Гаврюшина голова с восторженным лаем вылетела вон и тотчас повернула назад, устремившись в обратном направлении.
Да, я и в самом деле еду не туда, сказал Сапожников. Сейчас развернусь.
Дорога была узкая, и развернуть «Скорую» одной рукой оказалось непросто. А оторваться от телефона Сапожников не решался вдруг не сможет потом связаться с Серегой?!
За спиной, внутри фургончика, что-то падало, гремело и дребезжало; даже, наверное, разлилось какое-то лекарство, потому что резко запахло чем-то противным и как бы гнилостным, но Сапожникову сейчас было не до тонкостей: боялся, что Гаврюшина голова чесанет с невероятной прытью к этому своему Валентину и он потеряет ее из виду.
Однако голова по имени Гаврюша оказалась умна! Поняв, что машина отстает, она вернулась и носилась по дороге взад-вперед, нетерпеливо ожидая, пока Сапожников снова не нажал на газ.
В свете фар Гаврюша мчался впереди со всех своих незримых лап, иногда оборачиваясь и взлаивая. Мотор ревел, Сапожников не слышал лая, но видел, как блестят зубы Гаврюши.
Чудилось, пес радостно улыбается
А может, и не чудилось!
Папа, ты уже едешь? спросил Серега. Скорей приезжай! А ты как вообще узнал, что я здесь?
Говорю же, меня доктор Краев вызвал. Он позвонил с твоего телефона. Я так понимаю, он взял тебя в заложники, хотя на самом деле ему был нужен я, потому что именно я вскрывал тело его умершего отца. Краев хотел его оживить с помощью монаха, быстро говорил Сапожников, я должен был привезти его сердце
Чье сердце? не понял Серега. Отца доктора Краева?! С ума сойти!
Такой любящий сын? раздался издалека насмешливый голос Валентина.
Вряд ли! усмехнулся и Сапожников. Отец Краева в свое время работал на закрытом прииске в Якутии, где добывались уникальные, очень крупные алмазы. Карьер был, конечно, огражден, все рабочие на выходе тщательно проверялись охраной, вплоть до просвечивания рентгеном. Казалось, вынести что-то невозможно, однако старший Краев придумал уникальный способ кражи! Он улучал момент и отправлял камни за ограду с помощью самой обыкновенной рогатки.
Рогатки! вскрикнул Серега, а Валентин только ахнул. Ну и ну!
Он заранее набил на этом руку и стрелял с невероятной меткостью в одном и том же направлении, попадая с большого расстояния в дупло высокой сосны, которая росла довольно далеко за оградой. Через год он собрал невероятную коллекцию крупных камней и уволился с прииска. Достал из дупла свою добычу и уехал. Вскоре его арестовали при попытке сбыть несколько необработанных алмазов, но он так и не признался, где спрятал камни. Потом получил большой срок и долгие годы провел за решеткой. У него был сын, который давно жил отдельно. Я думаю, старший Краев, у которого было больное сердце, стал бояться, что умрет в тюрьме, и пообещал сыну отдать богатство, если тот устроит ему побег. Доктор Краев подкупил надзирателя, который должен был помочь его отцу и бежать вместе с ним, однако в самый последний момент все раскрылось. Оба погибли. Но доктор Краев не успокоился
Сапожников осекся.
Мерзкий гнилостный запах становился все отчетливей.
Сапожников покосился назад. Посреди салона была какая-то черная лужа. Хотя нет, не лужа
Папа, ты чего молчишь? встревоженно спросил Серега.
Да я тут какую-то землю нечаянно рассыпал, воняет сил нет, с отвращением проворчал Сапожников. Ну натурально как разложившийся труп!
В следующее мгновение рассыпанная земля вдруг с невероятной стремительностью собралась в кучу. Поднялась под полом, образуя подобие человеческой фигуры, и бросилась на Сапожникова.
Папа, папа, ты где? кричал Серега. Подул в трубку: Папа!
Ответа не было.
Серега пожал плечами:
Связь почему-то прервалась.
Дрогнувший голос выдал его страх.
Да ну, ерунда, бодрясь, сказал Валентин, стараясь скрыть, что и ему не по себе от того, как внезапно прекратился разговор. Перезвони.
Серега снова набрал номер и проворчал с досадой:
Все время занято.
Значит, он сюда звонит, успокоил Валентин. Подожди, потом наберешь.
Серега подождал, перенабрал все то же: короткие гудки.
Наверное, он попал в полосу, где связи нет, предположил Валентин. Здесь такие полосы сплошь и рядом.
Серега кивнул. Его трясло так, что зуб на зуб не попадал.
Да ты что? Валентин взял его за плечи, встряхнул: Сейчас он объявится! Все будет хорошо!
Ага, сказал Серега, конечно Но только он сказал, что рассыпал какую-то землю Когда меня везли на «Скорой», эти двое очень боялись рассыпать землю! И в моем купе была рассыпана вонючая земля! И монах говорил про горсть могильной земли
Он умолк, чувствуя, что понять его трудно, но он неминуемо разревется, если произнесет еще хоть слово.
Погоди! воскликнул Валентин. Уже слышен мотор! Вон оттуда!
Серега повернулся в ту сторону, куда убежала Малинка. Но еще раньше, чем звук мотора, до него донесся отчаянный лай, а потом на дорогу вылетела Гаврюшина голова.
Погоди! воскликнул Валентин. Уже слышен мотор! Вон оттуда!
Серега повернулся в ту сторону, куда убежала Малинка. Но еще раньше, чем звук мотора, до него донесся отчаянный лай, а потом на дорогу вылетела Гаврюшина голова.
Она металась из стороны в стороны, иногда оборачивалась и огрызалась на догонявший ее фургончик «Скорой». Шерсть на затылке вздыбилась.
Водитель, низко пригнувшийся к рулю, казалось, задался целью непременно сбить Гаврюшу, однако тот был неописуемо проворен.
«Что папа вытворяет?! испуганно подумал Серега. Ведь Гаврюша за нас!»
Завидев Валентина, голова метнулась к нему и залаяла, завыла, и в этих звуках слышалась отчаянная радость, смешанная с отчаянным страхом.
Гаврюша, тихо сказал Валентин да так и сел на обочину. Ой, не могу
Ну да, он ведь в первый раз увидел такого Гаврюшу!
А Серега неотрывно смотрел на «Скорую». Сейчас дверца откроется и выскочит папа!
Но дверца не открывалась.
Серега сунул руки в карманы и стиснул кулаки, чтобы так не трястись.
Одна рука сжала горсть серебряных монет, другая Малинкину рогатку.
Что-то мелькнуло в голове, связанное с этой рогаткой. Малинка рассказывала, она ей досталась от деда
Он не успел додумать.
Дверца машины распахнулась.
Гаврюша взвыл, и в этом вое собрался весь ужас тоски, безнадежности и безвозвратности из тех темных миров, куда живому человеку заглянуть не дано к его счастью!
Валентин вскрикнул.
А Серега онемел, уставившись на выпрыгнувшего из кабины незнакомца, испачканного сырой землей, с желтовато-зеленоватой физиономией, закатившимися, незрячими глазами, с синими губами, с черной повязкой поперек лба эта повязка называется «венчик», или «похоронная лента»
Нет! Серега узнал его! Этого «незнакомца» он уже видел! Это был тот же самый мертвец, который возник в его купе из горсти рассыпанной земли!
Упырь!..
На долю секунды мертвец замер, чтобы распялить в улыбке свои синие, будто резиновые, губы, но этого мгновения Сереге хватило, чтобы выхватить рогатку, вложить монетку в жгут и выстрелить в чудовище.
Может статься, он и не попал бы алмазом в дупло сосны, как отец доктора Краева, однако в лоб упырю вмазал без промаха!
Лоб разворотило, и открылась чернота, из которой пахнуло тленом. Но Серега уже успел выхватить вторую монетку и отправить ее в цель. Потом третью, четвертую
После пятой, угодившей упырю в левую сторону груди, тот подпрыгнул, с пронзительным, устрашающим стоном разваливаясь в воздухе на части. Одна рука взлетела и, зацепившись за ветку, болталась там, бессильно перебирая скрюченными пальцами. Другие куски упырьего тела рухнули наземь и тотчас рассыпались той же самой землей, из которой мерзкая тварь была воссоздана злой магией.
Однако сейчас земля эта была подобна праху серая, тусклая, лишенная запаха, и Серега понял, что победа осталась за ним.
Но где папа?!
Серега забрался в «Скорую», заглянул во все углы.
Отца не было. Телефон валялся на полу, около педалей управления.
Серега подобрал его и положил в карман.
Уже вылезая из кабины, заметил какой-то листок, заткнутый под ветровое стекло.
Взглянул на него и аж голова закружилась, такая мутная невнятица предстала перед глазами:
«Аминь! За дар твой залазный бысти тебе, калугер, в керсту живьем ввержену и стояти изъязвлену в ужах словес моих, дондеже незапу не грянет наследок твой, чадо колена седьмого, могущий зрети нежить допреж полунощи»
Серега углядел в этой сумятице парочку знакомых слов: насчет наследка и чада колена седьмого, но сейчас было не до расшифровок какой-то ерунды, сейчас его терзало беспокойство: где папа?!
Он отшвырнул бумажку на дорогу.
Может, твой отец успел выскочить из машины и ищет дорогу к нам? предположил Валентин, подходя с Гаврюшей на руках.
Голова лизнула его в щеку и тихонько завыла.
А может, он спрыгнул неудачно, ногу сломал и лежит где-нибудь беспомощный? всхлипнул Серега. Я пойду посмотрю! Надо его найти!
Гаврюша взвыл громче.
Что? спросил Валентин, глядя в глаза головы, словно в глаза человека. Что с ним, ты знаешь? Он
Валентин осекся.
Серега понял, что Валентин хотел спросить: «Он погиб?» но не решился.
Нет, папа жив! закричал Серега сквозь слезы. Скажи, Гаврюша, он жив?!
Гаврюша закрыл глаза, продолжая тихонько подвывать.
Слушай Валентин, одной рукой прижимая к себе голову пса, другой осторожно обнял Серегу. Сейчас надо собраться с силами. Чтобы помочь твоему отцу, мы должны быть сильными, понимаешь? Надо подумать, что с ним могло произойти. Я больше всего боюсь, что этот, он мотнул головой в сторону серого праха, успел его ранить. Ты понимаешь, что это значит?
Ты думаешь, мой отец стал Серега не смог выговорить. Нет, с моим папой этого не могло произойти! Не могло!
А с Малинкой могло? тихо сказал Валентин.
Она была уже мертвая! Понимаешь? Ее монах оживил, а потому она
А может, и нет, перебил Валентин. Помнишь, ты рассказывал, что Малинка слышала наш разговор, она знала твое имя? Она тогда была жива, но без сознания! Может, даже в коме. Но живая! А монах ее просто подтолкнул к жизни. Но потом ее поцарапал кто-то из коридорных обитателей. А они уж точно упыри! И монах тебе сказал, что против этого перечеса ничто не поможет! Малинка именно после этой царапины стала такой страшной! И если твоего отца ранил упырь, то и он Я, конечно, во всей этой мистике мало разбираюсь, но давай надеяться на лучшее, а предполагать худшее, понимаешь?