Лицо утёрли мокрой тряпкой. Пахнуло несвежим. Я дёрнула головой, отгоняя дурманный сон, и открыла глаза. На меня уставилась косматая бурая морда. Громадная пасть распахнулась, обнажив клыки, и протяжно рыкнула. Я затаила дыхание, не смея шелохнуться.
Медведь принялся слизывать запёкшуюся кровь с моего лица. Сейчас откусит. Буду без лица, как Айка без руки. А потом Вейас загонит мне в спину нож из жалости. Нет! Нельзя сходить с ума.
Зверь замер. Бездонные глаза смотрели так проницательно, почти по-человечески.
О, великий хозяин тайги, отец Дуэнтэ, заговорила я, перебирая в памяти нянюшкины сказания. Слова молитвы приходили сами: Именем твоей милосердной жены Калтащ, золотой бабы, заклинаю, прости, что пролила невинную кровь в твоём лесу. Я искуплю её кровью демонов и благими деяниями во славу всей земли мидгардской.
Медведь поднялся во весь рост и закрыл небо. Спина прогнулась. Рёв ударил по ушам. Передние лапы колотили воздух. Сейчас медведь меня задерёт. Просить бесполезно: чужая стихия не знает пощады. Это наказание за то, что убила Айку.
Брат мой, Ветер, спаси, умоляю, зашептала я трясущимися губами. Глаза застлала пелена мутных слёз. Я не хочу умирать!
Налетел ветер, поднял в воздух прошлогоднюю листву и швырнул в косматую морду. Медведь вскинул голову и уставился в небеса. Неподалёку залаяли собаки. Он неуклюже развернулся и скрылся в густых зарослях малинника.
Я измученно выдохнула. Пустая, словно выеденная скорлупа. Выжженная и мёртвая, как земля после пожара. Ни мысли в голове, лишь тупая апатия и ломящая боль в окаменелых от напряжения мышцах. Надвигалась тьма, но лес не отпускал, будоражил шорохами и запахами. Собаки лаяли совсем рядом, спугнули какую-то птицу. Затрещали ветки кто-то ломился через чащу. Над ухом раздался возглас:
Она здесь, Вей, быстрее!
Лайсве! меня обняли и встряхнули жёсткие руки. Ты в порядке? Что случилось?
Я прищурилась в лучах яркого солнца. Кто этот высокий стройный юноша?
Да ты вся мокрая, он принялся стягивать с меня одежду. Я соображала, как сонная муха, а двигалась и того медленней. Вместо протеста получилось нечленораздельное мычание. Резкий рывок отозвался такой болью, что я чуть не упала в обморок.
Оставь её! я с облегчением узнала возмущённый голос Вейаса.
Я хотел помочь! Она сильно ободралась, а на затылке шишка с кулак. Надо её согреть и отвезти к целителю, оправдывался незнакомец. Я ему не верила.
Я её брат, а ты чужой. Занимайся лучше своими гончими, Вейас оттолкнул его в сторону.
Снова залаяли собаки, сучья затрещали под тяжёлыми шагами. Почему так громко?
Тише, родная, зашептал Вейас. Я с тобой теперь всё хорошо.
Он развязал тесёмки на рубашке, вынул мои руки из разодранных рукавов и стянул превратившиеся в лохмотья штаны. Получалось только тихо стонать, когда брат случайно задевал ссадины и синяки. Вознаграждением за пытки стал плотно обёрнутый вокруг меня плащ, который ещё хранил тепло Вейаса. Лихорадочные мысли постепенно приходили в порядок.
Заставила же ты нас поволноваться! Ещё повезло, что у Петраса свора гончих оказалась, иначе ни в жизнь тебя в этих лесах не нашли бы, Вей поднял меня на руки.
Значит, это был наш кузен. Я помнила его сопливым мальчишкой, всего на год старше нас с братом, а сейчас он стал такой взрослый и важный.
Не расскажешь, что произошло?
Я спрятала лицо у него на плече, хотела укутаться в родной запах, как в плащ.
Ну и ладно. Ты жива это главное. Целитель тебя быстро на ноги поставит, вот увидишь.
Прости, в горле будто встал сухой ком и царапал изнутри. Я думала, что буду помогать тебе, но только мешаю. Лучше найди более смышлёного компаньона.
Перестань! брат потащил меня к дороге. Без тебя я бы никогда не отважился на это путешествие. У тебя хорошо получается вдохновлять на подвиги.
Что, лучше даже, чем у селяночек на сеновалах?
Рядом с братом страх отпускал, словно Вей был моей бронёй. Надо забыть и не думать, не вспоминать произошедшего. Никогда больше!
Селяночек в Мидгарде, что грязи, а сестра у меня одна. Никто с тобой не сравнится.
Сделалось совсем спокойно. Вей поудобней перехватил меня за талию. В просветах между деревьями виднелись роющие копытами землю лошади и снующие вокруг них поджарые псы.
К тому же, возможно, и не придётся в Хельхейм ехать, Вейас усадил меня в седло впереди себя и направился вслед за Петрасом.
Я уснула в самом начале дороги и очнулась, лишь когда брат снимал меня с лошади и нёс к спрятанной посреди соснового бора усадьбе.
Я уснула в самом начале дороги и очнулась, лишь когда брат снимал меня с лошади и нёс к спрятанной посреди соснового бора усадьбе.
Охотничий домик, пояснил идущий впереди Петрас и распахнул дубовую дверь. Здесь удобнее, чем в моём замке в Будескайске, и не надо беспокоиться, что кто-то из слуг донесёт ищейкам или вашему отцу.
Вейас устроил меня на приземистой лежанке, накрытой соломенным тюфяком, спеленал шерстяными одеялами и подложил под голову побольше подушек. В камине напротив потрескивали смолистые дрова. Вей взялся за кочергу и принялся шевелить их, чтобы разжечь пламя сильнее.
Кузен скрылся в глубине дома. Должно быть, разыскивал следившего за хозяйством слугу. Раздались возбуждённые голоса.
Я уже не мальчик, а вы не мой наставник, чтобы меня отчитывать! Я хозяин и лорд, всё будет по-моему!
Ответа я не расслышала только успокаивающий, миролюбивый тон, похожий на тот, каким нянюшка усмиряла наши с братом детские истерики. Наверху затопотали и бегом спустились по лестнице. Вейас обернулся.
Я договорился за Лайсве присмотрят. Перекусим и будем выдвигаться. Нас уже ждут, обронил Петрас и снова ушёл.
Вы уезжаете! разочарованию не было предела.
Конечно, Петрас поможет Вейасу гораздо больше, чем я. Все уверения вранье, чтобы не расстраивать и без того побитую сестрицу.
Вернёмся к ночи. Я обещал Петрасу кое в чём подсобить, Вейас погладил меня по волосам, напоминая отца.
Как он там один? Совсем, похоже, истосковался, раз решил пустить по нашему следу ищеек. Может, стоит вернуться и забыть обо всём. О боли, вине и страхе, что грызли меня изнутри, даже когда я старалась отгородиться. Но нет, повернуть время вспять не удастся, как и перечеркнуть пройденный путь. Айка и Лирий теперь всегда будут в моих мыслях и сердце.
Не грусти, брат ущипнул меня за щёку, как в детстве, и последовал на кухню за Петрасом.
Долго оставаться одной не пришлось. По лестнице спустился невысокий мужчина в просторных штанах и рубахе из белёного льна. Обещанный целитель Петраса? Лицо у него было плоское и круглое, как блин, смуглое, с узкими раскосыми глазами. Тёмные, побитые сединой волосы связаны в тонкую косицу, спускающуюся до середины лопаток. Рукой он опирался на узловатую клюку с медвежьей головой вместо набалдашника. Я передёрнула плечами, вспоминая, как хозяин тайги облизывал моё лицо. Взгляд у этого целителя был такой же цепкий, пронзительный, изучающий.
Он водил надо мной руками, широко растопырив длинные пальцы. Ничего необычного в его жестах не было так делали все целители, но мне почему-то стало не по себе. Сдавленно закряхтев, он опустил ладони.
Нужно вернуть девочку отцу: она очень истощена, крикнул он.
В дверном проёме показался Петрас.
Юле, мы ведь всё уже обсудили, он оперся плечом о косяк и сложил руки на груди. Вылечи её. В конце концов, должен же ты своё содержание отрабатывать. Остальное тебя не касается. Обратился к моему брату: Едем.
Кузен направился к выходу, Вейас вышел следом, дожёвывая кусок хлеба и запахивая плащ.
Удачи, куда бы вы ни шли, я протянула к брату руку.
Он полуобернулся и подмигнул мне уже у двери.
Шустрей! Упустим время они уйдут, забранился с улицы Петрас, и Вейас поспешил за ним.
Молодость-молодость, земля на отцовской могиле не остыла, а он уже властелином Мидгарда себя возомнил, покачал головой целитель, глядя на дверь, за которой скрылись мальчишки.
Я поднялась на локтях, чтобы получше рассмотреть его. А вдруг он, как Лирий? Выпутавшись из одеял, я забилась в самый угол кровати у стены. Нет, так нельзя, я не должна бояться каждой тени, иначе сойду с ума и стану для Вейаса ещё большей обузой.
Вас зовут Юле? заговорила я, чтобы отвлечься от кошмаров и увериться, что мои страхи пустые. Необычное имя. Вы не из этих краёв?
Юле-икке, если полностью, говорил он правильно, только картавил и тянул слова. Я родился на крайнем севере, у самой Червоточины, в племени утгардских оленеводов. Только не осталось их совсем. Тоже молодость из тундры выгнала, заставила судьбу на чужбине искать.
Он с досадой махнул рукой и ушаркал за дверь на кухню. Надо же, из самого Утгарда не думала, что там кто-то живёт, тем более Сумеречники. Юле вернулся с чашкой дымящегося отвара и протянул мне. Я с опаской принялась вертеть её, принюхиваясь к парам: корень валерьяны, солодка, мята, масло облепихи лишь ничтожную часть ингредиентов удалось узнать, но отравой они не показались. Я решилась глотнуть. Напиток обжёг горло и быстро согрел, обволок изнутри мягкостью и спокойствием. Глаза начали слипаться, и я обмякла на кровати, растеряв остатки настороженности.
Расскажите про север, попросила я, разглядывая подёрнутое сеточкой морщин лицо.
Ммм? удивился Юле, но всё же заговорил, наблюдая, как я медленно, глоток за глотком опорожняю чашку. Там снег. Его так много, что в некоторых местах он не исчезает даже в середине лета. Полгода там властвует солнце и полгода луна. Горы так высоки, что подпирают собой небо и пиками достают до парящих в облаках городов первостихий. Ущелья опускаются так глубоко, что на их дне бурлит Сумеречная река, неся души к новому перерождению. Она единственная не замерзает, даже когда океан сковывает толстая корка льда, а воздух становится густым и плотным настолько, что гудит и с треском двигается даже без ветра. В полугодовую ночь в небе появляется огненная корона. Зелёные, синие и красные полосы сливаются в диком танце, изгибаясь зубастыми волнами, и пульсируют под музыку сфер мироздания, но ухо ничего различить не может. Человека охватывает безумие, и он следует за Северной звездой через семь Врат червоточин. А дальше, внутри подземного лабиринта, его уже ждёт новорождённый демон, чтобы полакомится вдоволь, прежде чем выбраться на свет мидгардский.