увидел ее, тоже не удивился, а просто подумал, что Ангелина Богдановна иногда бывает похожа на старшеклассницу. Но только сейчас осознал, что не слышал о ней раньше, не видел ее до этого момента ни разу. Ни разъединого разочка!
Уму непостижимо Ну ладно, ее не было раньше, но потом-то она появилась! Как же ее найти?!
Стоило Саше в полном, безнадежном отчаянии подумать об этом и дверь его квартиры вдруг обвело синим пламенным прямоугольником, как это было минувшей ночью, а потом он обнаружил, что это вовсе не его дверь, самая обычная, металлическая, темно-бордовая, так называемая сейфовая, а совершенно другая: не железная, не деревянная, не «под мрамор», а самая настоящая мраморная, с бронзовыми, позеленевшими от времени полосками по углам и двумя тяжелыми бронзовыми ручками. В месте стыка двух створок мерцало знакомое синее пламя.
В горле мигом пересохло, Саша с перепугу чуть не выронил коробку с недовольно фыркнувшим Ахилкой, но все же набрался храбрости и сначала толкнул дверь, а потом, когда створки не сдвинулись с места, решился взяться за одно из бронзовых колец и потянуть на себя.
К его изумлению, кольцо оказалось не таким уж тяжелым, и дверь сразу открылась. Правда, за ней царило то же самое синее, блестящее, хоть и не ослепляющее свечение, и Саша помедлил мгновение, прежде чем решился переступить через высокий мраморный порог. Казалось дико странным, что вот это неизведанное, синее, сверкающее, непостижимое находится в двери его квартиры и, собственно говоря, в самой квартире!
За дверью никого не было, но Саше на миг почудилось, будто сквозь него что-то прошло и в то же время его словно холодной волной окатило. Он отпрянул было, но тотчас шагнул вперед и, как бы прорвавшись сквозь синий блестящий занавес, очутился в просторном беломраморном зале с высокими окнами, которые выходили в такую же сияющую синеву. Выглянуть в окно Саша ни за что не решился бы, да и не до того ему было: он увидел, что на мраморном столе, находившемся посреди зала, лежит запеленатая в скотч рука-воровка!
Вид этого скотча, такого обыкновенного для того мира, где только что находился Саша, и такого необыкновенного для этого зала, в котором было что-то нереальное, потустороннее (хотя нет, не что-то в нем все было нереальное и потустороннее!), потряс Сашу до глубины души и в то же время, как ни странно, заставил его смириться со всем, что бы ни случилось в дальнейшем, каким бы странным, пугающим и опасным грядущее ни оказалось.
Рядом с рукой-воровкой лежал небольшой нож с желтой костяной ручкой, стоял маленький глиняный кувшинчик, а еще лежала плоская восковая табличка, на которой было что-то нацарапано.
Точно такие же восковые таблички Саша видел на Крите, в Ираклионе, в Археологическом музее. В те незапамятные времена, когда до Греции еще не добрался из Египта папирус, на воске писали металлическими или каменными стилосами и хозяйственные заметки, и письма, и даже книги.
Саша не сомневался, что это все ему оставила Ангелина Богдановна. Но где она сама?!
Он осторожно взял табличку и остолбенел при виде крючков, которыми она была испещрена: «Δορογου Αλέξανδρος, δορογου Σαββατιστής! Ιδτι προτιβ βραγα τεβε πριδετςα οδνομу»
Ахилка в коробке часто запыхтел. Возможно, он тоже ничего не понимал. Вполне вероятно, между прочим!
Сначала зарябило в глазах от ужаса, потому что показалось невозможным хоть что-то разобрать, но, включив мозг, Саша увидел, что все не так уж страшно. Это, конечно, записка от Ангелины Богдановны. Она написала русские слова буквами греческого алфавита, вот в чем дело! Почему можно было только гадать. Может быть, потому, что невозможно было в этом зале писать стилосом на восковой табличке иначе В любом случае буквы эти были знакомы Саше. Во время поездки на Крит они с родителями выучили не только несколько обязательных греческих слов, вроде «калимера», «калиспера», «евхаристо» и «паракало», что значило «добрый день», «добрый вечер», «спасибо» и «пожалуйста». Они также выучили просто из любопытства! греческий алфавит, некоторые буквы которого были удивительно похожи на русские, а некоторые совершенно ни на что не похожи, особенно строчные. И сейчас Саша этот алфавит сразу вспомнил и практически запросто прочитал первую строчку: «Дорогой Александр, дорогой Савватистис! Идти против врага теве придетса одномо»
Саша вспомнил, что в греческом нет букв Б, Я, У, отсюда и взялись «теве», «придетса» и «одномо». Но разобрать эту фразу оказалось куда проще, чем смириться с ее смыслом!
То есть как это: идти против врага придется одному?! Да вы что, друзья-товарищи-савватистисы?! Сначала Савва покинул Сашу, теперь его бросила на произвол судьбы Ангелина Богдановна Но разве он справится с этой бандой вриколасов один?!