Я отвернулся.
Ведьма сидела, смотрела на туман. И сама была как туман. Нечеткая.
«Пойдем», сказала мягко.
Я почему-то представил, как прошло время. Много времени. Неделя. Нет, месяц. А лучше полгода. Прошло полгода, зима уже. На дороге все так и стоит «Нива». Снег. И ни одного следа вокруг.
Скрипело. Но это уже была не машина. И не рессоры. В салоне перестали прыгать. Утомились, наверное. Или приникли к окнам, смотрят, что будет.
«Скоро все закончится».
Она тянула руку. Тонкая у нее была рука, с аккуратными овальными ноготками. Такая ничего себе. Наверное, теплая и мягкая, приятно касаться. Славный человек эта ведьма. Одета прилично. Чего мы от нее бегаем?
Скрипит. Опять они в машине прыгать стали.
Чив-чивик.
Музыкально скрипит. Может, они договорились? Чтобы синхронно скрипеть?
Я сел, оглянулся на машину. Ничего не понять, все заволок туман.
Посмотрел в другую сторону. Ведьма стояла. Юбка в полоску. Руку протягивает.
Чив-чивик.
Встал. Еще не хватало, чтобы меня женщины поднимали.
Чив-чивик, чивик-квик-квик.
Не машина. Чего ей петь как птице?
«Торопись, вплелось в мозги. Я долго ждала».
Сейчас, пробормотал и стал отряхиваться. Вон она какая чистенькая, а я на земле валялся, костер жег, чего-то все время поливал.
Квик-квик. Чиви?
В кустах. Птичка. За туманом видно не было, но я легко мог представить, как она прыгает по веточкам, вздергивает крылышками, нервно перепархивает.
Чив-чивик.
Желто-зеленая.
Ну же?
Я вновь увидел руку. Белая. Полупрозрачные пальцы. Именно эта рука захлопнула дверь дома. Желто-зеленая птичка упала.
Резко отвернулся.
«Чивик?» спросила птичка и склонила голову.
Куст. Хороший такой куст. Надежный. Я обошел его несколько раз. Ведьма за мной не бежала. Отстала. Может, надоел? Я бы на ее месте поискал уже кого посговорчивей. Тем более у нее время поджимает.
Чив-чивик.
Такая же, как раньше: желто-зеленая, тоненькие ножки, маленький клювик, глазки-горошинки. Перепрыгивает. Та, что я похоронил. Ожила. Или другая?
Ступил в куст. Ветки захрустели. Прямо у меня на глазах стали появляться цветы. Нет, не цветы соцветия. Меленькие. И запах. С горчинкой. Неприятный. Чем больше я ломал ветки, тем сильнее становился запах.
Зажигалку дать?
Я чуть не заорал от неожиданности, совсем забыл, что здесь еще кто-то может быть.
Может.
Сумерник. Стоит на порожке машины, протягивает зажигалку.
Не, не возьмет. Я опять полез в кусты. Покосился на птичку. Она прыгала по веткам, не улетала.
Я уже почти проломился сквозь куст, когда шарахнула дверь и с криком «А-а-а-а-а-а!» на меня обрушилась вода.
Совсем, что ли? Хватит! закричал двоюродный.
Удачно попало в глаза. Я разом ослеп и оглох. Оступился, потерял равновесие и рухнул в кусты. Десяток веток впились мне в спину, я взвыл, перекатываясь на бок.
Больно, больно! Адски больно! Холодная вода противно заливалась за воротник куртки, жгла поясницу. Убью эту упырицу!
«Чив-чивик?» спросила меня птичка с нижней ветки и порхнула прочь.
«Куда?!» мысленно взмолился я, пытаясь отследить взглядом ее полет. Но она мгновенно растворилась в воздухе, оставив меня перед дорогой. Улетела. Что хотела сказать? Я подпрыгнул, кувыркнулся, окончательно выбираясь из куста на свободу.
Дорога. Прихлопнул ладонью, проверяя. Самая настоящая дорога. Грунтовая, накатанная. А за мной поломанный куст с вонючими бело-розовыми цветками. Наша машина стоит в стороне, в поле, придавив стадо ромашек. За кустом Мара обнимается с канистрой. Сумерник неспешно бродит рядом.
Поехали? киваю я на дорогу.
Легко!
Сумерник долил в бак бензина, проехал через порушенный куст, с наслаждением похрустел ветками.
Я устроился на своем месте. Из нового мокро и сзади перестали орать, что я во всем виноват.
Теперь домой, да? повис у меня над плечом Чернов.
Тихо ты! прикрикнул Сумерник. И чтобы ни звука!
Видимо, они успели немного поговорить, пока я разбирался с растительностью. И разговор был серьезным. Потому что двоюродный сразу заткнулся, отпрыгнул в свой угол, засопел. Мара гремела канистрой, устраивая ее в ногах. Конечно, она была уверена, что всех спасла. Не стал ее разочаровывать.
«Тирли-пам!» заверещал сотовый.
Мы заорали. Разом. Все. Чернов еще и в мое кресло опять врезался, лось рогатый.
Машина остановилась. Мы смотрели на Сумерника. Это у него телефон надрывался.
«Тирли-пам», радостно оглашал он окрестности.
Чего вы орете? спокойно спросил Сумерник и полез в карман. Сотовых телефонов никогда не видели?
Таких никогда. Это была какая-то допотопная «Нокия» с выломанными нижними клавишами. Сумерник прищурился, глядя в крошечный экран.
Не бери, посоветовал я.
Чего? Связь появилась. Может, это по работе?
Как одним словом объяснить человеку, что это не по работе, что связь заработала только потому, что кому-то надо до нас дозвониться.
Пискнуло Сумерник нажал на кнопку ответа:
Алло.
Я отвернулся к окну. Голос полез в уши. Противно, настойчиво.
«Диииииимааааа нуууууу кууууудаааа тыыыииии?»
Алло! звал собеседника Сумерник. Алло!
«Чччччеееееегооо тыыыиии бооооишшшшшшшшьсяаааааа? Тооооолькооооо коооооссссссснись рррррууууукиии»
И тут же появилась протянутая рука. Сквозь стекло.
Когда я был маленький, мама меня хватала и тащила. Говорила: «Идем! Нам пора!» и хвать за руку. Ты ее можешь хоть под попу прятать, хоть из рукава пальто выдергивать все равно вцепится и потащит. Разные весовые категории, ничего нельзя было сделать. Но теперь-то время другое.
Сунул руки под попу пусть поковыряется, а я пока время выиграю. И про весовые категории сейчас можно было поспорить.
Алло! Да что же это?!
«Даааааайййй!»
Не ковырялась. Рука безвольно свисала сквозь стекло. Я не выдержал и толкнул дверь. Если сейчас резко открыть, собьешь ее с ног. Пускай в грязи побарахтается.
Ты куда? наклонился ко мне Сумерник, не пуская наружу.
А я и не собирался. Тупо смотрел, как ходящая туда-сюда дверь пропускала сквозь себя полупрозрачную ведьму. И ничего не менялось.
Ведьма запрокинула голову и захохотала. Жутко. Хохот рухнул сверху. Хрустнуло железо. По стеклам пошли трещины. Ахнули рессоры.
Новый хохот. Глаза у ведьмы загорелись черным, волосы взлетели, словно их поднял дикий ветер. Рот распахнут, и оттуда вылетает хохот.
Застучало.
Мы и так все сидели пригнувшись, а тут я вообще сполз под торпеду. А сверху все что-то падало и падало. На стекле стали появляться кровавые следы. Мне на колени что-то упало. В панике захлопнул дверь.
Трупики птичек. Желто-зеленые, с вывернутыми шейками. Они завалили машину, застывшие глаза с укором смотрели на нас.
Я не понял, кто это сделал, тронул ручку дворников.
С противным скрипом дворники сдвинулись с места, потащили птичек по стеклу. Я зажмурился. Мару на заднем сиденье вывернуло.
Машина прыгнула вперед. Нас всех в салоне взболтало. Я точно долетел до потолка, потому что в голове зазвенело от удара. В глазах померкло.
Я увидел комнату. Темную. Пахнет гнилью и старым трухлявым деревом. Этот запах встречаешь, когда попадаешь в древний музей в деревянным доме. Влажность и гнилье. Мерзко. После такого хочется залезть в душ и выпить газировки. Пол под ногами трещит, того гляди провалишься. Скользко. В углу кровать ладно, назовем это кроватью, тряпье какое-то навалено. В тряпье выделяется белое лицо. Прям как новая тетрадка по алгебре белейшее. Нос острый, как будто птичий один хрящик остался, загнут к губе. Щеки совсем ввалились, и от этого кожа натянулась до гладкости. Глаза черные. Смотрят. Мне показалось, что уже встречал этот взгляд.
Я тоже не сама, заговорил усталый голос. Хотела отомстить. Влюблена была. Давно. Обещал жениться. А потом уехал и забыл. Совсем забыл. Я напомнила. Пришла сюда, попросила силы. От ведьмы взяла, та умирала. Отомстила Он узнал, что это я. Конечно узнал. Прощения просил. Поздно! А я вот живу. Месть это хорошо. Можно наказать любого обидчика. Помочь хорошему человеку. Сила это замечательно. Ты сможешь сделать все что захочешь. Подумай!
Я тоже не сама, заговорил усталый голос. Хотела отомстить. Влюблена была. Давно. Обещал жениться. А потом уехал и забыл. Совсем забыл. Я напомнила. Пришла сюда, попросила силы. От ведьмы взяла, та умирала. Отомстила Он узнал, что это я. Конечно узнал. Прощения просил. Поздно! А я вот живу. Месть это хорошо. Можно наказать любого обидчика. Помочь хорошему человеку. Сила это замечательно. Ты сможешь сделать все что захочешь. Подумай!
И руку опять протянула. Я хотел отойти. С ногами что-то произошло, я поскользнулся и рухнул на противный липкий пол. Щекой припечатался. Бррр, мерзко. В нос шарахнул запах.
Дима!
Запах. Еще и по щеке вдарили.
Ты чего?
Вот так открываешь глаза, а перед тобой например, мама. Хорошо. Или кто еще? Да хотя бы Витек, мой сосед по парте. Тоже норм. Но тут передо мной была Мара, я чуть опять сознание не потерял.
Она хлопала меня по щекам и что-то совала в нос. Весь пузырек пыталась засунуть. Я отпихнулся:
Отвали!
Димка! Ты чего? Димка! звал Чернов.
Ничего, ответил я и чихнул.
Во настойчивая баба, вздохнул Сумерник.
Мы стояли на поле. Лобовое стекло было треснуто в нескольких местах и загажено так, словно мы немножко искупались в яме с отходами. Пахло соответственно.
Мара села ровно и с видом полного удовлетворения спрятала в свой рюкзак пузырек.
Может, воды наберем? предложил Чернов.
Сумерник медленно опустил стекло со своей стороны.
Что там в книжке было? Дошли они до Изумрудного города?
Дошли, и не один раз, ответил я. С голосом была беда.
Волшебник помог?
Не-а. Я снова чихнул. По телу побежали приятные мурашки. Вроде все цело, вроде живой. Он их кинул и домой на шаре улетел. А они уже сами выбрались.
И как же?
Они пошли к доброй волшебнице.
Волшебнице, значит.
Мы помолчали. Как ни крути, а без волшебницы тут не обойтись.
Мара возилась сзади, возилась, возилась и вдруг выдала:
Дороти не волшебница домой отправила. Она сама. У нее все время были волшебные туфли. Серебряные. Они ее домой и перенесли.
Машина пошла ходуном, потому что все стали осматриваться. Я ничего не своего не нашел. Проверил ноги кроссовки мокрые, шнурки приварились от грязи. Джинсы Я так и представил маму, которая увидит меня в таких кроссовках и штанах. Может, лучше сразу к ведьме? Я хотя бы мучиться буду меньше. Футболка моя. Куртка. В кармане что-то было, но теперь уже мокрое и не понятно что. В верхнем кармане. Ветка какая-то лежит. Я похолодел. Ничего туда не клал. Я вообще с ботвой не очень дружу.